Однако цесаревич, имевший в своем распоряжении в Варшаве семь гвардейских полков (Волынский, Гродненский гусарский, Литовский, Подольский кирасирский, Уланский, польские Гренадерский и Конно-егерский) отказался пустить в ход оружие, полагая, что «русским нечего делать в драке», а «всякая пролитая капля крови только испортит дело». Он отпустил пока еще остававшиеся верными ему польские войска (и эти отлично подготовленные силы присоединились к мятежникам!), а сам с русскими частями отошел в Россию. Через несколько дней Царство Польское оставили все русские войска, а военные крепости Модлин и Замостье, имевшие стратегическое значение и большие артиллерийские запасы, были сданы восставшим без боя.
Д. В. Давыдов, один из ведущих специалистов своего времени в области «малой войны» писал в «Записках партизана»,[352] что «война с польскими мятежниками <…> по влиянию своему на умы, угрожая России ужаснейшими последствиями, едва ли не была <…> грознее войны 1812 года. Одну можно назвать бурей, другую – заразой. Одну вел человек великий, превосходный, но имевший в виду лишь одну вещественную цель; другая велась сама собою, скрывая в чреве своем начало, полное разрушительными последствиями всякого единства, всякого покоя, всякого благосостояния и порядка. Какая огромная обязанность лежала на правительстве! Ему надлежало быть наиболее бдительным, вовремя обо всем извещенным и полным внимания к малейшему пришествию войны».[353]
Англия и Франция, не оказывая полякам никакой реальной помощи, мгновенно увязали бельгийский и польский вопросы в дипломатическом плане и вынудили Николая I направить своих представителей на Лондонскую конференцию послов великих держав. На конференции, проходившей (с перерывами) в ноябре – декабре 1830 г., система венских границ 1815 г. дала первый сбой, связанный с различием интересов великих держав. В итоге независимость Греции получила международное признание, удостоилась независимости и Бельгия, ставшая конституционной монархией при постоянном нейтралитете во главе с Леопольдом I.
События 1830 г. в Европе и польский мятеж нашли отражение и во внутренней политике Российской империи. Уже 21 декабря 1830 г. Бенкендорф разослал губернаторам секретный циркуляр, в котором говорилось о том, что император приказал ему (шефу жандармов) обратить внимание господ губернаторов на возможность польской пропаганды в российских губерниях:
«Чтобы на случай, когда в губерниях <…> появятся какие-либо воззвания к народу или сочинения, клонящиеся к внушению мирным жителям мнений, противных государственным постановлениям или гражданскому порядку, вы <…> немедленно препроводили бы оные ко мне, приняли надлежащие меры к открытию сочинителей и распространителей таковых разглашений».[354]
В свою очередь, губернаторы отдали подобные распоряжения находящимся в их подчинении уездным полицмейстерам.
России пришлось исправлять политическую близорукость, военную нерешительность и личностную «нервическую непоследовательность» Константина Павловича полномасштабной годичной войной, которая стоила обеим сторонам от 35 до 50 человек только убитыми.
Глава 9За нашу и вашу свободу?
Государь, ныне царствующий, первый у нас имел право и возможность казнить цареубийц или помышляющих о цареубийстве. Его предшественники принуждены были терпеть и прощать.
Тринадцатого января 1831 г. польский сейм объявил династию Романовых лишенной польского престола. Во главе Национального правительства встал ближайший соратник Александра I Адам Чарторыйский, вступивший в переговоры с иностранными державами о предоставлении военной, финансовой и политической помощи полякам. Главнокомандующим польской армии был назначен ветеран наполеоновских войск генерал Ю. Хлопицкий, любимец солдат. Под его командой находилось 35 тысяч регулярных войск (из них семь тысяч кавалерии) при 106 орудиях. В Варшавском арсенале имелся большой запас ружей. Дополнительно правительством были приняты следующие меры:
1) призвано на службу 20 тысяч отставных солдат и офицеров;
2) объявлен набор 100 тысяч добровольцев (из них 10 тысяч в кавалерию);
3) изъяты для артиллерии упряжные лошади;
4) взяты на вооружение гаубицы из Модлина, старые прусские и турецкие орудия, из колоколов отлито 20 орудий;
5) произведен ускоренный выпуск офицеров из Школы подпрапорщиков и из Калишского кадетского корпуса.
К началу реальных военных действий численность польской армии составила 140 тысяч человек. Старые войска были отлично обучены, однако новые, наспех собранные части значительно уступали им по всем показателям. (Одна из ошибок поляков – то, что они не выделили кадры, способные передать новым войскам свой положительный опыт).
В состав Действующей российской армии, предназначенной для усмирения Польши, были назначены: Гвардейский корпус (Петербург), Гренадерский корпус (Новгородские военные поселения), 1-й и 2-й пехотные корпуса 1-й армии, 6-й (бывший Литовский) корпус, 3-й резервный Кавказский корпус и 5-й резервный кавалерийский корпус – всего 183 тысячи человек (из них 41 тысяча кавалерии) плюс 13 казачьих полков; при этом для сбора войск требовалось не менее четырех месяцев. Главнокомандующим был назначен генерал-фельдмаршал И. И. Дибич-Забалканский, начальником штаба – генерал от инфантерии К. Ф. Толь. Не уступая полякам в маневрировании, русские войска были менее подготовленными в одиночных действиях, в рассыпном строе и т. п. «Тормозящим» фактором оказалась и недооценка сил и возможностей противника.
