Спецслужбы мира за 500 лет — страница 172 из 177

После смерти Гапона «Боевой рабочий союз» перешел под знамена Совета безработных Санкт-Петербурга, председателем которого был член Петербургского комитета РСДР. В. С. Войтинский. Но уже к лету 1906 г. настроения в рядах союза существенно изменились.

На четвертом (объединительном) съезде РСДРП, состоявшемся 10–25 апреля (23 апреля – 8 мая) 1906 г. в Стокгольме, была принята программа, в которой указывалось, что вооруженному восстанию должны предшествовать: железнодорожная и почтово-телеграфная стачки, которые перерастут во всеобщую стачку, а также отдельные революционные сходки и митинги, призванные разжечь политические страсти и вызвать кровавые столкновения. Стачка и восстание, по мнению большевиков, должны быть поддержаны печатью; газетчикам следовало приписывать все ужасы, сопровождающие эти народные движения, одному лишь правительству. Посредством пропаганды все войска необходимо было склонить в сторону революции; набор новобранцев следовало сорвать отказом населения от воинской повинности.

Семнадцатого – двадцать третьего июля 1906 г. взбунтовалась часть гарнизона крепости Свеаборг (эсеры); 19–20 июля аналогичные события произошли в Кронштадте (эсдеки; 20 июля – на военно-морской базе в Ревеле. Выступления были подавлены, но мира в обществе не наступило.

«Между тем, – вспоминал Мстиславский, – деньги в районах, а еще больше – у отдельных начальников дружин, естественно, были. Закупка оружия продолжалась, но дружины требовали главным образом браунинги, а не маузеры, которые были ранее „приняты у нас на вооружение“, как наиболее удобный из образцов ручного оружия. Браунинг в уличном бою в сущности ничего не стоит: дружинники знали это превосходно.[623] И если они явственно переходили на браунинги, это не могло не вызывать подозрений, что „боевые задания“, задачи восстания уступают свое место другим, не требующим дальнего выстрела, не требующим боя заданиям – экспроприаторским. Правда, на прямые мои вопросы начальники дружин, посмеиваясь, отвечали отрицательно; но я был почти уверен, что организация все определеннее переходит на этот путь и „частные экспроприации“, строжайше запрещенные Центральным Комитетом Союза, на деле практикуются все шире. Каждый раз, когда газеты сообщали о вооруженном ограблении того или другого магазина (а сообщения эти появлялись почти ежедневно), навязчиво думалось: союзные ли?.. Остановить этот процесс разложения было нечем, поскольку лучшие элементы Союза перешли в партийные боевые труппы, а мой личный авторитет, державшийся, пока Союз готовился к восстанию, где технические мои знания были нужны, естественно, сошел на нет, когда мысль о восстании отпала: на путях „экспроприации“ я являлся лишь вредным тормозом.

А мысль о восстании, на которой в свое время взрос Союз, действительно угасла: в этом пришлось убедиться в дни Свеаборгского восстания. Момент был таков, что необходимо было бросить в бой все наличные у нас силы. Мы ждали с часу на час подхода революционного флота к Кронштадту. Пользуясь данным мне когда-то и „юридически“ не отмененным правом, я отдал по Союзу приказ: изготовиться в 24 часа и выступить по указанному мною плану, но дружины отказались, Я порвал с Союзом. В ближайшие месяцы он окончательно распылился в „частных эксах“.

Но в Свеаборгские и Кронштадтские дни дали отказ не одни „союзники“ – оказались не в состоянии выступить и партийные дружины: они были слишком слабы, и слишком ничтожны были запасы оружия. Это заставило нас особенно усилить военную работу: успех революции слишком явственно лежал на путях „борьбы за армию“.

Чисто партийными силами, слишком малочисленными, нельзя было рассчитывать достичь больших результатов. Для массового движения в армии нужны были и соответствующие организующие силы; партии не в силах были их дать, так как „штатские“ в этой работе не годились: революционные армии нуждались в техническом и военном руководстве, к которому способны были только офицеры».[624]

К середине 1906 г. многие участники боевых структур революционных организаций стали постепенно выходить из повиновения своим лидерам и проводить экспроприации в корыстных целях. Например, в свидетельских показаниях Л. М. Прохорова, одного из боевиков эсдеков, отмечается, что «эсдековские боевики, не довольствуясь хождением на лекции, стремились проявить себя в террористических актах или в грабежах. Но так как этого инструктор не разрешал, то нередко дружинники тайком от партии устраивали грабежи и взятые такими путями деньги брали в личное распоряжение. Так, например, в июле 1906 г. во время работ на Невском судостроительном заводе был ограблен артельщик на 15 000 рублей <…>. Вскоре после этого ограбления <…> происходило собрание дружинников, на котором присутствовали и участники ограбления. На это собрание приехал некий „Савельев“ (он же Сибиряк) и сделал предложение дружинникам объединиться в автономную группу. Вскоре происходило другое, но такое же собрание, на которое приехал инструктор „Лазарь“ и, узнав участников ограбления, стал требовать от них как от членов партии отдачи этих 15 000 рублей в пользу партии, но на это ему ответили, что совершившие это ограбление выходят из партии и выдают ему партийное оружие, а взятые деньги <…> пойдут на новую беспартийную группу террористов-экспроприаторов».[625]

Двенадцатого августа 1906 г. эсеры-максималисты организовали покушение на председателя Совета министров и министра внутренних дел П. А. Столыпина.

