Первый «звонок» для государя прозвучал еще в августе 1797 г., когда части гвардии окружили Павловск и были готовы взбунтоваться. Тогда переворот не произошел только по причине отсутствия у гвардейцев лидера, способного немедленно взойти на престол.
С 12 апреля 1794 г. Тайная экспедиция возглавлялась обер-секретарем А. С. Макаровым. Первейшей задачей чиновников экспедиции был сбор сведений (слухи, доносы, подслушанные и спровоцированные разговоры) по поводу нововведений императора и надзор за лицами, вызвавшими неудовольствие государя. Один из чиновников Сената, Д. Б. Мертваго, писал:
«Время это было самое ужасное. Государь был на многих в подозрении. Тайная канцелярия была занята делами более Вотчинной; знатных сановников почти ежедневно отставляли от службы и ссылали на житье в деревни. Государь занялся делами церковными, преследовал раскольников, разбирал основание их секты, многих брали в Тайную экспедицию, брили им бороды, били и отправляли на поселение. Словом, ежедневный ужас. Начальник мой (генерал-прокурор Обольянинов. – Авт.) стал инквизитором, все шло через него. Сердце болело, слушая шепоты, и рад бы не знать того, что рассказывают».[228]
К концу правления Павла I арестованных, сосланных и находящихся под надзором государственных преступников насчитывалось около семисот человек.
Следует отметить, что в среде российского военного и служилого дворянства сопротивление политике Павла Петровича осуществлялось в основном в форме антиправительственных разговоров. Но иногда это сопротивление принимало организованные конспиративные формы. Наиболее известными являются так называемые Дрогобужское и Смоленское дела. В ходе следствия по этим делам, проводимым в 1798 г. Ф. И. Линденером, было установлено, что в Смоленской и ряде соседних губерний имеет место дворянский заговор. Во главе заговора находился А. М. Каховский, в прошлом адъютант А. В. Суворова, брат по матери А. П. Ермолова и двоюродный брат Д. В. Давыдова. По воспоминаниям Ермолова, Каховский в 1796 г. предлагал Суворову, пользовавшемуся безграничным уважением как у солдат, так и у офицеров, взбунтовать войска против Павла I:
«Однажды, говоря об императоре Павле, он сказал Суворову: „Удивляюсь вам, граф, как вы, боготворимый войсками, имея такое влияние на умы русских, в то время как близ вас находится столько войск, соглашаетесь повиноваться Павлу?“ Суворов подпрыгнул и перекрестил рот Каховскому. „Молчи, молчи, – сказал он, – не могу. Кровь сограждан!“».[229]
Однако порядки, насаждаемые в русской армии Павлом I, все же вызывали резкую критику со стороны Суворова, который продолжал воспитывать солдат по-своему. Он не раз язвительно говорил: «Косой не колоть, буклей не палить, пудрой не стрелять». Или другое: «Пудра не порох, букля не пушка, коса не тесак, и я не немец, а природный русак». Эти слова, переданные императору «доброжелателями» фельдмаршала, вызвали гнев, и 6 февраля 1797 г. Суворов был уволен в отставку без права ношения мундира. В апреле он прибыл в свое имение Губерния возле белорусского городка Кобрин. Но уже в мае Суворова отправили в другое имение – село Кончанское Боровичского уезда Новгородской губернии. Приказ о новой ссылке привез коллежский асессор Тайной экспедиции А. Н. Николаев. После отъезда Суворова приглашенные им на жительство в Кобрин офицеры (18 человек) были Николаевым арестованы и затем посажены в Киеве в крепость.
По-прежнему опасаясь фельдмаршала, Павел I приказал генерал-прокурору А. Б. Куракину установить за ним негласное наблюдение. Первоначально надзор за Суворовым был возложен на боровичского городничего А. Л. Вындомского, который сумел отказаться, сославшись на болезнь и занятость. После этого в Кончанское был направлен А. Н. Николаев, получивший специальную секретную инструкцию. В инструкции говорилось:
«О письменном его самого [Суворова] и находящихся при нем производстве наблюдать наиприлежнейше, в чем оно состоять будет, через кого именно и где; а особливо иметь в неусыпной бдительности пересылку писем, в дом его присылаемых, какими бы то путями не было».[230]
Корреспонденция Суворова перлюстрировалась, ему не позволялось выезжать далее десяти километров от села, обо всех его посетителях докладывалось. Для наблюдения за домом князя Николаев получил от Боровичского земского исправника двух испытанных «в исправности и в расторопности» солдат боровичской Штатной команды. Были также задействованы соседи Суворова по имению – помещики Ф. М. Мантуров и А. Ф. Сабуров, секретные агенты.
