ем как продолжательница его начинаний и замыслов. Ликвидация Тайной канцелярии при Екатерине I и Преображенского приказа при Петре II, несомненно, могли подтолкнуть сотрудников этих ведомств к союзу с императрицей: они могли составить костяк ее личной секретной службы. Мы уже упоминали о «странном» пренебрежении Ушакова и его людей информацией об участии Елизаветы в заговоре против Ивана Антоновича. Не исключено, что вольное поведение «дщери Петровой» есть талантливое воплощение сценария, предложенного тайными службами: такая манера соответствовала и возрасту, и характеру Елизаветы и являлась на тот момент наиболее безопасной. В 1735 г. жена английского резидента в Петербурге леди Рондо, помогавшая своему супругу, писала, что приветливость и кротость княжны внушают любовь и уважение, на людях она всегда весела, но высказываемые ею в личной беседе разумные и основательные суждения заставляют думать, будто легкомысленное поведение не более чем притворство.
Постоянные перемещения Елизаветы из одной резиденции в другую, мотивированные участием в балах и иных увеселениях, создавали серьезные трудности как для слежки, так и для организации возможных покушений со стороны многочисленных недругов. При княжне постоянно находились молодые люди из петровских гвардейских полков, которых считали ее «галантами» (большинство историков потом подхватили эту версию). Позволим себе сделать предположение, что основной задачей этих людей все же были не амурные похождения. Обожатели, находящиеся при молодой особе и ищущие ее расположения, – идеальная маскировка для личных телохранителей. Недаром, как только кто-нибудь из них отправлялся в отдаленный гарнизон, его место немедленно занимал очередной «галант». А после переезда княжны в Петербург в ее круг никто из непроверенных лиц не допускался.
Нам могут возразить: став императрицей, Елизавета не изменила свой образ жизни. Этому есть объяснение: привычка, натура… Но еще и удобство: система охраны продолжала функционировать на тех же принципах, только с привлечением бо́льших сил и средств.
Французский агент Ж. Л. Фавье, наблюдавший императрицу в конце ее жизни, писал, что сквозь доброту и гуманность Елизаветы просвечивается высокомерие, а иногда и жестокость, что она испытывает страх перед утратой власти, но умеет искусно притворяться. Таким образом, мнения двух иностранных наблюдателей о способностях Елизаветы Петровны в лицедействе (в юном и в зрелом возрасте) практически полностью совпадают.
После 1741 г. безопасность государыни в первую очередь обеспечивала Канцелярия тайных розыскных дел, до 1747 г. руководимая Ушаковым, а затем А. И. Шуваловым. Секретарем канцелярии с 1757 г. стал С. И. Шешковский. После смерти в 1742 г. С. А. Салтыкова Московскую контору тайных розыскных дел некоторое время возглавлял сам Ушаков, а затем руководство Московской конторой перешло к ставленнику Ушакова в. Казаринову (1743 г. – после 1748 г.).
Об особой секретности при обеспечении безопасности императрицы свидетельствует тот факт, что практически никто из приближенных не знал, в какой комнате она будет ночевать, поселившись в очередной резиденции. Это подтверждает художник А. Бенуа, который, изучив план дворца в Царском Селе, пришел к выводу, что в нем отсутствовала «штатная» опочивальня государыни.
Напомним, что Анна, старшая сестра Елизаветы, выходя замуж за Карла Фридриха Голштейн-Готторпского, отказалась от трона за себя и свое потомство. Однако Елизавета понимала: став совершеннолетним, ее племянник, сын Анны, вполне может предъявить права на российскую корону в качестве внука Петра Великого. Серьезную угрозу он представлял еще и потому, что европейские монархии могли использовать его в своих интересах.
В начале 1742 г. Н. А. Корф доставил 14-летнего Карла Петра Ульриха из Голштинии в Петербург. Приняв православие, юноша был наречен Петром Федоровичем и всенародно объявлен наследником престола. Тем самым императрица превратила самого опасного конкурента в союзника. Кроме того, она получила возможность контролировать племянника с помощью доверенных лиц, внедренных в его ближайшее окружении.
После разоблачения и ареста в июле 1742 г. камер-лакея Анны Леопольдовны А. Д. Турчанинова, прапорщика Преображенского полка П. Ивашкина и сержанта Измайловского полка И. Сновидова, готовивших ночное убийство Елизаветы, было предпринято усиление мер безопасности. Тогда же был разработан литерный маршрут срочной эвакуации государыни из Петербурга в Москву. На маршруте через каждые 20–30 верст держали сменных лошадей, и расстояние можно было преодолеть менее чем за двое суток. С учетом состояния дорог того времени и самой процедуры смены лошадей средняя скорость почти 30 километров в час впечатляет. При переездах в состав личной охраны Елизаветы входили минимум 30 лейб-компанцев и 12 гвардейцев-ездовых.
Важнейшим направлением деятельности Тайной канцелярии являлось противодействие организации заговоров, мятежей и сепаратистских движений. Например, в 1744 г. состоялось разбирательство очередной попытки освобождения Брауншвейгов, находившихся в Ранненбурге. И. Лопухин, бывший камер-юнкер при Анне Леопольдовне, в ходе допроса признался, что в рижском гарнизоне строятся планы похищения Ивана Антоновича. По его словам, заговорщики поддерживали связь с королем Пруссии. Интересно, что пруссаки, имевшие свою агентурную сеть практически по всей Европе, очень грамотно организовали работу при русском дворе «под чужим флагом»: связь с заговорщиками осуществлялись через австро-венгерского посла маркиза Бота. Получив подтверждение этой информации, Елизавета Петровна немедленно потребовала объяснений и у прусского короля Фридриха II, и у эрцгерцогини австрийской, королевы Венгрии и Чехии Марии-Терезии. Анну Леопольдовну с мужем и Ивана VI под усиленной охраной тайно перевезли из Ранненбурга в Холмогоры, а впоследствии переправили в Шлиссельбург.
