Низложенного Петра отправили в Ропшу «под тщательное наблюдение» екатерининских гвардейцев и 7 июля 1762 г. задушили. Официально было объявлено, что император скончался «от геморроидальных колик». По отношению к конкурентам в борьбе за престол Екатерина предпочитала действовать по известному принципу «Нет человека – нет проблемы», придерживаясь убеждения, что политика редко подчиняется нравственным законам.
Глава 6Мятежи и революции набирают силу
Совершенно надейтесь на Бога и на меня, а я, видя такое ваше угодное мне поведение, вас не выдам.
Первейшей задачей Екатерины Алексеевны после восшествия на престол было убедить подданных в том, что целью переворота являлось избавление страны от «ничтожества» и «солдафона». В Петербурге свержение Петра восприняли достаточно благосклонно, но в Москве и провинции дело обстояло иначе. Секретарь французского посланника К. Рюльер свидетельствовал, что при оглашении манифеста в Москве в солдатских рядах роптали, что гвардия «вертит» престолом по своей воле.
Формирование негативного мнения о «почившем» Петре III достигалось различными способами, в основном устной пропагандой и письменными «свидетельствами» очевидцев. Одновременно был усилен контроль над распространением позитивной информации о свергнутом императоре. Любое лицо, уличенное в симпатиях к Петру, мгновенно подвергалось опале. Голштинскую гвардию расформировали: около 1800 человек отправили на родину, около 1300 уволили либо снова приняли на русскую службу. Отбором кандидатов занимался, в числе других, и генерал-поручик В. И. Суворов.
Вскоре после смерти Петра императрица посетила Шлиссельбург, где находился в заключении Иван VI Антонович, низложенный Елизаветой Петровной в декабре 1741 г. Ознакомившись с условиями содержания царственного узника, Екатерина дала секретное указание караульным офицерам «умертвить» его в случае попытки освобождения.
В первые три месяца правления государыня практически не вмешивалась в деятельность службы политического сыска, и Тайная экспедиция при Сенате продолжала работать в соответствии с указами прежнего императора.
Как и в начале правления Елизаветы, гвардейцы, совершившие переворот, могли стать серьезной угрозой безопасности самой императрицы, и Екатерина прекрасно понимала это. Осенью 1762 г. в письме к Станиславу Понятовскому она писала о вынужденной необходимости вести себя осторожно.
Основным назначением гвардейских полков стали охрана престола и (отчасти) подготовка офицеров для армии, при этом последнее оставляло желать лучшего. Керсновский справедливо указывал:
«Недоросли из дворян <…> писались в гвардию в раннем детстве, зачастую от рождения. <…> Производство их в унтер-офицерское звание и первый офицерский чин шло заочно, „за выслугу лет“ – и очень многие „уходили в отставку“, так и не увидев своего полка! Те же, кто являлся в полки, несли легкую и приятную службу. <…> Когда им приходила очередь заступать караулы, слуги несли их ружья и амуницию. Службу за них отправляли гвардейские солдаты, взятые по набору (сдаточные) и служившие без всяких поблажек».[196]
Подобная ситуация в истории России часто повторялась: осыпанные милостями «придворные» подразделения постепенно разлагались. Не участвуя в сражениях, они теряли боевые традиции; офицерский состав не занимался боевой подготовкой и воспитанием солдат; утрачивалось чувство товарищества. Именно здесь кроются корни «дедовщины» и ничем не оправданные потери в боях. Между тем с государственной точки зрения боеспособность любого подразделения определяется заботой о солдате и постоянным надзором за состоянием военных коллективов.
Не имея реальной возможности контролировать гвардию в начале своего царствования, Екатерина II прибегла к помощи уже имеющихся специальных институтов, одновременно создавая собственные. Второго октября генерал-прокурор Сената А. И. Глебов получил монаршее указание рассматривать совместно с тайным советником Н. И. Паниным дела о государственных преступлениях. Поручив контроль над Тайной экспедицией доверенным лицам, императрица могла контролировать их деятельность. Экспедиция, как и предшествующие ей структуры, объединила политический сыск и отчасти службу контрразведки. Основной ее резиденцией оставалась Петропавловская крепость. Вторым секретным органом контрразведки была Коллегия иностранных дел.
Практика формирования временных следственных комиссий для рассмотрения особо опасных государственных преступлений была сохранена. Уже 3 октября по указу императрицы особая комиссия в составе гетмана Малороссии графа К. Г. Разумовского, генерал-поручика сенатора В. И. Суворова и генерал-поручика Ф. Ф. Вадковского начала секретное следствие по делу братьев Гурьевых (Петра, Ивана и Семена) и братьев Хрущовых (Петра и Алексея). Заговор, о котором идет речь, возник в среде гвардейских офицеров в самом начале царствования Екатерины II в пользу шлиссельбургского узника Ивана Антоновича. Однако силами широкой агентуры и оперативными мероприятиями он был раскрыт, а участвующие в нем осуждены и сосланы в Якутск и на Камчатку.
