чный конспиративный работник, а главное – он обладал большим талантом объединять и привлекать к себе людей. Вскоре вокруг него образовалась небольшая группа товарищей, которая в дальнейшем разрослась в организацию, имевшую большие связи среди рабочей и учащейся молодежи и среди интеллигенции, сочувствовавшей идее вооруженного восстания».[591]
«В январе 1905 г., – вспоминал Н. Е. Буренин, – по распоряжению ПК, организована была „Боевая техническая группа“, с целью ввоза огнестрельного оружия в Россию, организации приемки такового, хранения и распространения его. Как только „Боевая техническая группа“ приступила к выполнению своей задачи, выяснилось, что удовлетворить все возрастающие требования рабочих всех районов в этой области невозможно, так как поступление оружия из-за границы было крайне скудно, организация всего дела – чрезвычайно трудна, особенно ввиду его новизны. Получение оружия в самом Петербурге тоже не налаживалось, и приходилось искать иных способов вооружения. Тогда-то и возник вопрос об изготовлении бомб.
На одной из явок у профессора Технологического института Явейна поднят был вопрос об объединении „Боевой технической группы“ с химической группой – была установлена связь между ними, и в задачи технической группы вошло также транспортирование и хранение оболочек, бикфордовых шнуров и всевозможных взрывчатых веществ, т. е. всего необходимого для изготовления бомб, хранения и распространения таковых уже в готовом виде. <…>
Для изучения вопроса об изготовлении бомб был послан в феврале 1905 г. в Македонию наш химик, покойный Скосаревский по кличке „Омега“. Ему удалось установить связь с македонцами через Тюфекчиева, с которым впоследствии и мне пришлось познакомиться. Скосаревский привез чертежи типа македонской чугунной бомбы, которая и была нами принята».[592]
Что касается «химической группы», то ее задачами были: подобрать мощное и безопасное при хранении взрывчатое вещество, создать надежный и безопасный при обращении запал и разработать небольшую ручную бомбу, годную для уличного боя. В состав группы входили Ю. А. Грожан, Д. И. Лещенко, Л. Н. Пескова, М. П. Скосаревский и А. М. Игнатьев.
Четвертого марта 1905 г. директором Департамента полиции стал С. Г. Коваленский, ранее проходивший государственную службу исключительно по судебному ведомству; 29 июня его сменил Н. П. Гарин, а Гарина, 9 ноября, – Э. И. Вуич. Двое последних были квалифицированными юристами, но имели слабое представление об оперативно-розыскной деятельности. Кадровая чехарда и попытки каждого нового руководителя проводить свою собственную концепцию только усиливали хаос и бюрократическую неразбериху в деятельности департамента, тормозя и без того пробуксовывавшую полицейскую машину. В правление Николая II из всех структур, отвечавших за обеспечение внутренней безопасности государства, наибольшее внимание правящей династии было обращено на положение дел в личной охране ее членов.
Зимой – весной 1905 г. основную угрозу для царской семьи представляли боевики партии эсеров. Однако изменившихся в условиях против дома Романовых стали выступать различные силы. В частности, началось сближение фракции РСДРП(б) и эсеров. Подготовке вооруженного восстания была посвящена и беседа Ленина с Гапоном, состоявшая во время их первой встречи в середине февраля 1905 г. С. И. Гусев (Я. Д. Драбкин), бывший в 1904–1905 гг. секретарем Петербургского комитета РСДРП(б), писал в мемуарах о своих контактах с представителями эсеров и «Союза освобождения», члены которого позднее вошли в состав Конституционно-демократической партии, а также подпольной военной организацией, которую представлял библиотекарь Академии Генштаба С. Д. Мстиславский.
«Пасха в 1905 году была в конце апреля. За месяц до Пасхи в Петербургский комитет было сообщено, что ЦК социал-революционеров хочет переговорить с нами по одному важному вопросу. ПК командировал меня. <…>
Таким образом, весь разговор происходил между представителем ПК и представителем гвардейской организации. Последний сообщил, что у них существует в противовес гвардейско-офицерской организации „лига белого орла“ такая же „лига красного орла“, и что цель этой последней заключается в том, чтобы свергнуть Николая и добиться конституции. В этих целях они решили войти в соглашение с революционными организациями. План гвардейской организации был таков: во время заутрени, под Пасху, когда все войска выводят из казарм в церковь без оружия, отряды из рабочих должны были напасть на казармы и захватить оружие. Другой план, на случай, если этот план не был бы принят, заключался в том, чтобы объявить в войсках питерского гарнизона, что Николай хочет дать конституцию, но что он захвачен в Гатчине в плен, и двинуть питерский гарнизон против гатчинских войск.
Представитель гвардейской организации поставил вопрос, сколько эсеры и социал-демократы могут выставить рабочих. Представитель ЦК эсеров сказал, что они могут выставить 10 000 рабочих, представитель социал-демократов заявил – несколько сот.
