Если можно было считать обычным бытовым явлением наличие более или менее сплоченной „полковой семьи“, то единой „общеофицерской семьи“ не было… Гвардеец относился к армейцу с холодным высокомерием. Обиженный армеец завидовал гвардии и не питал к ней братских чувств. Кавалерист смотрел на пехотинца с высоты своего коня, да и в самой коннице наблюдался холодок между „регулярными“ и казаками. Артиллеристы жили своим строго обособленным мирком, и то же можно сказать о саперах. Конная артиллерия при случае стремилась подчеркнуть, что она составляет совершенно особый род оружия. Все строевые, наконец, дружно ненавидели Генеральный штаб, который обвиняли решительно во всех грехах Израиля. Если в каком-нибудь провинциальном гарнизоне стояли – даже в небольшом количестве – части трех главных родов оружия, то обязательно имелось три отдельных собрания: пехотное, кавалерийское и артиллерийское. <…>
Создание единого и сплоченного офицерского корпуса было государственной необходимостью. Для этого требовалось вернуть гвардии ее первоначальное назначение. Гвардия Петра I была государственным учреждением исключительной важности – мыслящим и действующим отбором страны. Павел Петрович совершенно исказил ее характер, передал ее на отбор исключительно физический по королевско-прусскому образцу. <…>
Императорское правительство совершило жестокий промах, недооценив великой политической роли в стране организованного, сплоченного в монолит офицерского корпуса. Оно не сумело ни его подготовить, ни его сориентировать»[545].
Что касается заблаговременной подготовки к организации партизанской войны на территориях, впоследствии захваченных противником, и организации в его тылу диверсионных операций, особенно в период мобилизации и развертывания, то реальных действий в этом направлении предпринято не было. Единственная попытка такого рода в 1907–1910 гг. – незначительные усилия по организации партизанского движения в Корее на случай обострения русско-японских отношений. Одним из инициаторов идеи явился военный агент в Китае полковник Л. Г. Корнилов. Однако дальше переписки дело не двинулось. Теоретические и практические разработки отечественных военных за предыдущие сто лет так и не стали для высших военно-политических кругов России руководством к действию.
В ходе Первой мировой войны серьезных попыток использовать преимущества диверсионных операций на коммуникациях противника высшим военно-политическим руководством Российской империи предпринято не было. Генеральный штаб, не обращавший в мирное время должного внимания на подготовку диверсионной деятельности, не смог организовать эффективное применение диверсий во время войны. Он упустил наиболее благоприятное для диверсионных действий время – период мобилизации и сосредоточения австро-венгерской и немецкой армий, хотя план Шлиффена, предусматривавший разгром России и Франции поодиночке, русская разведка вскрыла заблаговременно. Оперативная работа велась без тщательно продуманного плана, без учета собственных замыслов и действий противника. Попытки командования организовать партизанскую войну при отступлении русской армии из Царства Польского и Литвы также не увенчались успехом: удачно был осуществлен только налет на Невель в ноябре 1915 г. Наиболее последовательным сторонником «малой войны» являлся генерал В. Н. Клембовский[546], еще до мировой войны убедительно доказывавший необходимость активных партизанских действий, ведущихся с инициативой от армии (мы неоднократно цитировали выдержки из его книг).
Благоприятные политические и стратегические условия для проведения отдельных диверсионных операций и развертывания народной партизанской войны имелись в оккупированной австрийцами Сербии. Сербы традиционно благожелательно относились к русским, у них был многовековой опыт партизанской борьбы с турецкими войсками. Известно, что общее количество сербских четников (ceta – отряд) не превышало 10 000 человек, но для борьбы с ними австрийцы были вынуждены держать армию и полицейские части численностью 75 000–100 000 штыков и до конца войны так и не сломили партизан. Координация Генеральным штабом действий сербских повстанцев и регулярной русской армии, а также помощь им подготовленными инструкторскими кадрами и материально-техническим снабжением могли обернуться значительным успехом для России, тем более что к началу мировой войны предназначенные для проведения разведывательно-диверсионных операций штатные (пограничные и пластунские) подразделения в империи имелись.
Не было уделено должного внимания и созданию стрелкового оружия, отвечавшего потребностям специальных подразделений. Еще в 1905 г. В. Г. Федоров предложил проект переделки винтовки Мосина образца 1891 г. в автоматическую, а в 1907 г. опубликовал книгу «Автоматическое оружие». Однако работы по созданию индивидуального автоматического оружия сдерживались представителями консервативного крыла русской военной науки, взгляды которых разделял Николай II. В 1912 г. между государем и Федоровым произошел следующий разговор:
– Это вы изобрели автоматическую винтовку?
