[467] В то же время Маркс и Энгельс получили поддержку со стороны членов Русской секции в борьбе против Бакунина и его сторонников.
В 1869 г. по делу С. Г. Нечаева был арестован народник Г. А. Лопатин. Получив паспорт на чужое имя, он, однако, сумел скрыться от своих стражей, но не осел на дно, а занялся организацией побега из ссылки полковника П. Л. Лаврова, осужденного после покушения Каракозова. Лавров отбывал ссылку в Вологодской губернии: сначала в Тотьме, затем в Вологде и Кадникове. Пятнадцатого февраля 1870 г. Лопатин вывез Лаврова из Кадникова буквально под носом полиции. Перед побегом Лавров радикально изменил внешность: коротко постригся, сбрил усы и бороду. На тройке в сопровождении Лопатина, переодетого в форму штабс-капитана, они отправились в Вологду. По дороге тройка обогнала коляски начальника Вологодского ГЖУ подполковника Е. Ф. фон Мерклина и тотемского исправника Алексеева, которые ссыльного не узнали. После этого Лавров и Лопатин отправились в Петербург, а затем в Париж, где были приняты в ряды I Интернационала.
Начальник Вологодского ГЖУ вынужден был признать, что революционеры его переиграли.
«Подобного побега, – докладывал фон Мерклин, – подобной ловко задуманной и исполненной штуки я не видел. Кадниковские жандармы донесли мне, что Лавров отправил по почте ящик с книгами, затем другой и третий, наконец, ящик с платьем. Я заподозрил, что дело неладно. <…> Доношу об этом. Велят усилить надзор. Я предписываю жандармам по очереди дежурить всю ночь у квартиры Лаврова. Они, конечно, дежурят и после побега заявляют, что по ночам в неделю побега видели, что ходил взад и вперед по кабинету <…> тень его двигалась по шторам. Никто к нему <…> не приезжал, вообще ничего особенного в это время не произошло, и как он исчез, они не знают. Что он уехал на лошадях – это несомненно, но на каких и с кем – этого невозможно было узнать, несмотря на самое строжайшее расследование».[468]
Во время франко-прусской войны 1870–1871 гг. Россия осталась нейтральной, так как Александр II помнил оскорбление, нанесенное ему в Париже. Адольф Тьер, в то время депутат Законодательного корпуса, будучи направлен в Россию Правительством национальной обороны, умолял канцлера Горчакова о вмешательстве в войну с Пруссией, но все было тщетно. В результате Франция потерпела поражение, одним из результатов которого стало восстание 18 марта 1871 г., которое привело к созданию Парижской коммуны (революционное правительство, во главе которого стояли объединенные в коалицию социалисты и анархисты, просуществовавшее с 18 марта по 28 мая 1871 г.; первый образец диктатуры пролетариата в истории).
Противостояние Парижа и Версаля приняло форму гражданской войны, которую парижане проиграли. Парижская коммуна и коммуны в Марселе, Лионе, Тулузе и других городах были подавлены из-за нерешительности рабочих в борьбе с контрреволюцией.
«Парижское восстание потерпело неудачу в обороне города вследствие совокупности целого ряда неблагоприятных причин. Важнейшая: стихийно возникшее, оно было вынуждено – в самые горячие первые дни, когда можно было многого достигнуть, действуя активно, наступая, а не обороняясь, – вместо того чтобы решать военные проблемы, решать проблемы власти. И с образованием коммуны не создалось необходимого для военного дела единоначалия или, по крайней мере, единомыслия центральной власти, дающей определенные директивы командованию. Эта власть находилась и у коммуны, и у центрального комитета национальной гвардии. Распоряжения шли из двух источников, иногда противоречащие и всегда несогласованные между собой. Политическая борьба внутри круга лиц, стоявших у власти, поглощала все их внимание, на долю же военного дела оставалось мало, даже в те дни, когда противник начал вступление в город. В итоге вооруженная борьба с начала и до конца велась под знаком неорганизованности.
Национальное собрание и Тьер также были захвачены врасплох стихийностью революции Парижа, выбросившей их в Версаль с небольшим количеством не совсем надежных в политическом отношении войск. Но прошло несколько дней, и Тьер, фактический властелин и распорядитель решениями национального собрания, распоряжается и действует единолично, что позволяет ему в короткий срок организовать армию, способную наступать даже против братского Парижа».[469]
Девятнадцатого мая 1871 г. Александр II утвердил «мнение» Госсовета «О порядке действия чинов Корпуса жандармов по исследованию преступлений». Возможно, этот закон, позволявший жандармам производить обыски и осмотры помещений, опечатывать бумаги и высылать неблагонадежных под надзор полиции в административном порядке, был принят под влиянием революционных событий во Франции. Полицейские чины и гражданские служащие обязывались оказывать содействие жандармам. Все дела по политическим преступлениям и сведения, добытые при перлюстрации, сосредотачивались в секретном архиве Третьего отделения. «Алфавит лиц, политически неблагонадежных» и фототека систематически обновлялись.