Манифестом от 19 октября 1762 г. императрица подтвердила решение Петра III о ликвидации Канцелярии тайных розыскных дел. Однако, хорошо понимая значение политической полиции, она, как и ранее ее муж, передала расследование государственных преступлений в ведение Сената. Московская контора Тайной экспедиции подчинялась непосредственно главнокомандующему в Москве,[197] в 1763–1771 гг. генерал-фельдмаршалу П. С. Салтыкову, имевшему прямой выход лично на императрицу.
Вместе с тем продолжалась практика формирования временных следственных комиссий для рассмотрения особо опасных государственных преступлений. Весной 1763 г. в гвардии произошли очередные брожения, связанные со слухами о возможном браке императрицы и Григория Орлова. Главой группы сообщников, недовольных братьями Орловыми, стал камер-юнкер и ротмистр конной гвардии Федор Хитрово. Он привлек к себе еще двух офицеров: Михаила Ласунского и Александра Рославлева. Заговорщики планировали уговорить государыню отказаться от брака с Орловым, а если она не согласится, то убить всех братьев. Но информация о планах заговорщиков стала известна властям, и императрица поручила следствие В. И. Суворову.
Двадцать четвертого мая Екатерина II писала сенатору из Ростова:
«По получении сего призовите к себе камер-юнкера князя Ив. Несвижского и прикажите ему письменно вам подать или при вас написать все то, что он от камер-юнкера Федора Хитрова слышал, и по важности его показания пошлите за Хитровым, и, если придет[ся] арестовать его, Хитрова, тогда для дальнейшего произвождения оного дела призовите себе в помощь кн. Мих. Волконского и кн. Петра Петр. Черкасского и рапортуйте ко мне, как часто возможно. Я при сем рекомендую вам поступать весьма осторожно, не тревожа ни город и сколь можно никого; однако ж таким образом, чтоб досконально узнать самую истину, и весьма различайте слова с предприятием. Впрочем, по полкам имеете уши и глаза».[198]
Из последней фразы можно сделать предположение, что именно Суворов имел самое непосредственное отношение к осуществлению негласного контроля над настроениями в гвардейских полках с помощью секретных сотрудников.
Следствием было установлено, что на жизнь императрицы заговорщики посягать не намеревались, а планировали лишь устранение братьев Орловых. Поэтому Екатерина ограничилась тем, что сослала Ф. Хитрово в его имение – село Троицкое Орловского уезда, где он и скончался в 1774 г. М. Ласунского и А. Рославлева уволили с военной и дворцовой службы в чинах генерал-поручиков. От замужества с Орловым Екатерина II отказалась, чему немало способствовал воспитатель цесаревича Павла Петровича Никита Панин, который, по преданию, заявил: «Императрица может делать все что ей угодно, но госпожа Орлова не будет нашей императрицей…»
Наряду с контролем над Тайной экспедицией Н. Панин руководил Коллегией иностранных дел, то есть одновременно заведовал как дипломатией, так и российской внешней разведкой. Он действовал в соответствии с правилами того времени: «Дипломат XVIII века <…> был вправе вербовать себе открытых сторонников и тайных осведомителей, осуществлять подкуп официальных лиц, что вообще было в порядке вещей».[199] Поскольку Панин считался признанным мастером конспирации и тайных межгосударственных интриг, государыня всегда внимательно прислушивалась к его советам. Денег на организацию агентурных сетей за границей (в том числе агентов влияния) тогда не жалели. Только в Польшу на специальные цели в 1763 г. было направлено более одного миллиона рублей (!) – огромные по тем временам средства.
В июле 1764 г. поручик Смоленского пехотного полка В. Я. Мирович предпринял попытку освободить законного, по его мнению, государя Ивана VI, но последний был убит офицерами охраны капитаном Власьевым и поручиком Чекиным, исполнившими личный секретный приказ государыни. Дело Мировича вел генерал Веймар, в сентябре мятежник был осужден Сенатом и казнен.
Мы полагаем, что неудачная попытка освободить Ивана Антоновича вполне могла быть инициативой самой императрицы. Во-первых, кандидатура Мировича была идеальной с точки зрения психологии. Его дед, сторонник гетмана Мазепы, бежал в Польшу. Отец тайно ездил в Польшу, за что был сослан в Сибирь. И вдруг этого человека включают в состав караула при секретном государевом узнике! Во-вторых, Екатерина II запретила пытать Мировича и привлекать к следствию его брата, что противоречит сложившейся следственной практике тех лет. Таким образом, «заговор» Мировича, скорее всего, одна из первых успешных специальных операций новой секретной службы Ее Величества по устранению возможного и «более законного», чем сама государыня, претендента не престол.