Между тем спецслужбы России и Франции внимательно следили за деятельностью эмигрантов-террористов, и, когда те начали производить под Парижем опыты с «метательными снарядами», французские власти по требованию русского посла произвели обыск у двадцати эмигрантов. Были найдены разрывные снаряды нового образца, взрывчатые вещества, оболочки для бомб, химические реактивы и обширная переписка. В результате обысков удалось получить доказательства связей парижского кружка с организацией Кочаровского. Членов последней начали арестовывать с Пензы, где в то время находились главные руководители организации. Обыски прошли во многих городах, всего к дознанию были привлечены 63 человека. После разгрома группы Кочаровского в российском революционно-террористическом подполье наступило временное затишье.
В 1890 г. совместными усилиями сотрудников французских и российских оперативников во Франции была раскрыта мастерская по производству «метательных снарядов». Это событие имело серьезные политические последствия: после осуждения террористов французским судом началось постепенное сближение России и Франции. За эту операцию Рачковский получил чин губернского секретаря и орден Анны 3-й степени.
После репрессий 1889–1890 гг. многие российские эмигранты перебрались из Швейцарии и Франции в Лондон. К началу 1891 г. в столице Великобритании обосновались Н. Чайковский, С. Кравчинский, Ф. Волховской, Л. Шишко, В. Бурцев, М. Гармидор, И. Дембский и др. Результатом их деятельности стало образование в Лондоне в 1890 г. английского «Общества друзей свободы в России», которое наладило издание журнала «Свободная Россия». Годом позже там же был основан «Фонд вольной русской прессы» для помощи русским эмигрантам, проживающим за границей. В Америке Гольденберг и Лазарев образовали «Общество американских друзей свободы в России» и стали выпускать отдельное издание «Свободной России». Затем «Свободная Россия» издавалась на немецком языке в Швейцарии. В Париже в конце 1891 г. по инициативе П. Лаврова образовалось «Общество борьбы с голодом», в воззваниях которого указывалось, что постигший Россию в 1890–1891 гг. голод есть результат правительственной политики.
Покушение на наследника престола было совершено не в России и не революционерами, а самураем в далекой Японии. Двадцать третьего октября 1890 г. цесаревич Николай Александрович с большой свитой «золотой молодежи» отправился в длительное морское путешествие в Египет, Индию и Японию; завершиться оно должно было ознакомлением с Дальним Востоком и Сибирью. Покушение, которое могло изменить ход российской истории, произошло 29 апреля 1891 г. в городе Оцу, расположенном неподалеку от древней японской столицы Киото. Князь В. А. Барятинский бывший свидетелем события, пишет:
«Узкие улицы были наполнены народом, стоящим по обе стороны; впереди толпы, шагах в пятидесяти друг от друга, находились полицейские. Впереди цесаревича ехали губернатор и полицмейстер, сзади же принц Георг, принц японский Арисугава и потом вся свита, друг за другом, по одному в каждой джинрикше. Ехали довольно быстро. На одной из главных улиц полицейский нижний чин в форме внезапно подбежал сзади к экипажу Николая Александровича и нанес ему удар саблею по голове. Цесаревич выскочил вперед к стоявшей толпе, злодей обежал экипаж кругом с видимою целью догнать великого князя. В это время подбежал принц Георг и ударил злоумышленника палкою по голове, что побудило его обернуться к стороне принца. Тогда один из японцев, везший джинрикшу, сшиб его с ног, а его товарищ выхватил его же саблю и ударил его ею по шее, причинив ему сильную рану».[530]
Опираясь на приведенные воспоминания, некоторые исследователи полагают, что наследника российского престола спасли граждане, к охранным службам отношения не имевшие. Что касается принца Георга, по нашему мнению, это соответствует действительности. Но в отношении граждан мы не можем быть столь категоричными. В Японии существовали древние традиции охраны важных особ, и мы оставляем за собой право считать, что рикши, перевозившие высоких гостей, были тщательно проверены японской полицией на благонадежность и, возможно, имели некоторую специальную подготовку. Кроме того, в практике работы секретных служб нередко применяется маскировка охранников под обслуживающий персонал. Поэтому не исключено, что рикши были не просто доверенными лицами полиции и даже не замаскированными полицейскими, но сотрудниками специального подразделения охраны. Главную ошибку допустили те, кто обеспечивал безопасность на некотором удалении от эскорта, – они не должны были допустить приближения посторонних лиц к охраняемой персоне, да еще со стороны спины.
