В одном из писем „Калпера“, посланном на восемнадцатый день после казни Андре, указывается, что Роберт Таунсенд покинул свой пост в Нью-Йорке тотчас же после ареста английского шпиона, но до вынесения приговора и приведения его в исполнение.
За исключением генерала Вашингтона, все лица, связанные с таунсендовской цепочкой секретной службы, прожили лет по пятьдесят (а иные и больше) после начала Американской революции. Известно, что Вашингтон в бытность свою президентом навестил своих бывших секретных агентов, обитавших на Лонг-Айленде. Он высоко ценил точные сведения, которые ему доставляли во время войны, и решил, что никто из них не должен пострадать за это. Поэтому все документы, относящиеся к их деятельности и к работе других преданных ему шпионов, были опечатаны. Прошло больше столетия, пока личности таинственных „Калперов“, Старшего и Младшего, не были окончательно установлены».[220]
Тайная война между Англией и США велась и в Европе. В 1776 г. в качестве посла Американской республики в Париж прибыл Бенджамин Франклин. Для того чтобы оказать давление на Людовика XVI с целью вовлечь Францию в войну с Англией, Франклин использовал старинное соперничество Франции и Англии, а также симпатии передовых элементов французского общества к Америке. Секретарем первого американского посольства был Эдуард Банкрофт, как позже выяснилось, тайный шпион английского правительства. В качестве его оппонента-контрразведчика выступал член Конгресса от Виргинии публицист Артур Ли.
«Под маской любознательности и преданности своему служебному долгу Банкрофт узнавал от Франклина все, что тому было известно; и все, что Банкрофт узнавал от Франклина, немедленно передавалось в Англию, лорду Уэймуту или лорду Саффолку. Франклин, которому французы доверяли, сам того не сознавая, выуживал у них секретные сведения, которые передавались прямо в Лондон. Нередко эти секреты так и не попадали в Америку, ибо Банкрофт перехватывал и задерживал депеши.
О проницательности Артура Ли как борца со шпионажем можно судить по тому, что он первый распознал в Банкрофте шпиона на службе у британского правительства. Свои опасения Ли изложил самому Франклину и, что еще важнее, представил доказательства. Банкрофт неоднократно ездил в Лондон и каждый раз присутствовал там на секретных собраниях тайного совета короля. Эти сведения Артур Ли получил от своего брата Вильяма, исключительное положение которого в Англии давало ему много преимуществ в занятии импровизированной контрразведкой. Уильям Ли был не только удачливым торговцем табаком – в 1773–1774 годы он был одним из двух шерифов (начальников полиции) Лондона. <…>
Но Франклин знать ничего не хотел. <…> Эдуард Банкрофт был его старинный друг и преданный ученик, а великие люди питают нежную привязанность к своим ученикам. Самого Ли стали третировать как подозрительного смутьяна; бранили за то, что ныне может быть названо исторической прозорливостью. Безграничное доверие Франклина являлось той ширмой, в которой Банкрофт нуждался; негодование Франклина, как видно, сильно связывало братьев Ли. Банкрофт, для которого шпионаж был средством обогащения, стал ориентироваться на другую профессию. Как всякий прирожденный заговорщик, он обладал инстинктом азартного игрока и всегда был занят подготовкой какой-нибудь выгодной спекуляции. По-видимому, Франклин не замечал и не осуждал этих явных уклонений от занятий медицинской наукой и от государственных дел.
Король Георг III питал отвращение к биржевой игре. Узнав о неизлечимой тяге Банкрофта к спекуляции и забвению им интересов войны, Георг стал обвинять его в том, что он пренебрегает честью родины. „Этот человек – шпион-двойник, – восклицал Георг III. – Если он приехал в Лондон, чтобы продавать американские секреты Франклина, то вполне может вернуться во Францию с грузом английского товара!“
Банкрофт всегда передавал в Париж кучу сведений о передвижениях английских войск и флота и о намерениях британского правительства. Это были материалы, состряпанные его британскими хозяевами, они казались очень важными, но, как правило, представляли собой фальшивые или настолько устаревшие данные, что использование их не могло принести Англии никакого вреда. Такую маскировку предложили в Лондоне джентльмены, которым были известны ум и честность Франклина и которые опасались, что „добрый и тихий“ Банкрофт не попадал бы под подозрение и не совершал поездок зря. Недоверие Франклина, стоило ему только зародиться, могло бы навсегда положить конец афере Банкрофта. Франция и Англия, правда, еще не находились в состоянии войны, но французские власти легко могли найти предлог для высылки Банкрофта из страны
Мы видим, таким образом, что Георг III, по меньшей мере в делах секретной службы, не был тем слепым и сварливым старым деспотом, каким его изображали противники. Банкрофт действительно был шпионом-двойником, но эту ситуацию создали собственные министры Георга. Чтобы уверить американцев в том, что Банкрофт как секретный агент работает в их пользу, британский министр даже приказал арестовать его за шпионаж. После этого американский Конгресс согласился платить доктору жалованье за его „опасную“ работу».[221]
Летом 1777 г. военное положение Тринадцати колоний было близко к катастрофе, и американские колонисты уже готовились заключить с Англией мир. За англичанами и американцами внимательно наблюдали люди французского министра иностранных дел Вержена, который придавал большое значение ходу переговоров о мире. Для того чтобы быть в курсе последних новостей, произвели вербовку владельца дома, в котором во Франции проживал Франклин. Именно агент и сообщил Вержену о возможном заключении мира в 1778 г., что грозило Франции потерей вест-индских колоний. В итоге в феврале 1778 г. американцы заключили с французами два договора – о союзе и о торговле.
