Значительную часть участников заговора представляли адъютанты высших начальствующих лиц: при цесаревиче Константине – М. С. Лунин; при принце А. Вюртембергском – А. А. Бестужев, при главнокомандующем 1-й армией Ф. В. Остен-Сакене – П. П. Титов, В. А. Мусин-Пушкин и Ф. Л. Бреверн; при главнокомандующем 2-й армией П. Х. Витгенштейне – А. А. Крюков, В. П. Ивашев, Н. В. Басаргин и А. П. Барятинский; при Дежурстве гвардейской пехоты – Е. П. Оболенский; при финляндском генерал-губернаторе А. А. Закревском – Н. В. Путята; при смоленском генерал-губернаторе Н. Н. Хованском – А. Чевкин; при 2-м корпусе – А. И. Сабуров; при генерале Н. Н. Раевском – П. А. Муханов; при генерале Я. А. Потемкине – К. П. Оболенский; при генерале А. И. Чернышеве – В. Д. Сухоруков; при главном командире Кронштадского порта Ф. В. Моллере – П. А. Бестужев. Указанные лица могли получать информацию от своих патронов и их ближайшего окружения. Однако меры секретности, принятые правительственной стороной, позволили Николаю Павловичу иметь информационное преимущество.
Параллельно с ведением тотальной разведки участники заговора активно занимались подготовкой вооруженного выступления гвардейских полков, часть офицерского состава которых поддерживала их. Особые надежды декабристы возлагали на Кавалергардский и Измайловский полки: из них вышли и в них служили наибольшее число членов тайных обществ. По плану Пестеля после отстранения династии Романовых Кавалергардский полк должен был стать единственной охраной новой власти. Предполагалось, что «Полк царских мечников» – таким было бы его название – будет состоять из 16 дружин (эскадронов) латников; ему предстояло занимать «исключительно во дворце все внутренние караулы».[317] Из других гвардейских частей заговорщики рассчитывали на Гвардейский морской экипаж, Гренадерский, Московский и Финляндский полки.
Кроме собственно участников Северного и Южного обществ, лидеры мятежников надеялись на поддержку членов масонских лож и ранее существовавших тайных обществ, среди которых были опытные в военном деле старшие офицеры. Определенная надежна возлагалась и на поддержку 3-го и 4-го пехотных корпусов 1-й армии.
К 8 декабря на собраниях руководителей заговора (Рылеев, Трубецкой, Оболенский, Бестужев и Каховский) постановили назначить диктатором (военным руководителем восстания) Трубецкого. Его заместителем становился старший адъютант (начальник штаба) гвардейской пехоты Е. П. Оболенский, но при этом «мотором» заговора оставался Рылеев. Тогда же был принят и основной политический план: «Приостановив действие самодержавия, назначить временное правительство, которое учредило бы в губерниях камеры для избрания депутатов…».[318] К 13 декабря под руководством Трубецкого на квартирах Рылеева и Оболенского был разработан также план вооруженного выступления.
До принятия присяги состоявшие в заговоре офицеры должны были склонить солдат к мятежу, используя в качестве аргументов ложные сообщения об аресте Константина и Михаила и о незаконности присяги Николаю. Первому отряду под командованием капитана Нижегородского драгунского полка А. И. Якубовича поручался захват Зимнего дворца и арест императорской семьи. Для этого предполагалось использовать Гвардейский экипаж, Измайловский полк и Конно-пионерный эскадрон. Второй отряд, возглавляемый командиром 12-го Егерского полка полковником А. М. Булатовым, должен был овладеть Кронверком (арсенал) и Петропавловской крепостью (под прицелом ее пушек находился Зимний дворец). В качестве основной ударной силы второго отряда намечались 1-й и 2-й батальоны Гренадерского полка. Третьему отряду под руководством С. П. Трубецкого поручалось блокировать здание Сената. И. И. Пущин и К. Ф. Рылеев под угрозой оружия предъявили бы сенаторам ультиматум: не присягать новому императору, объявить правительство низложенным и передать власть Временному правительству. В этой части операции главную роль играли 1-й и 2-й батальоны Московского полка.
Чтобы придать мятежу характер народной революции, Якубович предложил сыграть на низменных страстях петербуржцев и использовать вариант, уже опробованный при свержении Петра III. Иными словами, он планировал открыть кабаки и организовать бесплатную раздачу водки для населения, затем взбунтовать толпу и направить ее к Зимнему двору и в богатые кварталы города. В случае неудачи восстания проговаривался вариант поджога города и отступления к Москве для соединения с частями 1-й и 2-й армий, находившимися под контролем Южного общества.
С целью обезглавить правительственные войска и внести панику в ряды сторонников самодержавия, 13 декабря Рылеев (в присутствии А. А. Бестужева, Е. П. Оболенского, И. И. Пущина) предложил П. Г. Каховскому убить Николая Павловича. Рано утром 14 декабря он должен был проникнуть в Зимний дворец и совершить террористический акт до начала общего выступления. М. А. Бестужев планировал захватить великого князя Михаила Павловича при въезде в Петербург, на Нарвской заставе.