Заметим, однако, что и поведение цесаревича и его свиты было далеко не идеальным. Наследник и его спутники много пили и не раз проводили ночи в местах, куда обычно заходят матросы, – так писали в то время японские газеты. По словам посла Японии в Петербурге Т. Нисси, накануне покушения Николай посетил в Оцу культовое заведение с гейшами, имевшими охрану. Неподобающее, по мнению хозяев, поведение цесаревича дало повод полицейскому Сандро Цуда пустить в ход саблю.
Навестить пострадавшего гостя из Токио в Киото спешно прибыл сам император Муцухито; он лично зажег спичку и поднес огонь прикуривавшему наследнику, но эти беспрецедентные сигналы к установлению дружеских отношений не были восприняты в Петербурге должным образом. Более того, к унаследованному от отца «державному презрению» к японцам у Николая примешалась и личная обида. Именно в этом содержится одна из причин будущей русско-японской войны и, в итоге, русской революции 1905 г.
Одним из основных источников информации об антиправительственных организациях в царствование Александра III являлось наружное наблюдение. Лучше всего в России на тот момент оно было организовано в Московском охранном отделении.
Московская школа «наружки» обязана своим успехам Е. П. Медникову, поступившему в 1881 г. на службу в полицию в чине отставного старшего унтер-офицера. Впоследствии генерал-майор Корпуса жандармов А. И. Спиридович писал о Медникове: «Природный ум, сметка, хитрость, трудоспособность и настойчивость выдвинули его. Он понял филерство как подряд на работу, прошел его горбом и скоро сделался нарядчиком, инструктором и контролером».[531]
В 1888 г. Медникова назначили заведующим наблюдательным составом Московского охранного отделения. Благодаря его личному профессионализму и профессионализму его людей были выявлены и предотвращены многие акции революционеров не только в Москве, но и во многих других городах Российской империи.
Качество работы московских филеров было настолько высоким, что министр внутренних дел с похвалой отозвался об их дисциплине, осторожности и последовательности в деле наблюдения. Филеры, однако, не являлись государственными служащими. В лучшем случае они числились городовыми, урядниками или околоточными надзирателями, что не могло не сказаться на моральном состоянии этих людей. Еще одним недостатком секретных служб при Александре III была неудовлетворительная работа по вербовке и использованию внутренней агентуры
Двадцать четвертого ноября 1892 г. заведующий Заграничной агентурой П. И. Рачковский направил в адрес директора Департамента полиции П. Н. Дурново докладную записку «О постановке работы органов сыска», в которой отмечал недостатки в деятельности органов безопасности:
«Предстоящая эпоха по всем данным грозит неминуемыми катастрофами, особенно если принять в соображение, что разобщенные революционеры отыскали способы организоваться без помехи со стороны политической полиции, о неподготовленности которой бороться с ними на избранном поприще они, очевидно, были предуведомлены заранее.
При означенных обстоятельствах самая блестящая постановка наружного наблюдения не может дать необходимых результатов и, без освещения внутренней жизни революционеров, лишь производит путаницу, нанизывая бесконечный ряд ничего не говорящих имен и поддерживая рискованное напряжение агентурных сил к сугубому удовлетворению неуязвимой внутри революционной среды.
Печальный опыт показал, что под давлением одного наружного наблюдения она только изощряется обманывать полицию и самые опасные конспираторы легко устраивают для себя все внешние признаки благонадежности; достаточно, например, вспомнить революционные квартиры, увешенные образами, или посещение церквей усердно молившимися террористами. <…>
Успешная борьба с русскими революционерами всегда возможна в пределах правильно функционирующей политической полиции, если эта последняя признает, что революционное движение приобрело уже постоянный характер, несмотря на временные затишья или отдельные удачные репрессалии, и придет к необходимости создать из себя прочную контрреволюционную организацию под <…> руководством Департамента полиции.
Сколько бы ни возникало на пространстве России отдельных и замкнутых революционных кружков, политическая полиция данной местности всегда имеет возможность объединить их для безошибочного контроля и своевременно пресекать преступные замыслы. Сосредоточивая путем внутреннего воздействия самые разнородные революционные элементы в центральные группы, органы названной полиции должны сделаться распорядителями положения, а не быть рабами революционных предприятий. При известной настойчивости и такте они могут довести дело до того, что подпольные и вообще профессиональные революционеры должны будут сойтись, под их прямым наблюдением, с той или другой легальной средой, им сочувствующей. Каждый революционер, действующий, например, в Петербурге на собственный страх, непременно примкнет к искусственному центру, находящемуся в ведении местного руководителя розыскной деятельностью, и наиболее опасные конспираторы всегда будут на виду для соответственных против них мероприятий.
Только по роковому недоразумению можно принимать означенную плодотворную систему за подобие осужденной всюду провокации, которою дерзнет увлекаться или круглое невежество, или преступное честолюбие, жаждущее громких дел во что бы то ни стало.