В православном Королевстве Сербия, население которого в большинстве своем считало защитником Российскую империю, в 1903 г. произошло событие, ставшее одним из важнейших звеньев на пути к Первой мировой войне. Александр I Обренович, правивший в русле политики Австро-Венгрии, стремительно терял поддержку во всех слоях сербского общества. Среди военных все больший отклик получали взгляды партии «старорадикалов» во главе с Николой Пашичем. Именно в офицерских кругах в августе 1901 г. и созрел первый заговор. Капитаны Радомир Аранчелович, Милан Петрович и поручики Драгутин Димитриевич (псевдоним – Апис), Антоний Антич и Драгутин Дулич договорились о подготовке военного переворота, который должен был начаться в сентябре с убийства короля в ресторане «Коларац». Но покушение не состоялось, так как король в ресторан не явился.
В мае 1903 г. переворот был подготовлен более тщательно. Двадцать девятого мая в 0.45 поручик Димитриевич повел несколько сот офицеров к резиденции сербского короля. Одновременно был захвачен и убит военный министр Милован Павлович. Командование перешло к полковнику Генштаба в отставке Александру Машичу, брату первого мужа королевы Драги. Ворота дворца открыл гвардии поручик Петр Живкович (будущий премьер-министр Югославии), оказавшие сопротивление офицеры охраны были ликвидированы. Дверь королевской спальни взорвали динамитом, после чего королевская чета была расстреляна из револьверов и изрублена саблями. Также был убит премьер-министр Димитрий Цинцар-Маркович. На престол взошел король Петр Карагеоргиевич.[577]
В российских спецслужбах в 1903 г. продолжалась перманентная реорганизация. Первого января Охранную агентуру Петербургского охранного отделения возглавил ротмистр Отдельного корпуса жандармов Б. А. Герарди. Двадцать восьмого апреля 1903 г. были учреждены должности второго помощника начальника Петербургского охранного отделения и старшего чиновника для поручений. Занимающие их лица предназначались «специально для заведования особою Охранной командой» и к исполнению обязанностей по Охранному отделению не привлекались. За Охранной агентурой закреплялось новое наименование – Охранная команда. Переименование было вызвано тем, что, благодаря усилиям С. В. Зубатова, под агентурой стали понимать преимущественно сеть информаторов, завербованных в революционных организациях или уголовной среде.
После увольнения С. В. Зубатова заведующим Особым отделом в августе 1903 г. стал начальник Петербургского охранного отделения полковник Я. Г. Сазонов, кандидатура которого была одобрена в Министерстве внутренних дел. На должность Сазонова заступил Л. Н. Кременецкий. Назначенный в спешке, он оказался недостаточно компетентным в области безопасности; не имея надежной агентуры, ее отсутствие он компенсировал провокационными методами.
В ноябре 1903 г. Сазонова сменил Н. А. Макаров. Юрист по образованию, ранее он работал в системе судебного ведомства и не обладал ни сыскными талантами, ни оперативным опытом Зубатова. Впоследствии Ратаев писал, что «всюду, на всех ответственных постах сидели новые люди, которым приходилось знакомиться с делом, присматриваться, когда нужно было действовать быстро, решительно, наверняка».[578]
Что касается легального рабочего движения в столице, то еще в 1903 г. по инициативе С. В. Зубатова было создано «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», ставившее целью улучшение жизни и условий труда. Возглавил эту общественную организацию священник Г. А. Гапон – талантливый пропагандист и организатор, быстро завоевавший популярность и среди рабочих, и во многих знатных домах столицы. «Собрание…» интенсивно развивалось и, к концу 1904 г. став самой массовой рабочей организацией Петербурга, реально претендовало на роль лидера рабочего движения в стране. Однако после отставки Зубатова руководители Департамента полиции постепенно утрачивали контроль над «Собранием…», к тому же многие представители правящего класса видели в нем угрозу собственному благополучию.
Внешнеполитическая ситуация в начале века менялась так же стремительно. После того как российская дипломатия лишила Японию плодов ее победы над Китаем, русско-японские отношения резко ухудшились: правительство и японское общество жаждали реванша. Нарастали экономические и политические противоречия между ведущими мировыми державами, итогом которых стал ряд локальных войн, завершившихся глобальной мировой схваткой. Для ведения войны государствам требовалась мобилизация многомиллионных людских и материальных ресурсов, воюющие страны несли колоссальные людские и экономические потери. Победа в войне стала все менее зависеть от исхода генерального сражения или ряда таких сражений.