Закон 1871 г. частично подтверждал полномочия жандармов, ранее прописанные в секретных инструкциях Третьего отделения. Некоторая расплывчатость отдельных его формулировок была обусловлена стремлением сохранить возможность дальнейшего издания секретных инструкций. Между тем, несоответствие текста открытых и секретных инструкций приводило чиновников в тупик. «Когда в гласной инструкции читаешь, что жандармы не имеют права вмешиваться в дела судебные, а в секретной говорится, что они это право имеют, то как не встать в тупик»,[470] – писал начальник главного управления Наместника на Кавказе барон А. П. Николаи.
Борьба с политическими противниками самодержавия осложнялось и тем, что в конце правления Александра II вновь заметно усилилась конкуренция между МВД и Корпусом жандармов, а это также не способствовало улучшению работы силовых институтов Российской империи.
В 1871–1873 гг. деятельность политической полиции в целом была мало результативной. При аморфности революционного движения взять его под полицейский контроль было практически невозможно. Тем не менее для осуществления наружного наблюдения при чрезвычайных обстоятельствах использовались даже чины Охранной стражи. Например, осенью 1872 г. во время стачки рабочих на Кренгольмской мануфактуре десять унтер-офицеров стражи были направлены в районы Московской и Нарвской застав, на Васильевский остров и Выборгскую сторону, где в течение недели они вели наблюдение за настроениями петербургских рабочих совместно с филерами Третьего отделения.
К успеху Заграничной агентуры Третьего отделения следует отнести обнаружение С. Г. Нечаева, который в итоге был арестован швейцарской полицией. В 1872 г. он был выдан России как уголовный преступник, в 1873 г. приговорен к двадцати годам каторги и впоследствии скончался в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.
Летом 1871 г. кружок чайковца Марка Натансона (псевдоним – Бобров) объединился с женским кружком самообразования А. И. Корниловой и С. Л. Перовской. К ним примкнули С. М. Кравчинский, С. С. Синегуб, Д. А. Клеменц, Н. А. Чарушин, Л. Э. Шишко и др. Центральный петербургский кружок объединял около шестидесяти человек. На федеративных началах к нему примыкали московский (Л. А. Тихомиров, Н. А. Морозов, М. Ф. Фроленко), одесский (Ф. В. Волховский, А. И. Желябов) и киевский (Я. В. Стефанович, П. Б. Аксельрод) кружки. В 1872 г. члены подпольной организации приступили к образованию рабочих кружков с целью подготовки пропагандистов для работы в деревне. В Петербурге и Одессе такие кружки объединяли около четырехсот рабочих. Впоследствии члены рабочих кружков – В. П. Обнорский, Ф. И. Кравченко и др. – стали создателями первых пролетарских организаций: «Южнороссийского союза рабочих» и «Северного союза русских рабочих».
Опыт пропагандистской работы был обобщен П. А. Кропоткиным, который впоследствии станет ведущим теоретиком русского анархизма.
В начале 1870-х гг. анархистских взглядов придерживалась значительная часть народников. (Напомним, что анархизм, от греч. anarchía – безвластие, – общественно-политическое течение, основные идеи которого состоят в отрицании всякой государственной власти при неограниченной свободе каждой личности.) Программные и тактические установки анархистов были сформулированы Бакуниным в книге «Государственность и анархия» (1873). Уверенный в глубинной революционности крестьянских масс, Бакунин утверждал, что поднять любую деревню на бунт «ничего не стоит». Характерными чертами русского анархизма тех лет были вера в крестьянскую общину как основу социализма и близкую социальную революцию в России, которая должна произойти в результате всеобщего крестьянского восстания.
Сам Бакунин и его сторонники на Гаагском конгрессе I Интернационала (2–7 сентября 1872 г.) были исключены из его рядов как проводившие тайную деятельность с целью раскола организации. В связи с неблагоприятной обстановкой в Европе, где господствовала реакция, а также опасением, что английские реформисты и бланкистские сектанты смогут захватить руководство Генеральным советом, последний был переведен в Нью-Йорк и полностью обновлен: основное ядро Генерального совета образовали руководители Североамериканской федерации – Ф. А. Зорге, Ф. Больте и др. В письме к Зорге в сентябре 1873 г. Маркс отмечал: «Принимая во внимание положение дел в Европе, я считаю безусловно полезным временно отодвинуть на задний план формальную организацию Интернационала <…>. События и неизбежное развитие и усложнение обстановки сами позаботятся о восстановлении Интернационала в улучшенной форме».[471]
Официально I Интернационал был распущен в 1876 г. решением Филадельфийской конференции.