3000.
Второй стол этой канцелярии был занят уже более серьезной работой. Этим столом выдавались свидетельства о политической благонадежности.
Гораздо более значительной являлась секретная канцелярия. Она делилась на секретный и особо секретный отдел. В секретном архиве хранились дела всех террористов, крупных общественных деятелей и видных революционеров[508].
Принцип, когда имя агента знал только офицер, работающий с ним, соблюдался и здесь. Так, по финансовым отчетам все агенты проходили под кличками. Тот же принцип соблюдался и при ведении картотек. В «агентурном листке» – обобщенная жандармским офицером информация, полученная от агента,– упоминалась только кличка[509].
С 1909 г. в Департаменте полиции старались не обозначать на своих карточках подлинные имена провокаторов[510]. Хотя и до этого имена наиболее ценных негласных сотрудников знали только офицеры, которые с ними работали.
В качестве примера – история Д.С. Соловейчик, которая входила в близкое окружение В.И. Ленина. Она занималась вопросами переписки и участвовала в организации доставки секретной корреспонденции из-за рубежа в Российскую империю. Член РСДРП с 1903 г., активный участник революции и Гражданской войны, комиссар полка, штурмовавшего Перекоп, она несколько лет проработала в ВУЧК (Всеукраинская чрезвычайная комиссия). Ее арестовали в 1938 г. как троцкистку.
О ее связях с Департаментом полиции стало известно только в 1938 г. О том, что в окружении В.И. Ленина существовал агент Охранного отделения, большевики знали давно. Такой вывод сотрудники ВУЧК сделали на основании анализа уцелевших документов из архива Киевского охранного отделения Департамента полиции. Поиски предателя продолжались более двадцати лет. И может быть они закончились бы неудачей, если бы сама Д.С. Соловейчик случайно не проговорилась на одном из допросов. Когда следователь мимоходом задал ей вопрос о том, кого из близкого окружения В.И. Ленина она подозревает в тайном сотрудничестве с Охранным отделением, то она назвала себя[511].
Основным источником утечки секретной информации из Департамента полиции были собственные сотрудники. Радикально настроенная оппозиция (эсеры, большевики и т.п.) в большинстве случаев не могли «взломать» шифры (используемые при переписке между Охранными отделениями), использовать специальную аппаратуру (просто еще не придумали[512]), а вот использовать недостатки в работе с кадрами – здесь использовался весь арсенал средств.
Рассмотрим сначала подбор кадров для Департамента полиции. Условно все категории сотрудников можно разделить на три категории:
руководители отделений и офицеры жандармерии, непосредственно работающие с агентурой;
оперативные работники – в большинстве своем сотрудники отделов наружного наблюдения;
технический персонал – писари, чиновники и т.п.
Если проанализировать допуск этих категорий к конфиденциальной информации, то формально только офицеры жандармерии знали имена агентов, методы, применяемые при работе с агентурой, и т. п., что составляло тайну. Поэтому и подбор лиц на эту должность был очень строгим.
Для поступления было необходимо:
иметь потомственное дворянство;
окончить военное или юнкерское училище по первому разряду;
не быть католиком;
не иметь долгов и пробыть в строю не менее 6 лет.
Если претендент удовлетворял этим требованиям, то его ждало два экзамена (письменный и устный) и негласная проверка Департаментом полиции по месту постоянного проживания. Основное внимание обращалось на отсутствие долгов и политическую благонадежность. Поэтому возможность поступления на службу человека, сочувствующего какой-либо политической партии, исключалась[513].
Совсем по-другому обстояло дело с приемом на работу чиновников. Принцип «рыбак рыбака видит издалека» в кадровой политике применялся довольно часто. В этом не было ничего странного.
Сергей Зубатов – первый начальник Московского охранного отделения, разработавший систему внутренней агентуры – целую школу, – в студенческие годы принимал участие в революционном движении студенчества.
Ландезен-Геккельман-Гартинг А.М. – заведующий Заграничной агентурой с 1903 по 1909 г. – начинал свою карьеру с работы тайного агента, организовав в 1885 г. арест дерптской типографии. Ушел в отставку в чине статского советника.
Доброскок-Добровольский Н.В. (кличка «Николай–Золотые очки») – сначала провокатор среди меньшевиков, а после разоблачения – чиновник Петербургского охранного отделения.
Хотя не всегда такой принцип срабатывал. Порой бывшие провокаторы становились диссидентами или поступали на службу исключительно для сбора информации о методах, используемых Департаментом полиции для борьбы с революционерами, и имен провокаторов – «негласных сотрудников».
