В июне Бошняк сообщил заговорщикам, что граф Витт, давно зная о существовании тайного общества и полностью поддерживая его цели, желает присоединиться к нему и готов через год поставить под ружье 50 тысяч человек из поселений. Давыдов сообщил об этом Пестелю. Тот, хотя и был обрадован, проявил осторожность и посоветовался с генерал-интендантом 2-й армии Юшневским. Последний, получив письмо от Пестеля и «подумав с полчаса», передал ответ через Н. И. Лорера, что графа Витта принимать не следует, а необходимо «всячески остерегаться». Однако это предостережение запоздало.
Во второй половине июня Бошняк поведал Давыдову о двух известных ему «шпионах» правительства: штабс-капитане А. О. Корниловиче и полковнике П. В. Абрамове. Последнего Бошняк характеризовал как шпиона генерала Киселева и добавил, что в полку Пестеля служат офицеры, осуществляющие надзор за своим командиром. Для чего это было сделано, не вполне ясно, ведь оба названных «шпиона» являлись членами Южного общества и впоследствии были осуждены как заговорщики. Возможно, Бошняк пытался таким образом приобрести доверие Давыдова и одновременно внести раскол в ряды заговорщиков. Не исключено также, что граф Витт (организатор) пытался тем самым подставить своего «коллегу» по тайному сыску генерала Киселева. А может быть, это был спонтанный, лишенный всякой логики экспромт Бошняка. Но почему были названы именно эти две фамилии, остается загадкой.
Тем временем члены Южного общества начали практическую подготовку к предполагаемому походу 2-й армии на Петербург для поддержки восстания гвардейских полков. Маршрут движения армии на столицу должны были проложить офицеры квартирмейстерской службы (в том числе Лихарев), состоявшие в заговоре. Генерал-квартирмейстер Юшневский начал заготовку продовольствия и фуража на узловых точках будущего сбора частей армии. Главным сборным пунктом в направлении Санкт-Петербурга становился г. Каменец-Подольский. Дорога, ведущая из этого города в столицу, шла по западным границам России, что при поддержке польских войск и нейтралитете Литовского отдельного корпуса позволяло миновать места дислокации соединений 1-й армии, военное столкновение с которой не входило в планы южан.
В июне 1825 г. в Литовском отдельном корпусе организационно оформилось тайное «Общество военных друзей». Идеологом заговорщиков был М. Рукевич, основными организаторами – К. Игельстром и И. Вегелин. Руководящим органом общества был комитет, в состав которого вошли К. Игельстром, И. Вегелин, П. Гофман, Э. Петровский, А. Угричич-Требинский. Председателем комитета бы стал поручик Гофман. «Общество военных друзей» объединяло офицеров Литовского корпуса, местных чиновников, шляхтичей и учащуюся молодежь. Характерной чертой общества была строгая конспирация, почерпнутая Рукевичем и Игельстромом у тайных масонских организаций. Общество состояло из трех ступеней посвящения. В первую («Военные друзья») входили руководители общества и офицеры, во вторую («Общество согласия», руководитель коллежский асессор А. Угричич-Требинский) – гражданские чиновники и помещики, в третью («Заряне», руководитель канцелярист Л. Вронский) – учащиеся Белостокской гимназии. Низшие ступени возглавляли представители более высоких ступеней. Всего в «Общество военных друзей» входило 45 человек, из них 41 – поляки.
Руководство Южного общества знало о наличии тайной организации в Литовском корпусе. В 1826 г. Петербургский следственный комитет выяснил, что С. Г. Волконский по поручению Пестеля летом 1825 г. ездил в Бердичев для встречи с Мошинским, используя в качестве прикрытия участие в контрактах на Бердичевской ярмарке. Мошинский и известил Волконского об учреждении тайного общества в одном из полков Литовского корпуса. Это было настолько важно для южан, что Волконский немедленно передал информацию Пестелю через члена Южного общества штабс-капитана Азовского пехотного полка И. Ф. Фохта. Несомненно, эта информация, учитывалась в дальнейших планах руководства южан. При движении на Киев, Петербург и Москву Литовский отдельный корпус «нависал» над левым флангом и тылом войск заговорщиков. От его выступления на стороне восставших или хотя бы нейтралитета во многом зависел успех мятежа в 1-й и 2-й армиях.
Тринадцатого июня Александр I возвратился в Царское Село из Варшавы, а 4 июля из Петербурга прибыл фельдъегерь прапорщик Ланг с предписанием об отправке Шервуда в Петербург. Тринадцатого июля Шервуда принял Аракчеев, и 17 июля его представили Александру I. Император подробно расспросил агента о подробностях заговора, но, не получив конкретных сведений, распорядился предоставить письменный отчет. Третьего августа Шервуд отбыл из Грузино в свой полк чтобы продолжить оперативную работу по дальнейшему «разведыванию» тайного общества в Одессе и Харькове. Для прикрытия оперативной работы ему был выдан паспорт, согласно которому он числился в годовом отпуске «для приведения в порядок расстроенного состояния отца».