Основными поставщиками военно-политической информации в конце XIX – начале XX в. оставались Министерство иностранных дел и служба перлюстрации. После смерти Н. К. Гирса в 1895 г. в МИД началась кадровая чехарда, характерная для правления последнего императора. К 1890 г. на посту министра побывали три человека: А. Б. Лобанов-Ростовский (в 1895–1896 гг.), Н. П. Шишкин (в 1896–1897 гг.), М. Н. Муравьев (в 1897–1900 гг.). В 1900 г. МИД возглавил В. Н. Ламсдорф, пробывший на этом посту до 1906 г. Именно он был основным организатором внешней (дипломатической) разведки. Военное и Морское министерства, Минфин, МВД и Министерство Императорского двора также занимались добыванием разведывательной информации в собственных интересах. Чаще всего информация просто покупалась. Нелегальных резидентур политической и военной разведок не существовало, почти полностью отсутствовала координация разведработы между послами и военными агентами.
Очередное воссоздание военной контрразведки началось только в июне 1903 г. Орган по борьбе с иностранным шпионажем, в целях маскировки названный Разведочным отделением Главного штаба, в официальной структуре штаба отсутствовал. Возглавил военную контрразведку ротмистр Отдельного корпуса жандармов В. Н. Лавров. Вместе с ним из состава Тифлисского охранного отделения в Петербург прибыли трое сотрудников: старший наблюдательный агент, губернский секретарь Перешивкин и два наблюдательных агента, запасные сверхсрочные унтер-офицеры Зацаринский и Исаенко.
За шесть месяцев работы Лавров и его подчиненные установили около двадцати российских и иностранных подданных, в той или иной мере занимавшихся военным шпионажем, и собрали улики, которые могли быть представлены в суде как доказательство разведывательной деятельности против России. Лавров обратил внимание на особую активность японского военного агента (атташе) подполковника М. Акаши, а в декабре 1903 г. через свою внутреннюю агентуру получил данные о том, что японская миссия всем составом готовится срочно покинуть Петербург. Руководство Главного штаба[579] доложило об этом Николаю II, но результаты деятельности контрразведки по японской миссии не были оценены должным образом. Фактически были проигнорированы оперативные донесения военной разведки. В итоге начало войны на Дальнем Востоке для руководства страны стало «неожиданным» и «внезапным».
В ряду грубейших ошибок, допущенных военно-политическим руководством Российской империи, следует особо отметить недооценку социально-политических, военных и экономических возможностей Страны восходящего солнца. А ведь уже с 1903 г. в донесениях военных агентов В. К. Самойлова и Л. Р. фон Раабена из Токио и Сеула указывалось, что политические, экономические и военные структуры Японии заняты подготовкой к войне против России. Эта информация получала подтверждение из различных источников. Особенно тревожными донесения стали к декабрю 1903 г., за два месяца до начала войны. Однако информация в очередной раз не была должным образом учтена, и принятые военно-политические решения оказались неадекватными нарастанию внешней угрозы.
Меры, предпринимавшиеся российским правительством накануне русско-японской войны, были несвоевременными, половинчатыми и крайне противоречивыми. Эта противоречивость отчасти объясняется расхождением сообщений военных агентов, с одной стороны, и российских дипломатов в Токио и Сеуле – с другой. Можно предположить, что высшее политическое руководство Российской империи сознательно пренебрегло данными военной разведки и контрразведки, допустив «внезапное» нападение противника на корабли российского флота. Вероятно, оно полагало, что сумеет представить Японию в качестве агрессора и заручиться поддержкой иностранных государств. Высшее военное командование также убедило императора, что одержит скорую победу над противником на суше и на море.
С помощью войны российское правительство намеревалось решить и внутренние проблемы, используя фактор внешней угрозы и рост патриотических настроений. Одним из сторонников войны с Японией был министр внутренних дел В. К. Плеве, выдвинувший тезис о «маленькой победоносной войне» как средстве победить нарождающуюся революцию. Однако надежды российской правящей элиты не оправдались. Русско-японская война, начавшаяся в 1904 г., стала дополнительным катализатором революционного движения. Не получая адекватного отпора со стороны власти, террористические группировки открыли настоящую охоту на высших руководителей империи.
Одной из первых жертв неразумной внешней и внутренней политики стал сам Плеве. Боевая организация эсеров, после ареста Гершуни восстановленная и возглавленная Е. Ф. Азефом, организовала на него пять покушений: 18 и 25 марта, 1 апреля (подорвался техник А. Д. Покотилов), 8 и 15 июля. Последняя попытка оказалась удачной. Группа состояла из шести человек: М. И. Швейцер (готовил бомбы); Д. Ш. Боришанский, Е. С. Созонов и Л. В. Сикорский (бомбометатели); И. И. Мацеевский и Е. О. Дулебов (извозчики). При проезде открытой кареты Плеве по обычному маршруту, хорошо известному террористам, Созонов метнул бомбу прямо в нее. Плеве и кучер были убиты, ранения и контузии получили семь человек: охранники, случайные прохожие и сам бомбометатель.