Положение Англии еще больше осложнилось, когда Екатерина II объявила о вооруженном нейтралитете, к которому присоединились Голландия, Дания и Швеция, готовые вступить с Англией в конфликт, если английский флот нападет на их торговые суда.
Смута, охватившая значительную часть Российской империи в 1773–1775 гг. и выявившая недостаточно своевременное реагирование на назревающие волнения и недовольства, послужила толчком для совершенствования полиции. Городская полиция существовала в столицах, губернских и крупных уездных городах. В столицах и губернских городах во главе полиции стояли обер-полицмейстеры, в уездных городах – городничие (впоследствии полицмейстеры), подчинявшиеся местным властям. В 1782 г. был издан «Устав благочиния», по которому в городах создавались специализированные административно-полицейские органы – управы благочиния. Согласно Табели о рангах, для служащих городской полиции вводились специальные звания; определялись также условия их продвижения по службе.
В 1777 г. егерские команды пехотных полков свели в шесть отдельных батальонов, а в 1785 г. батальоны развернули в егерские корпуса 4-батальонного состава. К 1788 г. таковых насчитывалось уже девять: Белорусский, Бугский, Екатеринославский, Кавказский, Кубанский, Лифляндский, Таврический, Финляндский, Эстляндский. При штурме крепости Измаил в 1790 г. 526 лучших стрелков надежно прикрыли огнем штурмовые колонны русских войск, переходящие через крепостной ров.
Специфика боевых действий егерей диктовала особые условия их комплектования и подготовки: в егеря отбирали кандидатов ростом не выше пяти аршин двух вершков (165 см), самых проворных и здоровых. Упор в обучении делался на индивидуальную подготовку, умение действовать самостоятельно в рассыпном строю на флангах и в тылу противника, точную прицельную, а порой и снайперскую стрельбу. Мы полагаем, что егеря выполняли определенную внутреннюю функцию и формировались как некий профессиональный противовес гвардии. Возглавляли их преданные императрице генералы и офицеры, как правило, далекие от придворных интриг; боевая подготовка егерей была на несколько порядков выше, чем подготовка абсолютного числа «сибаритствующих» гвардейцев.
В связи с сохраняющейся военной угрозой со стороны Турции в 1787 г. императрица, по инициативе князя Потемкина, приняла решение восстановить казачество на южных рубежах Российской империи. Войско должно было нести постоянную сторожевую службу, охраняя границу от нападений горцев. В феврале 1788 г. (уже в ходе начавшейся в 1787 г. очередной русско-турецкой войны) генерал-аншеф А. В. Суворов в торжественной обстановке вручил старшинам Войска Верных запорожцев С. Белому, А. Головатому и З. Чепиге войсковое знамя, а также штандарты, отобранные при ликвидации Запорожской Сечи. В 1790 г. Войско Верных запорожцев переименовали в Черноморское казачье войско, принявшее участие в русско-турецкой войне 1787–1792 гг. (штурм острова Березань, штурм Измаила). По окончании войны войску была выделена территория на левом берегу Кубани.
Во Франции в 1789 г. политическая обстановка обострилась до предела: зимой и весной восстания произошли в Марселе, Тулоне и Орлеане, в апреле – в Сент-Антуанском предместье Париже. И хотя все эти выступления удалось подавить при помощи правительственных войск, власть короля покачнулась. В июле Национальное собрание объявило себя Учредительным собранием – высшим представительным и законодательным органом страны. Людовик XVI начал подготовку к его разгону, но двор не сумел сохранить приготовления в секрете. В результате 14 июля парижане штурмом взяли Бастилию, мрачную крепость-тюрьму, символ абсолютизма. Двадцать шестого августа 1789 г. Учредительное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина. Старому строю, основанному на сословных привилегиях и произволе королевской власти, были противопоставлены неотчуждаемость естественных прав человека и равенство всех перед законом.
Однако принятие Декларации не означало наступление «лучших времен» – Франция