Внимание Александра I по-прежнему приковывали международные дела. Не получив согласия Священного союза на прекращение турецко-египетской агрессии против Греции, он решил действовать самостоятельно и 6 августа 1825 г. объявил, что в турецких делах «отныне Россия будет исключительно следовать своим собственным видам и руководствоваться своими собственными интересами».[293] Дибич получил распоряжение начать подготовку к войне с Турцией. Подобное решение императора означало фактический распад Священного союза.
В августе 1825 г. начальник южных военных поселений граф Витт получил анонимное письмо, датированное днем, когда Шервуд отправился в свой полк. Автор письма достоверно не установлен, конкретные фамилии в нем отсутствуют, но в тексте имеются весьма интересные аналитические соображения, в частности, следующие:
«В то время как европейские карбонарии занимали внимание государей, в глубине мирной и процветающей России с 1819 г. образовался узел якобинства, завязанный за границей; его целью было пустить глубокие корни в империи, которая одна была препятствием к переменам и всеобщему ниспровержению престолов. После стольких революций, вспыхивавших и не удававшихся, ясно было, что только влияние нашей страны и страх пред теми гигантскими силами, которые один император мог двинуть в защиту монархических принципов, остановили успехи, на которые надеялись. Опрокинуть этот колосс стало единственной надеждой и лозунгом всех злоумышленников, и с того времени завязались потаенные связи между европейскими карбонариями и буйными умами России.
К несчастью, необъяснимый рок или, быть может, косвенное влияние, хитрые тонкости которого ускользали от наблюдения, привели правительство к ряду неверных шагов, которыми опять-таки воспользовались для того, чтобы новых и новых приверженцев откалывать от правительства и привлекать на сторону этой новой силы, которая хотела возвысился и распространиться, чтобы раздавить врага, которого она страшилась. Отсюда исходил план, революционная сеть которого распространилась во всех классах; канцелярии министров и вообще правительственных учреждений, наполнились людьми, которых было слишком легко завербовать, так как в перевороте усматривали они для себя возможности и карьеры, и обогащения. Отсюда проистекает самая главная опасность: заполняя административный аппарат, эти люди получили возможность влиять на своих начальников, препятствовать от их имени правильному ходу управления, раздавать приказы и принимать меры, подсказанные враждою и клонившиеся к разрушению счастья и процветания империи.
Когда наметилась возможность революции в России, оставалось только решить, с кого начинать: с народа или с военной силы. К несчастью, зародыш недовольства, обнаружившийся в армии, решил выбор в пользу последнего пути, и с тех пор, не переставая, обрабатывали умы и офицера и солдата».[294]
В письме к Александру I от 13 августа Витт докладывает, что его агенты напали на след «важного и серьезного дела» и просит государя о конспиративной аудиенции не в Петербурге, а в Таганроге для личного доклада по всем известным ему сведениям. Примерно в то же время (между 10 и 15 августа) Шервуд сообщил Барк-Петровскому о порученной ему секретной миссии и продолжил свою оперативную работу. Во второй половине августа – начале сентября он «принимает» в члены тайного общества Т. Комара и двух братьев Красносельских. А затем отправляется в Одессу для проведения дальнейших «розысков».
В августе – сентябре 1825 г. руководителями Васильковской управы был составлен очередной план цареубийства, получивший название «2-й Белоцерковский план». В августе во время маневров 3-го пехотного корпуса 1-й армии под украинским местечком Лещином, близ Житомира, член «Общества соединенных славян» капитан Пензенского пехотного полка А. И. Тютчев рассказал бывшим сослуживцам по Семеновскому полку М. П. Бестужеву-Рюмину и С. И. Муравьеву-Апостолу о своей принадлежности к тайной организации. После трудных переговоров (часть «славян» не одобряла идею «военной революции», чреватую, по их мнению, неизбежной диктатурой), проведенных Бестужевым-Рюминым и П. И. Борисовым, было принято решение о вхождении «Общества соединенных славян» в Южное общество. У «славян» насчитывалось около пятидесяти членов (И. И. Горбачевский, В. А. Бечаснов, Я. М. Андреевич, М. М. Спиридонов, В. Н. Соловьев, А. Д. Кузьмин, М. А. Щепилло и др.), среди которых были русские, украинцы, поляки. В сентябре Бестужев-Рюмин, смотревший на новичков «как на орудие революции», получив список «славян», отметил в нем тех, кто был готов на цареубийство.
«2-й Белоцерковский план» предусматривал ликвидацию императора на высочайшем смотре осенью 1826 г. А в роли членов «Обреченного отряда» должны были выступить террористы-«славяне» или офицеры, разжалованные в солдаты. Затем восставшие части 1-й и 2-й армий должны были двинуться на Киев, Москву и Петербург. Этот план, снижающий влияние Пестеля, был поддержан его противн