арские полки, а также 5-я и 6-я конноартиллерийские роты. Эти войска, разделенные на четыре отряда (маневренные группы), начали окружение мятежников.
Весь день 1 января 1826 г. руководители восстания ждали сведений из Белой Церкви, Брусилова и Киева. Однако надежды заговорщиков на поддержку других полков, в которых служили члены Южного общества и «соединенные славяне», не оправдались. План восстания не был воплощен в жизнь из-за отказа обер-офицеров выступить в поддержку черниговцев и из-за мер, предпринятых военным командованием.
Между тем, в среде восставших стремительно ухудшалась дисциплина. Получившие шальные деньги нижние чины стали употреблять спиртное и производить «реквизиции» у местного населения. Начались массовые беспорядки и дезертирство солдат и офицеров; все эти явления руководители мятежников не смогли остановить вплоть до разгрома полка.
Утром 2 января черниговцы двинулись по направлению к Белой Церкви на соединение с 17-м егерским полком: пройдя села Марьяновка и С. Слобода, они остановились в селе Пологи. В Белой Церкви был расквартирован 17-й егерский полк, в котором служили члены тайного общества, обещавшие содействие. Однако проведенная поручиком Сухиновым рекогносцировка показала, что полк выведен из города и связи с ним нет. Утром 3 января мятежники выступили в направлении к Трилесам – исходному пункту восстания. С. И. Муравьев-Апостол планировал дойти до Житомира, около которого в различных частях служили члены «Общества соединенных славян». Однако между селениями Устимовка и Ковалевка Черниговский полк (ок. 900 человек) был встречен отрядом генерал-майора Ф. К. Гейсмара. Правительственные войска состояли из двух эскадронов Мариупольского гусарского полка, двух эскадронов Белорусского гусарского полка и двух орудий 5-й конноартиллерийской роты (ок. 400 человек).
Мятежный полк был остановлен артиллерийским огнем, а затем атакован гусарами с флангов. В бою был убит М. Щепилло и несколько солдат, С. И. Муравьев-Апостол получил ранение в голову. 895 солдат и шесть офицеров сдались. После поражения покончили с собой И. Муравьев-Апостол и А. Кузьмин. На следующий день пленных черниговцев доставили в Белую Церковь. Большинство из них приговорили к лишению чинов, каторге и ссылке. Командиром Черниговского полка стал произведенный в подполковники С. С. Трухин, а Г. И. Гебель, получивший чин полковника, вступил в должность киевского коменданта.
Шестого февраля 1826 г. в Полтавском пехотном полку произошло событие, названное историками попыткой поднять полк на восстание. На деле эта попытка свелась к призывам члена «Общества соединенных славян» подпоручика С. И. Трусова, не поддержанным солдатами. После окончания смотра полка подпоручик выбежал перед строем 1-го батальона с обнаженной шпагой и прокричал: «Ребята! Бросайтесь в штыки, найдем вольность и независимость ни от кого, у нас государь не есть государь Николай Павлович, а тиран».[341] Трусов, кроме призывов позволивший себе оскорбления в адрес императорской фамилии, был арестован. В ходе следствия аресту также подвергся коллега Трусова по тайному обществу поручик Е. Н. Троцкий.[342] Оба офицера были разжалованы и приговорены к смертной казни, замененной на пожизненную каторгу.
В отношении солдат, находившихся в Петербурге, Николай I проявил поистине государственную мудрость. Наиболее отличившиеся нижние чины были удостоены денежных наград от 30 до 500 рублей, в зависимости от заслуг. Матросы Гвардейского экипажа, практически в полном составе вернувшиеся в казармы вечером 14 декабря, утром следующего дня принесли перед Адмиралтейством присягу лично императору. Рядовой состав экипажа получил прощение, экипажу возвращено гвардейское знамя. 1-я гренадерская рота Черниговского полка во главе с капитаном П. Ф. Козловым, оставшаяся верной правительству, 20 января была переведена в старую гвардию (Московский полк) в полном составе и с сохранением чинов.
Приказом по Гвардейскому корпусу от 17 февраля 1826 г. из солдат и младших офицеров, добровольно явившихся в казармы, был составлен Сводный (гвардейский) полк (три роты Московского и четыре роты Гренадерского полков), чтобы боевой службой на Кавказе искупить вину. На составление полка поступили 33 офицера и 1333 нижних чина, командиром полка назначен полковник И. П. Шипов, личный состав сохранил гвардейскую форму. На Кавказе в состав полка были включены 145 нижних чинов бывшего Семеновского полка и еще 581 участник восстания 14 декабря, а также 264 ветерана кавказских полков.[343]
К лету 1826 г. закончилось следствие по делу о тайных обществах (свыше двух тысяч дел). Следствие над декабристами велось таким образом. Во время допросов подозреваемым задавали устные вопросы, которые затем направлялись им в письменном виде. Ход следствия отражен достаточно полно. При составлении вопросов показания подследственных чиновники не подтасовывали. Случаев, когда кому-либо из обвиняемых предъявлялись фальсифицированные показания других подследственных, также не выявлено. Письменные показания декабристов переписывались дословно с заменой первого лица на третье. Иногда опускались имена авторов показаний и упоминающихся в них лиц.