«Разбирая Польскую кампанию, – писал один из лучших знатоков военной истории России А. А. Керсновский, – мы прежде всего должны отметить недооценку противника Дибичем – крупный и досадный промах Забалканского. Недооценка эта имела следствием выступление в поход „налегке“ – в результате чего после Гроховского сражения во всей русской артиллерии осталось всего 5000 зарядов, с чем нельзя было приступать к штурму сильно укрепленной Варшавы. Выступи Дибич в поход на месяц позже, кампания закончилась бы на полгода раньше: имея под рукой достаточные силы и средства, можно было бы сразу нанести решительный удар. Всю кампанию армии пришлось расплачиваться за эту первоначальную ошибку. Тактическая подготовка войск была слаба в результате 15 лет плац-парадных излишеств и постоянного празднования старых побед в наполеоновских баталиях. Начальник штаба армии генерал Толь составил перед выступлением в поход „Правила для наблюдения во время марша на биваках, на тесных квартирах и в самом бою“. Однако эти правила большинством войсковых начальников не соблюдались».[355]
Русскими генералами не был востребован и богатейший опыт партизанской войны 1812 года. Глаза многих героев прошлых битв застило самомнение, и большинство из них высокомерно отнеслось к необходимости изучения новых тактических методов ведения боевых действий, притом что прежний боевой опыт был подзабыт. Именно это чванливое самодовольство и позволило отряду г. Дембинского (около четырех тысяч человек) пройти сквозь боевые порядки русских войск из Литвы под Варшаву через Беловежскую пущу. Поход Дембинского (28 июня – 22 июля 1831 г.) представляет собой классический образец рейдовых партизанских действий. Избегая больших городов и открытых пространств, он вел своих людей лесами. На малые русские отряды поляки нападали, а более сильные – обходили. Тактика Дембинского полностью соответствовала выводам Фигнера и Давыдова[356] о том, что оружие партизан состоит более в искусстве, чем в силе; а главными их союзниками являются быстрота маневра, внезапность нападения и решительность в бою.
Сам Давыдов участвовал в подавлении польского мятежа добровольцем. С марта 1831 г. он командовал «летучим отрядом» в составе Финляндского драгунского и трех казачьих (Кареева, Катасанова и Платова) полков. Ему была поставлена задача наблюдать за действиями войск генерала И. Дверницкого из района Замостья и не допустить партизанских действий поляков в междуречье Вислы и Буга. Давыдов задачу выполнил и за успешные боевые действия был удостоен звания генерал-лейтенанта и орденов Святой Анны 1-й степени и Святого Владимира 2-й степени.
В подавлении Польского восстания участвовали и специальные подразделения личной охраны российского императора. Так, лейб-гвардии Черноморский 7-й эскадрон осуществлял охрану Главной квартиры.[357] А лейб-гвардии Кавказский Горский полуэскадрон был присоединен к штабу Гвардейского корпуса.
В 1831 г. горцы Конвоя участвовали в следующих боях: в ночь на 23 апреля у деревни Плавки ими была разбита рота польской пехоты, 1 мая у села Верпента был атакован отряд польских партизан – их загнали в болото и полностью уничтожили; затем горцы отличились в сражении при Райгороде 17 мая.
Двадцать девятого мая фельдмаршал Дибич скончался от холеры, и боевые действия в Польше замедлились. При этом политическая обстановка в Российской империи в первой половине 1831 г. в целом была достаточно спокойной. Но польский мятеж посеял свои ядовитые зерна. В обществе усилился рост оппозиционных настроений. К чести российских секретных служб, ни одна попытка организовать поддержку польским мятежникам в обеих столицах и центральных губерниях успехом не увенчались.
Весной 1831 г. Генерального штаба штабс-капитан С. И. Ситников (жена которого была полькой) составил проект вечевого правления в России. Согласно проекту, славянская вечевая федерация должна была состоять из двух вечевых республик: славяно-русской, со столицей в Новгороде, и славяно-польской, со столицей в Варшаве. Столицей федерации намечался Киев. Написав 16 писем с изложением своего проекта, Ситников разослал их в городские думы некоторых губерний (например, в Московскую, Ростовскую, Полтавскую, Черниговскую) и ряду известных частных лиц. В мае часть писем попала в Третье отделение. Восемнадцатого мая Бенкендорф начал всероссийский розыск анонимного автора. Имея в качестве первоначальной зацепки только штамп казанской почты, оперативники Третьего отделения сумели установить личность «злоумышленника». Во второй половине июня 1931 г. Ситников был арестован в Казани и полностью изобличен. Осужденный за сочинение и рассылку «пасквилей и возмутительных писем», он был заключен в Шлиссельбургскую крепость, а затем сослан в монастырь, где сошел с ума и умер на рубеже 1836/1937 гг.