снованные на нем наблюдения останавливаются только на внешних проявлениях этих явлений, не усваивая внутреннего их содержания, и поэтому всякое явление общественное принимает характер для государственной власти опасное. Вследствие чего охрана государственной власти в руках Корпуса жандармов превращается в борьбу со всем обществом, а в конечном результате приводит к гибели и государственной власти, неприкосновенность которой может быть обеспечена только единением с обществом. Усиливая раскол между государственной властью и народом, она создает революцию».[562]
Еще одной стороной деятельности Зубатова стала организация управляемого рабочего движения. Его мысль заключалась в создании профессиональных союзов, отрицающих революционное насилие и выступающих за эволюционное развитие страны. Создание легальных рабочих организаций, поддерживаемых правительством, позволяло решать две задачи: 1) контролировать рабочее движение и выявлять на ранней стадии группы экстремистской направленности; 2) с помощью профсоюзов добиваться улучшения условий труда рабочих и повышения заработной платы. Подобную тактику, впоследствии названную «полицейским социализмом», Зубатов называл «особым методом ведения общественных и государственных дел». Однако новые идеи начальника Особого отдела встретили яростную критику «справа» и «слева». Лидеры революционных организаций быстро поняли опасность подобной затеи, поскольку развитие профсоюзного движения по такому типу могло оттолкнуть от революционеров большинство рабочих.
Не менее яростными противниками назревших общественных преобразований являлись и ультраконсерваторы. Ближайшее окружение Николая II и многие представители жандармско-полицейской среды не понимали необходимости реформирования общества. Например, генерал В. Д. Новицкий искренне считал Зубатова тайным революционером; в своем дневнике он писал: «Его революционная партия далеко и очень еще далеко не знает всей его террористической деятельности, а когда узнает, то, безусловно, будет боготворить его как революционера и активного участника политического террора».[563] Большинство фабрикантов и заводчиков также были противниками Зубатова. Не пожелав понять необходимость учитывать интересы других социальных групп, они в итоге потеряли имущество, а многие и жизнь.
Деятельность Особого отдела и охранных отделений проходила в сложных условиях. Ратаев впоследствии писал, что политическая полиция напоминала армию, которая перевооружается и занимается обучением новобранцев под огнем неприятеля. Ревизии, проведенные в ряде губернских жандармских управлений в 1903 г., выявили неудовлетворительное состояние агентурной работы. Тем не менее в конце 1902 – начале 1903 г. Боевая организация эсеров понесла существенные потери. По агентурной информации Е. Ф. Азефа, который являлся заместителем Г. А. Гершуни, были арестованы: П. П. Крафт, М. М. Мельников, Е. К. Григорьев, Ю. Ф. Юрковская и связная Гершуни Л. А. Ремянникова. Но информация Азефа являлась неполной, и 6 мая 1903 г. в Уфе эсеры убили губернатора Н. М. Богдановича.
Арест Гершуни стал возможен благодаря тому, что начальник Киевского охранного отделения ротмистр А. И. Спиридович, ученик Зубатова и Медникова, внимательно отнесся к агентурной информации о прибытии в Киев «важного лица». Оперативные мероприятия были разработаны на высоком профессиональном уровне: на железнодорожные станции Киев-1, Киев-2, Дарница и Боярка были посланы лучшие филеры, известные эсеровские явки взяты под контроль, у всех филеров проверено оружие. Тринадцатого мая 1903 г. сотрудники наружного наблюдения опознали и арестовали искомое лицо. С арестом Гершуни окончился первый период деятельности Боевой организации.
К лету работа Зубатова стала постепенно налаживаться, но его планам не суждено было реализоваться. Один из его наиболее непримиримых противников – министр внутренних дел Плеве – в августе 1903 г. выразил ему свое недоверие. Зубатова отстранили от должности и сослали во Владимир под надзор полиции. По некоторым данным, на прощание он сказал директору Департамента полиции: «Вот так и становятся революционерами…» В какой уже раз в Российской империи сложилась ситуация, когда настоящие профессионалы оказались бессильны что-либо предпринять, а высшее политическое руководство страны, окруженное льстецами и интриганами, не пожелало задуматься о будущем. Мы полагаем, что отставку Зубатова следует рассматривать как демонстрацию чрезмерного высокомерия, недальновидности и самонадеянного бессилия «верхов», неспособных удержать революционную ситуацию в стране под должным контролем.
