Во время операции в Афганистане (руководители операции В. М. Примаков (Региббей) и А. И. Черепанов (Али-Азваль-хан)), направленной против Б. Сакао, объявившего себя эмиром, в апреле – мае 1929 г. приобретен практический опыт взаимодействия специальных подразделений с авиацией. В частности, был создан «воздушный мост» для материально-технического обеспечения наших групп, организована штурмовая авиационная поддержка в их интересах. Как показала практика второй половины XX в., авиационная (материально-техническая, тактическая, огневая и спасательная) поддержка настолько важна, что многие современные подразделения из состава сил специального назначения имеют собственную боевую, транспортную и вспомогательную авиацию.
В 1928 г. командующий Ленинградским военным округом М. Н. Тухачевский высказал идею создания воздушно-десантных войск (ВДВ). В 1930 г. в составе 11-й стрелковой дивизии Ленинградского ВО был сформирован внештатный опытный авиамотодесантньй отряд, личный состав которого был подготовлен для выполнения прыжков с парашютом. Общее руководство созданием воздушной пехоты осуществлялось начальником военно-воздушных сил РККА П. И. Барановым[986]. Основными организаторами парашютной подготовки принципиально новых военных формирований Красной армии стали Л. Г. Минов[987] и Я. Д. Мошковский[988].
Вначале развитие воздушно-десантных войск шло в направлении небольших частей специального назначения – опытный авиамотодесантньй отряд по численности приближался к батальону. Отдельные авиадесантные отряды создали еще в четырех военных округах европейской части СССР: Приволжском, Белорусском, Украинском и Московском. Затем отряды переименовали в авиационные (стрелковые) батальоны особого назначения (БОН). Проблемами технического оснащения Военно-десантных войск (ВДВ) занималось Особое конструкторско-производственное бюро военно-воздушных сил РККА под руководством П. И. Гроховского[989].
На уровне военных округов подготовкой к партизанской войне занимались специально созданные IV отделы штабов военных округов. Они взаимодействовали с соответствующими подразделениями и отделами республиканских и территориальных органов ОГПУ. Например, в Белоруссии действовало Специальное бюро ГПУ БССР, с 1930 по 1936 г. осуществлявшее подготовку кадров к партизанской борьбе по своей линии. Уполномоченный этого Спецбюро А. К. Спрогис[990], служивший в тот период начальником спецшколы ГПУ, впоследствии вспоминал:
«В 1928 г. меня направили на учебу в Высшую пограничную школу. Там проходили переподготовку командирские кадры. После окончания школы я стал совершенствовать свою квалификацию на специальных курсах, где мы, группа выпускников Высшей пограничной школы, изучали разведывательно-диверсионное дело, чтобы более эффективно бороться с нарушителями границы, распознавать все их приемы и уловки. Полученные знания мы продолжали совершенствовать на практике – в Белорусском пограничном округе, куда меня направили после курсов.
В этот период (начало 30-х годов) по указанию ЦК проводились мероприятия по укреплению обороноспособности западных районов страны на случай нападения империалистического агрессора.
Мы осваивали методы партизанской борьбы, работали над созданием партизанской техники, обучали будущих партизан минно-подрывному делу. Заранее подбирались кадры организаторов военных действий в тылу врага (среди них были тогда такие товарищи, как Ваупшасов, Орловский и другие, ставшие в годы Отечественной войны героями партизанского движения). От партизан требовалась всесторонняя подготовленность, и я в числе других освоил парашютное дело, получил значок инструктора парашютизма. Все, чему мы научились в мирное время, оказало потом неоценимую помощь нам в борьбе с немецкими оккупантами. <…>
В начале 1930 г. небольшая группа слушателей Высшей пограничной школы (ВПШ) ОГПУ (в том числе и я) была вызвана в Особый отдел Центра, где имела соответствующий разговор с руководящими лицами. В частности, я хорошо помню товарища Гендина[991].
Его я знал и раньше. Из нашей группы были отобраны 30 человек, в том числе и я. После прохождения месячных специальных курсов нас направили в три пограничных округа – Ленинградский, Украинский и Белорусский – для организации и подготовки диверсионно-партизанской работы.
Установка была такова, что к весне ожидается война. Война не началась, но все группы по округам, соответствующие отделения в составе округов продолжали начатую подготовительную работу»[992].