Двое боевиков, переодетых в форму жандармских офицеров, с бомбами в портфелях подъехали к даче премьера на Аптекарском острове в Петербурге. Находившийся в передней швейцар обратил внимание на поведение «жандармов» и на их мундиры, детали которых не соответствовали офицерской форме, и предпринял попытку задержать посетителей. Будучи на грани разоблачения, террористы оттолкнули швейцара в сторону и вбежали в переднюю, но на их пути встал начальник охраны Столыпина. Тогда были взорваны бомбы. Взрывом разрушило деревянные стены первого и второго этажей, был снесен балкон второго этажа. Уцелел только кабинет Столыпина, в котором он в тот момент находился. Кроме террористов, погибли 25 и получили ранения сто человек, в том числе сын и дочь премьера. Решительные действия сотрудников Петра Аркадьевича, пользовавшегося у подчиненных большим уважением, спасли ему жизнь.

После покушения Николай II предложил Столыпину переехать в Зимний дворец, и он это предложение принял. Охрану Столыпина осуществляли сотрудники Дворцовой агентуры, созданной в 1906 г. на базе Охранной команды при Петербургском охранном отделении. Это специальное подразделение обеспечивало негласную физическую (личную) охрану императора, его семьи и других членов императорской фамилии. В агентуре служили около трехсот человек: заведующий, четыре офицера Корпуса жандармов, восемь чиновников особых поручений и 275 агентов. Последние вербовались в основном из унтер-офицеров гвардейских полков. На вооружении отряда состояло не только короткоствольное огнестрельное, но и холодное оружие. При первичной подготовке сотрудники Дворцовой агентуры изучали специальные дисциплины, шлифуя затем полученные знания на практике. Они умели вести наружное наблюдение, владели методикой распознавания потенциальных террористов (тех, кто уже был взят на заметку, различали по фотографиям и словесным портретам) и с особой тщательность отслеживали наиболее опасные участки маршрутов охраняемых лиц. Все агенты владели специальными приемами, использовавшимися при пресечении покушений. Когда члены императорской фамилии находились в поездках по России или выезжали за границу, агенты были в составе специальных отрядов секретной охраны, численность которых колебалась от десяти до тридцати человек. Заведующий Дворцовой агентурой Спиридович находился в постоянном контакте с руководителями охранных структур Российской империи.

Девятнадцатого августа, после убийства генерала Г. А. Мина, Николай II подписал указ о введении на всей территории Российской империи военно-полевых судов. До этого под юрисдикцию военных судов подпадали только военнослужащие. Военно-полевые суды состояли из строевых офицеров и выносили приговоры в отношении всех лиц, обвиняемых в терроризме, по законам военного времени. Обвиненных, как правило, приговаривали к повешению и приводили приговор в исполнение в течение 24 часов. Можно по-разному относиться к деятельности военных судов, но в страх перед немедленной казнью стал для многих начинающих террористов эффективным сдерживающим средством. Двадцатого апреля 1907 г. (через неполные девять месяцев) военно-полевые суды упразднили.

Между тем эсеры не оставили намерения устранить премьера, которого считали наиболее опасным врагом революции. После перехода Столыпина под попечительство дворцовой охраны сделать это было довольно сложно. Дочь премьера М. П. Бок впоследствии писала:

«Начальник охраны папы, разработав план прогулок и выездов, доложил, что он только в том случае может взять на себя ответственность за охрану, если папа на улице не будет давать никаких приказаний ни шоферу, ни кучеру, а будет следовать лишь по тем улицам, которые будут заранее указываться при каждой поездке. <…> Выходя из дому, папа сам вперед не знал, какой подъезд будет указан ему для выхода, куда будет подан его экипаж, и, если совершалась прогулка, то не знал, куда его повезут. В определенном охраной месте экипаж останавливался, папа выходил из него и совершал часовую прогулку пешком. По окончании прогулки мой отец не знал ни по каким улицам его повезут, ни к какому подъезду его подвезут».[626]

Начальником личной охраны Столыпина в 1906–1911 гг. был ротмистр Отдельного корпуса жандармов К. К. Дексбах; врыв на даче произошел в тот момент, когда он был во временном отпуске по решению самого председателя Совета министров. Дексбах не только отвечал за охрану Столыпина и его семьи, но и следил за находившимся при министре штатом служащих и порядком на Аптекарском острове, сопровождал Столыпина при служебных и частных поездках и прогулках, составлял маршруты поездок, выбирал способ передвижения и отдавал указания лицам, принимавшим участие в охране. Следует особо отметить, что попытки совершить покушение на премьера в 1906–1910 гг. не удались и по той причине, что Петр Аркадьевич беспрекословно выполнял все требования Дексбаха и считался с его мнением при планировании мероприятий.