Большинство офицеров-заговорщиков воспользовались предоставленной возможностью оправдаться: они дали признательные показания и раскаялись в своих действиях, о чем многие десятилетия не принято было упоминать. Каховский писал Николаю I, что не смеет просить простить его заблуждение, Рылеев – что отрекается от своих заблуждений и политических правил. Пестель сообщал Левашову о разрыве всего, что связывало его с тайным обществом, и просил пощады. Вероятно, искреннее раскаяние подавляющего большинства офицеров стало смягчающим обстоятельством при решении судьбы подследственных. Из сорока смертных приговоров, вынесенных в судебных заседаниях, император утвердил только пять, заменив четвертование повешением. Родственники мятежников, не замешанные в преступлении, были оставлены на службе, а многие даже награждены и повышены в чинах за верную службу.
Первые же показания декабристов содержали сведения о связях русских мятежников с польскими заговорщиками. Наиболее опасными для польского «Патриотического общества» были показания руководителей Южного общества: М. Бестужева-Рюмина, С. Муравьева-Апостола, П. Пестеля и С. Волконского. Одним из первых был арестован А. Яблоновский, у которого обнаружили список польских конспираторов. Всего арестам подверглись до двухсот человек. Примечательно, что Константин Павлович всячески старался замять дело об участии поляков в антиправительственной деятельности, но под давлением улик был вынужден не препятствовать следствию.
Поведение польских заговорщиков перед следствием и судом значительно отличалось от поведения их русских «коллег»: поляки были более сдержанны и расчетливы. Они старались изобразить свое участие в тайном обществе как легкомысленное невинное увлечение. Николай I настаивал на суровых приговорах для поляков, расценивая их деятельность как государственную измену. Однако суд в Варшаве, состоявшийся летом 1828 г., вынес демонстративно мягкие приговоры, а некоторые участники «Патриотического общества» были оправданы. Вовремя и адекватно не вылеченная язва через два года привела к длительной и кровавой войсковой операции по хирургическому удалению гангренозных тканей сепаратизма.
Николай I внимательно изучал материалы Следственной комиссии, желая понять реальное положение дел в империи, доставшейся ему в наследство от старшего брата. Он стремился уяснить положительные моменты в проектах декабристов и поручил делопроизводителю Следственной комиссии А. Д. Боровкову изложить вытекающие из проектов выводы о насущных государственных потребностях. Многие начинания государя были направлены на устранение выявленных недостатков, что потребовало от него кропотливой работы по осуществлению «постепенных усовершенствований». Военным губернатором Санкт-Петербурга был назначен П. В. Голенищев-Кутузов, обер-полицмейстером стал Б. Я. Княжнин.
Уже в декабре 1825 г. Николай I дал указание ряду приближенных составить проекты преобразования тайной государственной полиции. Одним из первых в январе 1826 г. свои соображения представил А. Х. Бенкендорф. В апреле император направил его записку И. И. Дибичу и графу П. А. Толстому, чтобы они высказали свое мнение по данному вопросу. В течение первой половины 1826 г. император получил в свое распоряжение еще несколько проектов. Бенкендорф обратил внимание на социально-политические аспекты деятельности тайной полиции, принципы ее формирования и служебной деятельности и отметил необходимость тщательного обсуждения этого вопроса. Третьего июня 1826 г. Николай I подписал указ о присоединении Особенной канцелярии МВД к Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
Основой Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии стала Особенная канцелярия МВД. Н. поскольку одним из направлений деятельности отделения являлась контрразведка, в его состав могли быть вовлечены и сотрудники Высшей воинской полиции. В ряде публикаций, посвященных деятельности последней, упоминается о ее реформировании именно в 1826 г.
Главным начальником Третьего отделения назначался А. Х. Бенкендорф. Двадцать пятого июня государь утвердил Бенкендорфа в должности шефа жандармов, 26 июля Бенкендорф был назначен командующим Императорской Главной квартирой. В этой должности он отвечал за личную безопасность Николая I и его семьи. Ближайшим помощником Бенкендорфа стал М. Я. фон Фок, «старый полицейский волк», руководивший Особенной канцелярией МВД до 1826 г. Ум, знания, оперативный опыт и административные способности этих людей обеспечили успешную работу Третьего отделения и положили начало формированию новой централизованной системы органов государственной безопасности России.