И если «диссидент» хотел просто заработать денег или отомстить начальству за увольнение или медленное перемещение по служебной лестнице, то к его услугам «охотник на провокаторов» Владимир Бурцев – историк и библиограф революционного движения, разоблачивший благодаря помощи бывших чиновников Департамента полиции более 500 агентов полиции, внедренных в революционное движение.
Методы, применяемые этим человеком в борьбе с царской охранкой, аналогичны методам ненавистного ему Департамента полиции: внутренняя агентура, подкуп должностных лиц, наружное наблюдение.
Как признавал сам Владимир Бурцев в своих мемуарах, «деятельность охранных отделений носила строго конспиративный характер, и охранники мало доверяли друг другу, каждый вел только порученное ему дело». Поэтому, кроме Леонида Меньщикова[514], бескорыстно сотрудничавшего с Бурцевым, было еще много помощников. Часть из них продавала информацию, часть не требовала оплаты, были и такие, кого агенты Бурцева использовали «в темную».
Как вспоминает редактор этого издания Владимир Бурцев: «Для одних редакция «Былого» являлась приманкой, когда они рассчитывали что-нибудь заработать за сообщение материалов, а для других это было местом, где они могли бы из соображений нематериальных поделиться своими сведениями»[515].
Чиновник, работавший в архиве Департамента полиции, в течение нескольких месяцев снабжал делами (более 20 томов по 800 страниц каждый) Владимира Бурцева. Была налажена целая система связи. С чиновником встречался посредник. Сам Бурцев из-за плотной слежки не смог бы работать с этим источником. В этой операции была задействована и «переписчица», делавшая копии наиболее интересных документов[516].
Хотя «диссиденты» появились в Департаменте полиции задолго до Владимира Бурцева. Например, в Петербургском охранном отделении служил секретарем III Отделения Н. В. Ключников – тайный агент революционной организации «Народная воля»[517].
Кроме чиновников, занимавших высокие посты, с революционерами охотно делились информацией и мелкие клерки. В частности, уже упоминавшийся выше Леонид Меньщиков в 1905 г., недовольный своим продвижением по службе, написал анонимное письмо, где указал имена провокаторов Азефа и Татарова.
Более тщательно подбирались служащие «черных кабинетов». Как правило, это были всесторонне проверенные люди, «безоговорочно преданные престолу», давшие подписку о неразглашении тайны. Непосредственно перлюстрацией по всей России занималось 40–50 человек, которым помогали работники почт. Правда, с цензорами приключился другой конфуз. Несколько из них оказались агентами разведки Австро-Венгерской империи.
К. Цаверт, агент австрийской разведки, свыше 40 лет служил в Киеве тайным цензором почты, кроме него, «тайными информаторами Вены» были Макс Шульц, Эдвард Хардак и Конрад Гузандер.
В частности, Циверт читал всю корреспонденцию, адресованную генералу Михаилу Алексееву – начальнику русского Генерального штаба, переписку военного министра Сухомлинова и многих других[518].
В Департаменте полиции была предпринята попытка создать комплексную систему защиты информации. Для защиты переписки использовались меры криптографического, организационного и инженерно-технического характера.
Система секретного делопроизводства не только позволяла контролировать местонахождение документа, регламентировала правила работы, но и уменьшала вероятность раскрытия агента в случае несанкционированного доступа к отдельным делам агентов противника. В качестве примера можно привести тот факт, что после революции потребовалось несколько лет упорной работы и доступа ко всем документам Департамента полиции для разоблачения всех провокаторов.
Были и недостатки у этой системы. Отсутствие уголовной ответственности позволяло довольно легко избегать наказания предателям, а подбор кадров на должности чиновников позволял довольно легко внедрять агентов или находить «инициативников».
К 1913 г. проблема с «диссидентами» из Департамента полиции не только не была решена, а, наоборот, приняла катастрофические размеры. Как писал Александр Красильников[519], заведующий Заграничной агентурой, в своем отчете: «…1913 год в жизни заграничной агентуры ознаменовался рядом провалов секретных сотрудников, явившимися результатом не оплошности самих сотрудников, а изменой лица или лиц, которым были доступны по их служебному положению дела и документы, относящиеся к личному составу агентуры вообще, и заграничной в особенности. Обращает внимание то обстоятельство, что в начале года имели место только единичные случаи провалов, как, например, разоблачения Глюкмана (Ballet) и Лисовского-Ципина, сотрудника Петербургского охранного отделения, покончившего жизнь самоубийством.