После отказа Суворова возглавить выступление против Павла I Каховский отбыл в свое имение Смоляничи в Смоленской губернии, где начал создание разветвленной подпольной офицерской организации. Всего в ее рядах в 1797–1798 гг. насчитывалось около ста человек, от поручика до полковника; связи имелись в Москве, Калуге, Орле, Дорогобуже, Несвиже, Петербурге. Отличием этой организации было отсутствие в ее рядах претендента на престол. По сути, это был первый «низовой» заговор, участники которого не были связаны с верхушкой петербургской знати. Но покровительство заговорщикам из Петербурга оказывалось, и не без участия руководства Тайной экспедиции.
Целью заговорщиков было устранение Павла I с престола путем вооруженного восстания воинских частей (Петербургский драгунский, 4-й артиллерийский, легкоконный полк В. Д. Давыдова и др.) или убийство императора.
Линденер писал:
«…Они совещались на Государеву смерть, а еще ясно доказывает, что они злое намерение имели, и к произведению его в действие единого случая недоставало, что еще более подтверждает Каховский – тем, что он отдавал свое имение Потемкину (который был согласен лично убить Павла I), и отсюда видно, что совершение злодейского намерения, ежели б оно удалось, он имел бы надежду на приобретение другого имения, и, следовательно, он уже имел предмет такой надежде!»[231]
Заговорщики соблюдали конспирацию: все руководители имели вымышленные имена (например: Каховский – «Молчанов», полковник Петр Дехтерев – «Гладкий» и др.). Переписка осуществлялась с использованием кодовых наименований, и в ходе следствия не все клички удалось расшифровать.
У заговорщиков хватало сочувствующих. Например, в 1798 г. надворный советник Е. Б. Фукс уговаривал свидетелей изменить показания в пользу арестованных офицеров. Линденер позже получил из Петербурга указания уничтожить все материалы по Дрогобужскому делу. Да и наказания для большинства арестованных были на удивление мягкими. Обер-секретарь Тайной экспедиции Макаров после переворота стал в 1801 г. членом Комиссии по пересмотру прежних уголовных дел. А Егор Фукс не только не был наказан, но и получил повышение в звании, став статским советником.
В 1798 г. Россия вступила во Вторую антифранцузскую коалицию: Австрия, Великобритания, Неаполитанское королевство, Турция. При ведении войны в Европе существовала реальная опасность распространения французами в русских войсках брошюр революционного содержания. В апреле 1798 г. Павел I предписал выдавать иностранцам паспорта на въезд в Россию только после получения его личного разрешения (в июле – августе паспорта на въезд в Россию получили всего 14 человек). Одновременно за иностранцами, находившимися в России, было усилено наблюдение; за проявление сочувствия к Французской революции иностранцев немедленно высылали за границу. Была введена строжайшая цензура: любое произведение, содержание которого касалось событий Французской революции, не допускалось к изданию. Все печатные произведения такого характера, уже вышедшие в свет, изымались из продажи и в большинстве случаев уничтожались.
В январе 1799 г. Фукс был направлен в Северную Италию в корпус генерал-лейтенанта А. Г. Розенберга в качестве специального агента Тайной экспедиции для осуществления негласного надзора за офицерами, которых верховное командование подозревало в вольнодумстве. При этом официально он числился на службе в Коллегии иностранных дел.
«В особом ордере, выданном перед отправлением, ему поручалось „сделать точное и строжайшее наблюдение неприметным образом об офицерах <…> в каких они подлинно связях, мнениях и сношениях, и не имеют ли какого-либо действия иностранные противные внушения и соблазнительные книги…“
По прибытии в русскую заграничную армию Фукс немедленно приступил к своим обязанностям. В начале февраля уже сообщил в экспедицию о том, что „по содержанию данной мне инструкции употребил немедленно все возможные способы для разведывания об образе мыслей италийского корпуса и о поведении офицеров“.
В марте 1799 года сфера деятельности Фукса была расширена, и ему было предложено „делать наблюдения и замечания и в прочих корпусах российских“».[232]
В Италии Фукс был назначен начальником походной канцелярии Суворова, который по настоянию Англии и Австрии принял командование союзными войсками в апреле 1799 г. Фукс регулярно пересылал в Петербург копии писем полководца и информировал свое начальство обо всех его встречах с генералами и офицерами, в том числе с союзниками. Однако никаких компрометирующих сведений, способных вызвать неудовольствие императора, Фукс не сообщал. Напротив, он докладывал, что в армии все обстоит благополучно и признаков революционной пропаганды не замечается, солдаты и офицеры воюют успешно. Зато союзное австрийское командование было подвергнуто резкой критике за «великое нерадение о нашем продовольствии» и нежелание австрийцев предоставлять истинные данные о численности своих войск и их потерях.[233]
Павел, несомненно, понимал, что его жизнь находится под угрозой, но при этом продолжал менять руководителей политической полицией. Должность генерал-прокурора Правительствующего Сената, руководившего деятельностью Тайной экспедиции, в его правление занимали четыре человека: А. Б. Куракин (04.12.1796–06.08.1798), П. В. Лопухин (06.08.1798–07.07.1799), А. А. Беклешов (07.08.1799–02.02.1800) и П. Х. Обольянинов (02.02.1800–16.03.1801). Все, кроме Об