В числе заговорщиков[299] 3-го п. к. находились:
1) 9-я п. д. 1.1. Алексопольский п. п.: полковник И. С. Повало-Швейковский (командир до сентября 1825); 1.2. Кременчугский п. п.: полковник П. А. Набоков, поручик Н. Л. Федоров, юнкер Сенявин; 1.3. Полтавский п. п.: полковник В. К. Тизенгаузен, капитан П. А. Устимович, поручики И. Г. Демьянович, Ф. Ф. Ковальский и Е. Н. Троцкий, подпоручик С. П. Трусов; 1.4. Черниговский п. п.: подполковник С. И. Муравьев-Апостол, капитан А. Ф. Фурман, штабс-капитан В. Н. Соловьев, поручики А. Д. Кузьмин, В. Н. Петин, А. И. Шахирев и М. А. Щепилло, подпоручики А. А. Быстрицкий и А. С. Войнилович; 1.5. 17-й е. п.: майор Панченко, капитаны Жегалов и Щербинский, подпоручики А. Ф. Вадковский, Д. А. Молчанов и Шефлер 1-й, юнкер Лекень; 1.6. 18-й е. п.: полковник К. Ф. Остен, прапорщик А. Н. Креницын; 1.7. 9-я а. б.: подполковник А. К. Берстель, подпоручики А. В. Веденяпин 1-й и А. С. Пестов, подпоручики Н. И. Тиханов и И. Н. Черноглазов, прапорщик А. В. Веденяпин 2-й.
2) 8-я п. д. 2.1. Пензенский п. п.: майор М. М. Спиридов, капитан А. И. Тютчев, поручики П. Ф. Громнитский и Н. Ф. Лисовский, подпоручики П. Д. Мозган и А. Ф. Фролов; 2.2. Саратовский п. п.: полковник Жуков, поручик Н. И. Бельченко, подпоручик Н. О. Мозгалевский, прапорщики Ольшевский и И. Ф. Шимков, юнкер В. И. Шеколла; 2.3. Тамбовский п. п.: капитан Тшилинский, штабс-капитаны А. Е. Розен и Унгерн-Штернберг, поручики А. О. Рихард 1-й и Н. О. Рихард 2-й, прапорщик А. О. Рихард 4-й; 2.4. Троицкий п. п.: капитан Киселевич и поручик Ярошевич; 2.5. 16-й е. п.: полковник М. А. Габбе; 2.6. 8-я а. б.: поручики Ридигер и Ротмистров, подпоручики Я. М. Андреевич, Г. М. Андреевич, П. И. Борисов, И. И. Горбачевский, Г. И. Одинцов, прапорщики В. А. Бечаснов и И. В. Киреев;
3) 3-я г. д. 3.1. Александрийский г. п.: полковник А. З. Муравьев, поручик И. И. Сухинов; 3.2. Ахтырский г. п.: полковник А. З. Муравьев, подполковник И. А. Арсеньев, ротмистры Н. Н. Семичев, Малявин и Е. Е. Пфейлицер-Франк, корнет Л. Е. Годениус, поручик Никифораки; 3.3. Белорусский (принца Оранского) г. п.: подполковник И. И. Левенштерн, штаб-ротмистры П. С. Веселовский, И. П. Жуков и М. Н. Паскевич, поручик С. Поздеев, корнеты А. П. Рославлев и Ф. А. Ржевуский, юнкер Н. Ф. Лосев; 3.4. 3-я к-а. б. и 6-я к-а. р.: подполковник А. Н. Фролов; 3.5. 5-я к-а. р.: командир капитан М. И. Пыхачев.
В современном понимании конспирации собрания заговорщиков проходили далеко не всегда конспиративно. Так, в общих собраниях принимали участие офицеры различных подразделений. О своем участии в тайном обществе капитан Фурман показал, «что он к сему обществу приглашен был одного с ним полка поручиками Сухиновым и Кузьминым, во время нахождения их корпуса в лагерях в прошедшем, 1825 году под местечком Лещином, и в исходе оного позван ими неподалеку от лагерей в деревню, где квартировала 8-й артиллерийской бригады рота; зашедши в неизвестную ему квартиру, нашел там многих офицеров разных полков 8-й и 9-й дивизий <…> коих всех вообще было особ до 30-ти…».[300]
Однако пока заговорщики строили свои «наполеоновские» планы, над их головами уже был занесен меч Немезиды. На исходе ноября 1825 г. одновременно в трех местах – Житомире, Варшаве и Петербурге, разделенных сотнями километров, – произошли события, ставшие «точкой бифуркации»[301] для всех участников будущей драмы. Но никто из них об этом не подозревал…
Двадцать пятого ноября командир 3-го п. к. 1-й армии генерал-лейтенант Л. О. Рот получил донесение на имя императора от командира 1-й гренадерской роты Вятского п. п. (входившего в состав 7-го п. к. 2-й армии!) капитана А. И. Майбороды. В члены Южного общества Майборода был принят своим полковым командиром Пестелем в августе 1824 г. До осени 1825 г. у них были ровные отношения, но затем ситуация изменилась. По одной версии, Майборода растратил часть средств заговорщиков и опасался мести со стороны Пестеля, по другой – из карьерных или иных, неведомых нам соображений капитан решил сообщить известные ему сведения властям. В донесении, в частности, говорилось, что «в России назад тому уже десять лет, как родилось и время от времени значительным образом увеличивается тайное общество под именем общества либералов; члены сего общества или корень оного мне до совершенства известен, не только внутри России, но частью и в других местах ей принадлежащих, равно как и план деятельных их действий…».[302]
Генерал Рот подверг Майбороду детальному и обстоятельному опросу, по итогам которого подготовил рапорт начальнику Главного штаба Дибичу, приложив к нему письмо Майбороды; 26 ноября рапорт с нарочным был отправлен в Таганрог.