В дальнейшем произошел спор между представителем гвардейской организации и представителем ПК по вопросу о политических целях. Гвардейцы предлагали договориться на земском соборе, милостиво предоставляя социал-демократам в дальнейшем проводить свою собственную программу. Представитель ПК твердо стоял на Учредительном собрании. В конце концов ни до чего не договорились, а главное, не достигнута была основная цель, ради которой был командирован представитель ПК, – разузнать у представителя гвардейской организации о возможности захватить оружие в арсеналах. От ответа на этот вопрос представитель гвардейской организации дипломатически уклонялся. На вопрос о численности гвардейской организации представитель ее указал цифру 1000».[593]
Что касается противодействия агитационной работы в армии и на флоте, то перед полицейскими и жандармами стояли два серьезных препятствия, устранить которые не смог даже министр внутренних дел. В-первых, Николай II запретил агентурную работу в войсковых частях и на кораблях, считая достаточным общий надзор командного состава. Во-вторых – негативное отношение подавляющего числа офицеров к деятельности полиции и жандармерии. Указанные факторы способствовало созданию весной 1905 г. в Петербурге нелегальной офицерской (но не гвардейской, как указывает Гусев) организации.
«Начавшаяся в этом году работа в казармах была чрезвычайно слабо поставлена и не шла дальше опять-таки кружковых работ; массовое издание литературы для солдат <…> началось лишь в 1906 году (кроме с.-д. „Казармы“, начавшей выходить в конце 1905 года). Эта недостаточность работы с солдатами объяснялась не только тем, что „военные организации“ партий состояли в то время почти целиком из штатских, не имевших связей с солдатской массой, и не тем только, что условия казарменной жизни и весь полковой уклад 1900-х годов ставил революционной работе совершенно исключительные трудности: как показала в дальнейшем та же наша практика, трудности эти можно было в конце концов преодолеть. Но к работе с солдатами не проявлялось особого рвения, главным образом потому, что ей не придавалось того значения, которое приписывалось вовлечению в движение офицеров. Дело представлялось так: если за нами будут офицеры, тем самым мы получим и солдат – офицеры могут вывести их за народное дело „по команде“, даже без всякой предварительной подготовки. Напротив того, сорганизовав небольшую группу солдат (а о крупных организациях при существующих условиях мечтать не приходилось), мы фактически ничего не приобретаем, так как увлечь за собою данную воинскую часть – всю инертную массу, увлечь против офицеров, против железной и тупой дисциплины, царившей в полках, – таким одиночкам-солдатам было бы невероятно трудно. <…>
По инициативе военных юристов весной 1905 года на квартире известного адвоката <…> Сергея Петровича Елисеева состоялось учредительное собрание „Всероссийского Офицерского Союза“. На собрание допущены были только военные: представители партий, настойчиво требовавшие разрешения выступить для изложения партийных программ и установления контакта с вновь создающейся организацией, получили совершенно единодушный отказ. Помню, как бушевал в прихожей Елисеева Авксентьев, приехавший по поручению Петербургского комитета с.-р. и требовавший, так сказать, „по партийной линии“, чтобы я добился его допущения. Но собравшиеся офицеры в данном отношении оказались совершенными „синдикалистами“: никакой зависимости от политических партий и никакой официальной с ними связи. Отдельным членам будущего союза состояние в партии не возбраняется, но при условии подчинения в первую очередь союзной дисциплине. Обособление было проведено настолько далеко и последовательно, что „Офицерский Союз“ постановил не входить и в состав Союза Союзов, сохраняя, таким образом, абсолютную во всех смыслах свободу действий.
Состав учредительного собрания был очень односторонним: были только академики, преобладали в числе слушатели Юридической академии; на втором месте – слушатели Инженерной академии, два-три офицера Артиллерийской академии, один электротехник; из академии Генерального штаба не было, кроме меня, никого; совершенно не представлены были строевые части и в первую очередь гвардия. <…>
Должно отметить, что собрание происходило без каких-либо особых предосторожностей. О нем не только знали все партийные организации, но я сам узнал о нем еще до официального оповещения, так сказать, из третьих и достаточно случайных уст. На лестнице Елисеева уныло дежурили филеры…».[594]
Поскольку достать значительные партии оружия не привлекая внимания полиции было практически невозможно, взгляды революционеров обратились за границу. Главным спонсором российских революционеров с февраля 1904 г. стала японская разведка, координатором от которой в Европе выступал М. Акаши. Япония (как в 1914–1917 гг. и Германия) экономически не могла вести затяжную войну, основанную на стратегии измора, и была заинтересована любым способом ослабить Россию. Основными помощниками Акаши являлись представители сепаратистских сил Грузии, Польши и Финляндии: Г. Деканози, Ю. Пилсудский и К. Циллиакус, рассчитывавшие (в случае военного поражения России и последующего свержения царизма в результате вооруженного восстания) на приобретение независимости.