– Так точно – я, Ваше Величество…
– Я решительно против ее применения в армии…
– Разрешите, Ваше Величество, узнать – почему?
– Для нее не хватит патронов…[547]
Мы уже упоминали о переделке самовзводного револьвера конструкции Л. Нагана в несамовзводный. Приведенный диалог также показывает, что император и его ближайшее окружение ценили жизнь воинов ниже материальных средств, которые при всем желании «быстрой и победоносной войны» отпускались с огромным дефицитом. Стоит ли говорить, что в среде технической интеллигенции тогдашний режим формировал своим отношением глухую и далеко не всегда скрытую оппозицию.
Во время русско-японской войны 1904–1905 гг. впервые было применено в больших масштабах автоматическое стрелковое оружие – пулеметы. Но маневренность первых пулеметов оставляла желать лучшего, поэтому возникла необходимость в компактном автоматическом оружии для пехотинцев, в первую очередь для бойцов войсковой разведки. В. Г. Федоров в 1913 г. разработал автоматическую винтовку под специальный патрон калибра 6,5 миллиметра Арисака; на испытаниях винтовка показала неплохие результаты. В дальнейшем на базе винтовки конструктор создал «ружье-пулемет» (автомат). Однако косность военно-политического руководства Российской империи привела к тому, что русская армия вступила в Первую мировую войну, не имея на вооружении отечественных ручных пулеметов, автоматических винтовок, автоматов.
Во время войны был применен ряд технических и тактических новинок, которые впоследствии вошли в арсеналы как государственных силовых институтов, так и их оппонентов из антиправительственных организаций. Так, осенью 1916 г. в германской армии была предпринята первая попытка доставки и эвакуации диверсантов посадочным способом: лейтенант Коссель и обер-фельдфебель Виндиш высадились с аэроплана в тылу русских войск неподалеку от Ровно, совершили подрыв железной дороги и благополучно вернулись в свое расположение. Широко использовали возможности авиации для высадки разведчиков и диверсантов в тылу противника французы. Они первыми применили парашюты при доставке разведывательно-диверсионной группы, ее оружия, взрывчатки и радиостанции летом 1918 г. в Арденнах.
Еще одной стороной деятельности германских спецслужб являлось создание специальных подразделений из подданных Российской империи. В 1914 г. в г. Локштадт под Гамбургом создан учебный центр для финских эмигрантов. Курс специальной военной подготовки был рассчитан на восемь месяцев; курсантов готовили для использования в качестве руководителей и инструкторов партизанского движения в Финляндии. При подходящих условиях, т. е. в случае высадки немецких десантов на финской территории, они становились «пятой колонной» в тылу русской армии. Выпускники учебного центра, получившие название «локштадтских егерей», впоследствии образовали кадровый костяк финской армии и финских секретных служб. На Западном фронте в условиях позиционной войны и страны Антанты, и Германия к 1916 г. приступили к созданию специальных штурмовых подразделений, основной тактикой которых стали не фронтальные атаки, а скрытое проникновение для блокирования и захвата узлов сопротивления противника. С этого времени в лексиконе спецназа многих стран мира закрепляется термин «инфильтрация».
Ситуация с выпуском автоматического и специального стрелкового оружия в странах Европы была несколько лучше, чем в России. Ручные пулеметы получили достаточно быстрое признание и к 1915 г. массово выпускались в Германии, Дании, Великобритании, США, Франции. Автоматические винтовки и пистолеты-пулеметы приняты на вооружение только к концу войны. Наиболее продвинутыми в этой области оказались немцы. Для длинного парабеллума «Р-17» был спроектирован барабанный магазин «ТМ-08» емкостью 32 патрона Впоследствии на вооружение солдат штурмовых подразделений поступили и пистолеты-пулеметы Бергмана «MP-18», имевшие аналогичный магазин Для тайных операций германские спецслужбы начали использовать «парабеллум», оснащенный глушителем Максима. В Германии наладили массовый выпуск оптических прицелов Цейса к винтовкам Маузера «98», к концу Первой мировой войны в немецкой армии было подготовлено несколько тысяч профессиональных снайперов.
Единственное специальное подразделение русской армии, полностью вооруженное автоматическими винтовками и автоматами Федорова, – Особая рота (команда), сформированная только летом 1916 г. Несмотря на то что шла война, Особая рота прошла интенсивную боевую подготовку личного состава в Ораниенбаумской офицерской стрелковой школе под руководством опытных инструкторов и оружейников. После завершения полугодовой подготовки команда была придана 189-му Измаильскому полку и в декабре 1916 г. отправлена на Румынский фронт.