В донесении Рота, в частности, говорилось:
«Я считаю нужным <…> довести до сведения вашего <…> что на запрос, сделанный мною, зачем он не обратился по своему начальству для доставления Его Императорскому Величеству донесения своего, он отозвался, что нашел удобнее для сохранения тайны обратиться ко мне не по какому-либо сомнению на высшее начальство 2-й армии, но для того, что поблизости расположения Вятского полка (в Липовецком уезде) счел легче скрыть поездку в Житомир, нежели в штаб 7-го пехотного корпуса или в главную квартиру; а так же и потому <…> что опасается, чтоб в числе чиновников, окружающих генералов 2-й армии не было сообщников тайного общества, которое он намерен открыть.
Хотя убедительно старался, что б он доставил более подробностей относительно оного, но он отозвался, что не может мне дать других сведений кроме следующих.
Что общество сие было прежде составлено под именем общества просвещения.
Что впоследствии времени оно преобразовалось и что многие члены от оного отклонились.
Что в числе сих последних находятся командир Украинского полка полковник Бурцов, Казанского – полковник Абрамов и квартирмейстерской части подполковник Комаров, которые, как он полагает, не откажутся дать насчет оного сведения (в особенности подполковник Комаров). <…>
Я счел нужным отпустить капитана Майбороду обратно в полк, дабы не дать полковнику Пестелю сомнения, которое могло бы побудить его истребить бумаги, заключающие доказательства тайного общества».[303]
В тот же день, когда генерал Рот опрашивал Майбороду, в Варшаву в семь часов вечера пришло известие о кончине Александра I. Получив его, Константин немедленно оповестил о случившемся гостившего у него младшего брата Михаила Павловича. Как следует из воспоминаний Михаила, в его присутствии Константин прочел Н. Н. Новосильцеву, дежурному генералу А. И. Кривцову, начальнику своей канцелярии Л. И. Гинцу и князю А. Ф. Голицыну копии документов о своем отречении и заявил, что единственным законным преемником российского престола является Николай Павлович.
В течение ночи и следующего утра были подготовлены официальные бумаги, подтверждающие отречение, и частные письма Константина к Николаю и Марии Федоровне. Двадцать шестого ноября Михаил Павлович выехал с этими документами в столицу. В письме к брату Константин обращался к Николаю «Ваше Величество» и просил его принять данное письмо как присягу новому императору.
А в Петербурге вечером 25 ноября членам правящей фамилии и высшим сановникам (председателю Госсовета П. В. Лопухину, командующему Гвардейским корпусом А. Л. Воинову, военному губернатору Петербурга М. А. Милорадовичу, дежурному генералу Главного штаба А. Н. Потапову) стало известно о критическом состоянии Александра I (письмо Дибича от 15 ноября). Отметим, что сведения о болезни государя (начавшейся 5 ноября) сохранялись в строгой тайне, любые слухи об этом власти старались пресекать с помощью столичной полиции, подчинявшейся Милорадовичу. Ближе к ночи «его императорское высочество, граф Милорадович и генерал Воинов приступили к совещанию, какие нужно принять меры, если бы, чего Боже сохрани, получено было известие о кончине возлюбленного монарха. Тогда его императорское высочество предложил свое мнение, дабы в одно время при объявлении о сей неизреченной потере провозгласить и восшедшего на престол императора, и что он первый присягнет старшему своему брату, как законному наследнику престола».[304]
Это совещание характеризуется большинством историков как первая «схватка за власть» внутри императорской фамилии, ставшая одной из причин междуцарствия. Первым версию о «схватке Романовых», на которую до сих пор ссылаются историки, запустил С. П. Трубецкой после возвращения из сибирской ссылки. Его мемуары впервые опубликовал Герцен в «Записках декабристов» (вып. II–III. Лондон, 1863 г.).
Согласно «запоздалым откровениям» Трубецкого произошло следующее.
«Я был коротко знаком с д. с. с.[305] Федором Петровичем Опочининым. Приехав к нему 25-го ноября, после разговора о тревожных вестях, привезенных вчерашним курьером, он мне сказал, что великий князь Николай пригласил к себе председателя Государственного совета князя Петра Васильевича Лопухина, князя Алексея Борисовича Куракина и графа Михаила Андреевича Милорадовича, бывшего, как известно, тогда военным генерал-губернатором С.-Петербурга и по случаю удаления императора от столицы облеченного особой властью. Великий князь объявил им свои права на престолонаследие, известное им по желанию Александра, чтоб он вступил после него на престол, и по отречению Константина Павловича, по случаю бракосочетания его с польскою девицей Грудзинскою, потом княгиней Ловичской. Граф Милорадович отвечал наотрез, что великий князь Николай не может и не должен никак надеяться наследовать брату своему Александру в случае его смерти; что законы империи не дозволяют располагать престолом по завещанию; что при том завещание Александра известно только некоторым лицам, а неизвестно в народе; что отречение Константина также не явное и осталось не обнародованным; что Александр, если хотел, чтобы Николай наследовал после него престол, должен был обнародовать при жизни своей волю свою и согласие на нее Константина; что ни народ, ни войско не поймут отречения и припишут все измене – тем более что ни государя самого, ни наследника по первородству нет в столице, но оба были в отсутствии; что наконец гвардия решительно откажется принести Николаю присягу в таких обстоятельствах, и неминуемое за тем последствие будет возмущение. Совещание продолжалось до 2 часов ночи. Великий князь доказывал свои права, но граф Милорадович признать их не хотел и отказал в своем содействии. На том и разошлись».