Важное место в планах заговорщиков отводилось караулам, так как быстрый захват ключевых объектов без их поддержки невозможен. Особый расчет возлагался на караулы по 1-му отделению, Петропавловской крепости и Нарвской заставе. Наиболее важными из них были караулы по 1-му отделению: внутренний караул и главная гауптвахта Зимнего дворца, присутственные места на Гороховой, 2, Адмиралтейство и Сенат. Дежурный по этим караулам – командир 2-го батальона Финляндского полка полковник А. Ф. фон Моллер – ранее состоял в тайном обществе. В Кронверке и Петропавловской крепости караулы занимали 2-я и 3-я фузилерные роты 1-го батальона Гренадерского полка. В карауле у Нарвской заставы стояла часть 2-й гренадерской роты Московского полка.
Однако замыслам заговорщиков не дано было осуществиться.
Ранним утром 11 декабря в Петербург прибыл барон Б. А. Фредерикс с пакетом от генерала Дибича для передачи в собственные руки императора.
«Спросив полковника Фредерикса, – вспоминал Николай I, – знает ли он содержание пакета, получил в ответ, что ничего ему не известно, но что такой же пакет послан в Варшаву, по неизвестности в Таганроге, где находился государь. Заключив из сего, что пакет содержит обстоятельство особой важности, я был в крайнем недоумении, на что мне решиться? Вскрыть пакет на имя императора был поступок столь отважный, что решиться на сие казалось мне последнею крайностью, к которой одна необходимость могла принудить человека, поставленного в самое затруднительное положение, и – пакет вскрыт! <…> Дело шло о существующем и только что открытом пространном заговоре, которого отрасли распространялись чрез всю империю, от Петербурга на Москву и до второй армии в Бессарабии. <…> Должно было действовать, не теряя ни минуты, с полною властью, с опытностью, с решимостью – я не имел ни власти, ни права на оную; мог только действовать через других, из одного доверия ко мне обращавшихся, без уверенности, что совету моему последуют; и притом чувствовал, что тайну подобной важности должно было наитщательнейше скрывать от всех <…> или преждевременно заговорщикам не открыть, что замыслы их уже не скрыты от правительства».[319]
Николай немедленно пригласил к себе Милорадовича и Голицына и ознакомил их с приложениями к депеше Дибича:
«Писанные рукою генерал-адъютанта графа Чернышева для большей тайны, в них заключалось изложение открытого обширного заговора. <…> Известно было, что заговор касается многих лиц в Петербурге и наиболее в Кавалергардском полку, но в особенности в Москве, в главной квартире 2-й армии и в части войск, ей принадлежащих, а также в войсках 3-го корпуса. Показания были весьма неясны, неопределительны; но однако еще за несколько дней до кончины своей покойный император велел генералу Дибичу, по показаниям Шервуда, послать полковника лейб-гвардии Измайловского полка Николаева взять известного Вадковского, за год выписанного из Кавалергардского полка. Еще более ясны были подозрения на главную квартиру 2-й армии, и генерал Дибич уведомлял, что вслед за сим решился послать графа Чернышева в Тульчин, дабы уведомить генерала Витгенштейна о происходящем и арестовать князя С. Волконского, командовавшего бригадой, и полковника Пестеля, в оной бригаде командовавшего Вятским полком.
Подобное извещение в столь затруднительное и важное время требовало величайшего внимания, и решено было узнать, кто из поименованных лиц в Петербурге, и немедля их арестовать; а как о капитане Майбороде ничего не упоминалось, а должно было полагать, что через него получатся еще важнейшие сведения, то решился граф Милорадович послать адъютанта своего генерала Мантейфеля к генералу Роту, дабы, приняв Майбороду, доставить в Петербург. Из петербургских заговорщиков по справке никого не оказалось налицо; все были в отпуску, а именно – Свистунов, Захар Чернышев и Никита Муравьев, что более еще утверждало справедливость подозрений, что они были в отсутствии для съезда, как в показаниях упоминалось. Граф Милорадович должен был верить столь ясным уликам в существование заговора и в вероятное участие и других лиц, хотя об них не упоминалось; он обещал обратить все внимание полиции, но все осталось тщетным и в прежней беспечности».[320]
Еще более категорично высказывался о «беспечности» Милорадовича декабрист Штейнгель.
«До Милорадовича, – писал он, – не доходило ничего, о чем шпионы доносили тайной полиции; напротив, Рылеев был во всем предупреждаем».[321]
Мы полагаем, что Штейнгель ошибается: полицейская агентура в период междуцарствия работу не прекращала и сведения своему шефу доставляла регулярно. Современным историкам хорошо известно, что в записной книжке Милорадовича, найденной после его смерти в рабочем кабинете, находился список почти всех членов Северного общества. Однако Милорадович не только бездействовал, но и не доложил о поступающих к нему сведениях Николаю Павловичу.