В 1745 г. Тайная канцелярия арестовала и сослала г. Румберга камердинера наследника престола. В 1747 г. Елизавета Петровна приставила к Петру и его супруге, великой княгине Екатерине, камергера Н. Н. Чоглокова – так сказать, для присмотра. Без разрешения доверенного камергера обратиться к великому князю никто из придворных не мог. Каждого, кому наследник престола начинал симпатизировать, отсылали в дальний гарнизон. В 1748 г., во время охоты в окрестностях Москвы, егеря представили Петру подпоручика Ширванского полка Иоасафа Батурина. Последний стал уверять, что «признает императором» только великого князя и что «весь полк с ним заодно». Вскоре Батурин и егеря, устроившие встречу, были арестованы. Из их показаний императрица убедилась в отсутствии у племянника решительных намерений. Через третьих лиц она пригрозила ему заточением в крепость, напомнив, что случилось с сыном Петра Великого.
Что касается борьбы с иностранным шпионажем, то в июне 1742 г. (после начала русско-шведской войны 1741–1743 гг.) особым распоряжением российской императрицы в Секретной экспедиции Сената и Коллегии иностранных дел учреждались должности тайных агентов, обязанных вести проверку паспортов, досмотр судов и карет и наблюдать за приезжими иностранцами. В ходе никогда не прекращающейся тайной войны в 1744 г. был пойман шведский агент Александр Луетин, а в 1745 г. доверенный лейб-медик Елизаветы Лесток, участвовавший в возведением ее на престол, был разоблачен как тройной агент французской, прусской и британской разведок, от которых он получал вполне солидное обеспечение за предоставляемую политическую информацию. В процессе следствия было выявлено, что в некоторых ситуациях Лесток открыто противодействовал своим землякам – другим резидентам французского двора в России. Личные амбиции этого человека, желание играть ведущую роль в многоходовых комбинациях европейских дворов в окружении российской императрицы сыграли с ним злую шутку. В 1748 г. Лестока отправили в ссылку: сначала в Углич, а затем в Великий Устюг, где с ним продолжали работать по разоблачению других агентов европейских монархов при русском дворе.
Следствие по делу Лестока велось в Канцелярии тайных розыскных дел, и оно было не единственным. В 1749 г. солдатами Астраханского пехотного полка был задержан обходивший их караулы шведский агент Томас Гранрот, уроженец Финляндии. В 1752 г. в Тайной канцелярии расследовались дела подозревавшихся в шпионаже купца Якова Гарднера и слуг подполковника Ингерманландского полка барона Лейтрома. В 1756 г. императрица поручила Шувалову и Воронцову расследовать дело о подозреваемом в «шпионстве» французском миссионере Валькруассане и бароне Будберге. В 1757 г. были задержаны прусские шпионы барон Ремер и слуги принца Антона Ульриха Ламберт и Эрик Стампель. Комендант Нарвы барон фон Штейн и полковник нарвского гарнизона Сванге-Блюм попались на передаче секретных сведений прусским властям в письмах. В 1758 г. за аналогичные преступления были осуждены капитан Альбрехт Ключевский и драгун Абрам Дейхман. В том же году за шпионаж в пользу прусского короля попал под следствие прапорщик Павел Калугерович, а в 1759 г. – инженер-поручик Фридрих Теш и вахмистр Мартин Келлер. В 1761 г. в Тайную канцелярию было передано дело по подозрению генерала Тотлебена (саксонского уроженца) в «секретных и преднамеренных сношениях» с пруссаками. Таким образом, «спокойное» царствование Елизаветы Петровны было отмечено постоянным лавированием в паутине иностранных разведывательных сетей, раскинутых практически всеми дворами Европы.
В середине XVIII в. неотъемлемой частью политической жизни Европы становилась постоянная подпитка свежей политической информацией. Развитие многоуровневых дипломатических, военных и личных секретных резидентур буквально пронизало весь Старый Свет, способствуя дальнейшему развитию искусства политической и военной разведки, а также контрразведывательных и полицейских спецслужб, каждую из которых европейские монархи создавали и формировали исходя из своих представлений и возможностей.
Коллегия иностранных дел под руководством А. П. Бестужева-Рюмина (в 1742–1758 гг.) и М. И. Воронцова (в 1758–1762 гг.) обеспечивала сбор разведывательной информации и параллельно с Тайной канцелярией занималась борьбой с иностранным шпионажем, в том числе и внешней контрразведкой европейских дворов. Из Варшавы политическую информацию сообщали завербованный российским двором коронный канцлер граф Я. Малаховский и другие влиятельные польские магнаты, работавшие на русский двор, часто даже не зная об этом. В Османской империи российскими агентами были несколько высокопоставленных турецких чиновников, в том числе помощники реис-эфенди (министра иностранных дел). Бестужеву-Рюмину удалось добиться высылки из России французского посланника и основного французского резидента Шетарди, агентов прусского короля Фридриха – принцессы А. Е. Ангальт-Цербстской и Брюмера; также он строго запретил Лестоку (еще до ареста) вмешиваться в иностранные дела.