Начиная с 1901 г. российские социал-демократы довольно успешно использовали в своих целях уличные демонстрации, инициаторами которых были студенты, – сначала в Харькове (февраль), затем в Москве и Петербурге. Поддерживая шествия, возникавшие не по их инициативе, эсдеки и сами организовывали демонстрации, используя любой предлог. Наибольший эффект в этот период имели манифестации, приуроченные к 1 мая. Так, в мае 1901 г. демонстрации прошли в Петербурге, Симферополе, Тифлисе и Харькове, особо революционный характер носила тифлисская демонстрация. Крупные демонстрации, на которых несли плакаты с лозунгами «Долой самодержавие!», «Да здравствует политическая свобода!», «Да здравствует социал-демократия!» 15 и 16 декабря того же года состоялись в Екатеринославе.
Что касается борьбы с политической полицией, то в 1902 г. в работах «Что делать?» и «Письмо к товарищу о наших организационных задачах» Ленин так писал о борьбе партии с политической полицией:
«Мы должны стремиться создать организацию, способную обезвреживать шпионов раскрытием и преследованием их»; «…борьба с политической полицией требует особых качеств, требует революционеров по профессии».[564]
Как видим, одним из направлений деятельности ленинского крыла РСДРП стало противодействие царским спецслужбам путем создания структур и подготовки специальных кадров, способных на должном уровне противостоять секретным службам империи.
В октябре 1902 г. Ленин отмечал, что «такое преступление, как тайная служба в политической полиции, вообще говоря, за исключением совершенно единичных случаев, не может быть доказано совершенно определенными уликами и столь конкретными фактами, которые мог бы проверить всякий сторонний человек».[565]
В качестве меры пресечения к выявленным секретным сотрудникам чаще всего использовалось изгнание из партии с последующей публикацией имени в партийной печати. Невозможность дальнейшей профессиональной работы агента в революционной среде Ленин оценивал значительно выше, чем его физическую ликвидацию. «Мы должны внушить рабочим, – писал он, – что убийство шпионов, провокаторов и предателей может быть, конечно, иногда безусловной необходимостью, но крайне нежелательно и ошибочно было бы возводить это в систему…».[566]
Начав активную пропагандистскую и организаторскую работу, искровцы связали ее с рабочими забастовками и студенческими беспорядками, тем самым заинтересовав наиболее революционизированных рабочих и наиболее радикальную молодежь. Искровские эсдековские организации стали принимать участие в забастовках и, где были условия, издавали прокламации с призывами к забастовкам и с требованием 8-часового рабочего дня, повышения зарплаты и улучшения условий труда. Полностью возглавить забастовочное движение эсдеки еще не могли, не имея на то ни сил, ни средств, но иногда, как в Ростове-на-Дону в 1902 г., стачки являлись результатом их агитационной работы.
Первоначально забастовки носили мирный характер, но с 1903 г. в некоторых городах они стали сопровождаться уличными беспорядками, что приводило к столкновениям с полицией и даже вынуждало гражданские власти привлекать воинские подразделения. В результате агитации эсдеков пошло на убыль легальное экономическое рабочее движение – ненавистная революционерам «зубатовщина». Безрезультатность большинства стачек, проходивших под чисто экономическими лозунгами, давала возможность агитаторам-эсдекам заявлять о безусловной необходимости свержения царизма в интересах рабочего класса. Начавшись весной 1903 г. в Баку, Тифлисе и Батуме, забастовочное движение поднялось до максимума летом; особых успехов в борьбе с «зубатовщиной» эсдеки достигли в Москве и в Минске.
«Обычная картина забастовавшего города была такова. По тревожным гудкам прекращают работу заводы, фабрики и мелкие ремесленные заведения. Забастовщики толпами ходят по городу, срывая с работ не желающих бастовать; где же им мешает полиция, действуют небольшими кучками. Где можно, под открытым небом устраиваются сходки и митинги; агитаторы социал-демократы произносят речи, формулируют предъявляемые от имени рабочих требования, которые затем воспроизводятся в прокламациях, распространяемых по городу. <…>
Первые демонстрации, в которых активно действовали лишь небольшие группы „сорганизованных“, массовый же характер которым придавала собиравшаяся посмотреть на них падкая до всяких зрелища публика, по их новизне заставали врасплох администрацию и проходили, в смысле продолжительного хождения демонстрантов с флагами по городам, довольно успешно, но позднейшие в большинстве случаев оканчивались для участников плачевно. Предупредительные меры жандармских властей и быстрые действия наружной полиции при попытках поднятия флагов с революционными девизами обращали обычно демонстрантов в бегство с потерями галош, шляп, палок и прочих предметов обихода, что свело в конце концов демонстрации на степень веселых выступлений и схваток с городовыми. Однако были и такие, которые проходили при полном революционном подъеме, но успех таковых обуславливался обычно не столько силою социал-демократов, сколько нераспорядительностью местных властей.