В 1931 г. руководством РККА и ИККИ принимается решение о реорганизации Карельского егерского батальона в бригаду. Руководитель советской Карелии Э. Гюллинг на одной из сессий ЦИК имел беседу с М. Н. Тухачевским и Б. М. Фельдманом о специфике карельских условий и просил их назначить командиром бригады Э. Матсона. К концу декабря Отдельная Карельская егерская бригада, подчиненная непосредственно командующему Ленинградским ВО, была сформирована. Командный состав бригады собирали из всех частей РККА, где имелись финны и карелы, некомплект покрывался русскими. Бригада была территориальной; состояла из штаба, политотдела, Петрозаводского и Олонецкого батальонов, артдивизиона горных 76-миллиметровых орудий, роты связи, саперной роты, подразделений боевого обеспечения и обслуживания. До осени 1935 г. бригада являлась практически единственным армейским соединением в Автономной Карельской ССР. В соответствии с оперативными планами штаба округа она должна была прикрывать Петрозаводское направление от «возможной финской агрессии» В период войны из приписного состава дополнительно формировались Заонежский и Вепсский батальоны. Предусматривалась и переброска бригады в Мурманск «для отражения возможных английских десантов». К 1935 г. бригада была готова воевать не только на своей, но и на чужой территории.
Не менее важным направлением было создание сети разведчиков-нелегалов, подготовленных для проведения диверсий во враждебных СССР государствах. Эту задачу выполняла Особая группа, которую с 1929 г. возглавил Я. И. Серебрянский[993]. С 1934 г. Специальная группа особого назначения (СГОН) Серебрянского находилась в прямом подчинении народного комиссара внутренних дел. Группа была особо засекречена и опиралась только на собственную (в основном коминтерновскую) агентуру, внедренную на военные и промышленные объекты вероятного противника для подготовки диверсий в случае войны. Группа выполняла и другие особые задания.
Летом 1929 г. советское руководство санкционировало операцию по «изъятию» руководителя РОВС генерала А. Кутепова и его переправке в СССР. 1 января 1930 г. Я. Серебрянский вместе с двумя оперативниками своей группы выехал в Париж. 26 января Кутепов вышел из дома и отправился в церковь, но до нее так и не дошел. Случайный свидетель спустя несколько дней показал, что видел, как на улице Удино человека с приметами Кутепова схватили двое рослых мужчин и втолкнули в машину, которая тут же уехала. Одновременно уехала и другая машина, в которую сел дежуривший на перекрестке полицейский. Пленника вывезли из Парижа, но доставить его в СССР не удалось, вечером того же дня Кутепов скончался от сердечного приступа и был тайно похоронен в предместье французской столицы.
Французской полиции и контрразведке РОВС так и не удалось выйти на след похитителей генерала – оперативников и боевиков Особой группы Серебрянского. Операция по похищению Кутепова нанесла тяжелый психологический удар по Белому движению. Депрессия, панические настроения, недоверие к руководителям, взаимные подозрения в сотрудничестве с органами госбезопасности СССР были характерны не только для членов РОВС, но и для поддерживавшей его части белой эмиграции на протяжении ряда лет после исчезновения Кутепова.
В соответствии с секретным планом Штаба РККА, утвержденным наркомом по военным и морским делам К. Е. Ворошиловым, вдоль западных границ СССР были оборудованы десятки тайников с оружием (в том числе автоматами), боеприпасами, взрывчаткой. В приграничных округах на коммуникациях проведена работа по подготовке к взрывам мостов, водокачек и других стратегически важных объектов на всю глубину полосы обеспечения укрепленных районов. В 1932–1933 гг. формировались специальные подразделения ТОС («Техника особой секретности»), на вооружении которых состояли мины, оснащенные радиоуправляемыми взрывателями «БЕМИ», а впоследствии «Ф-10». Они были созданы в Особом техническом бюро по военным изобретениям специального назначения (Остехбюро) под руководством В. И. Бекаури. По словам Старинова, именно Бекаури впервые познакомил его с конструкцией радиоуправляемых мин.
Подразделение Карельской егерской бригады
В 1932 г. руководителем Центральной военно-политической школы ИККИ назначается поляк К. Сверчевский (псевдоним Вальтер)[994]. В 1924–1936 гг. только в этой школе прошли обучение свыше 500 человек. Школа имела самые тесные контакты с РУ РККА, в рамках которого существовал засекреченный даже от аппарата РУ спецотдел под руководством М. Ф. Сахновской[995]. И. Г. Старинов вспоминал: «В этот период [1933 г.] я работал в Москве в отделе Мирры Сахновской. Это была опытная, энергичная, мужественная женщина, награжденная в числе первых орденом Красного Знамени. За тот сравнительно небольшой промежуток времени мне удалось подготовить две группы китайцев и ознакомить партийное руководство некоторых зарубежных стран – Пальмиро Тольятти, Вильгельма Пика, Александра Завадского и других – с применением минной техники»