Не оставляя ничего живого,
Бомбили «юнкерсы», пронзительно ревя…
Рычали танки, изрыгая смерти жало,
Окоп – равняя и тела давя.
Уже не просто бой, кромешный ад,
Кругом бушует дикой смерти зверь…
Опять: – Вперед! Споткнулся, вдруг, солдат,
Второй, десятый, и не счесть потерь.
Осколки, пули, разметали цепи,
Рвут на куски, вокруг – сплошной тартар…
Сквозь шквал огня, услышав чьи то крики,
Спасти бежит, в бессмертье, санитар.
Друг – друга, в этом пекле, не узнать,
Здесь смерть пирует, в страшной, дикой гонке.
Успеть, от крови с грязью, протереть глаза,
Чтоб окровавленных —
стащить, быстрей, в воронки.
Ползли по трупам, а они – в три слоя,
Пирует смерть, и едкий дымный смрад —
Завис, над кровью залитой долиной…
Нырок – под трупы, чтоб в живых остаться,
когда свистел запущенный снаряд.
Не выбирала мясорубка сорт,
Крошила рядовых и генералов…
Секунды не было, чтобы подать рапорт,
На звание тому, кого смерть не забрала.
Живые есть? В ответ – протяжный стон,
Шипела кровь, сворачиваясь в тромбы…
Лишь свист снарядов, да обрывки тел,
Взрывали сердце, будто землю бомбы.
Ты как, боец, живой? Немного…да…,
По званью кто? Сержантом был…пока…
Ты знаешь, офицеров нет живых,
Вставай, сынок, в ответе ты за них…
За тех, кто выжил…Скоро новый бой,
Приказ тебе: ведёшь их за собой.
Награды, звание, лишь после боя,
мы сможем объявить…
Есть, слушаюсь. Всё понял, буду смел,
и постараюсь жить…
Стояли близко санитарные палатки,
Их было много у передовой…
Оазис, после огненного смерча,
Где руки медиков вершили новый бой.
Без перекуров, здесь велась борьба,
За чью то, еле тлеющую, жизнь.
Наркоза нет, немного, в кружке, спирта,
Два слова, как приказ: солдат, держись…
Был не всегда победным, бой со смертью,
С потоком крови – сгустки боли, мук…
Порой спасали, собственною кровью[15],
Врач был не просто медик – брат и друг…
Бывало так, что гибли и врачи,
Когда в палатку попадал снаряд.
Никто, на фронте, не был застрахован,
Нёс каждому беду, фашистский гад.
Здесь, безвозвратных[16] – миллионы спят —
потерь…
В реке и небе – отраженье разных глаз…
Нам, шёпот душ, несут ромашки, васильки:
Живите, счастливо…Мы умерли за вас…
Не встретила их радостно семья,
Они не спели песни, своим детям…
В бессмертие ушли, в бою, не зря —
Чтоб мы могли проснуться, на рассвете.
Чтоб волжская, спокойная волна,
Качала рыбаков, и теплоходы.
Питала легендарную землю,
Где мир живет, и множиться на годы.
Живут их души, где то в облаках,
В слезинках радости, что падают с ресниц.
В сиянье звёзд небесных, и Кремля,
На крыльях, пролетающих здесь, птиц.
Россия, ты для всех —
источник Мира,
Извечных,
человеческих святынь…
Твоих врагов мечи кривые,
Низвергнет в бездну
неба синь…
Твои безбрежные, зеленые
просторы,
Богатство, чистота
земных глубин,
Изводят завистью и желчью
Отцов ИГИЛА[17] и террора.
Тебя, не повторяющей
Истории ошибки,
Крепящей – стран униженных,
былую мощь,
Святой Любви небес
укроет покрывало,
И грязь наветов смоет
правды дождь…
На головы ж,
резвящихся бесов,
Людей лишивших крова и покоя —
Всех жертв невинных—
пролитая кровь,
Падет проклятья алою росою…
В каждой букве – слеза,
фразы льются рекой…
Так скорблю я о братской стране – Украине,
где, продажным правительством
Преданы – Граждане, Мир и покой…
Оплаченная, подлая война —
Донецк укрыла смерти пеленой
Горько стонет Земля плодородная,
что не зерна хранит, а хоронит детей,
На безвременный, Вечный Покой…
Печалью чёрной —
припорошены глаза,
Скорбящих, по потерям – всех живых…
Для мира родились и для добра,
А гибнут от предателей – своих…
От тех, кого страна кормила
пшеничным белым хлебом,
Поила чистой,
родниковою водой…
Ждала от них любви
и замыслов великих,
А получила, в спину, смертный братский бой…
Оскотинившись – Рада[18],
которой всегда доверяли —
Ощетинила зверскую,
подлую пасть…
Рвёт страну по частям, продаёт, продаётся,
Зёрнам Мира, Любви и Добра —
места светлого нет, чтоб упасть…
Я молюсь, чтобы голуби,
ветви мирной оливы[19] —
Разбросали по всем уголкам Украины.
Что бы выросли рощи зеленые Мира,
На полях,
истекающей кровью, земли.
Господь, я молю, что бы все были живы,
Чтоб долгою жизнью —
во старость вошли…
Чтоб дети – живущие,
и те, что родятся —
И с папой, и с мамой, счастливо жили
Прошу тебя,
дай Человечеству Мудрость,
Слепые глаза —
распахни, освети…
На Землю пришли облака дождевые,
И,Ливнем Добра,—
Кущи[20] зла ороси…
Посвящается трагедии Осетинского народа, когда в феврале 1993 г, на Транскамской магистрали, сошли одновременно несколько лавин.
Они взяли в снежный плен более двух десятков человек, без продуктов питания. В любой момент могли сойти новые лавины, заживо похоронив людей. Рискуя жизнью, не имея разрешения на вылет, экипаж вертолёта, управляемый Иналом Остаевым, совершил два – опасных для собственной жизни рейса, и спас, потерявших надежду на спасение, людей.
В обнимку с бурей —
две лавины бушевали,
Прогнозом, на три дня, предсказан был циклон…
А где то далеко, в тумане перевала,
Из всех, в пурге застрявших —
каждый был на гибель обречен…
Бесилась снежная,
зловещая стихия,
Переворачивала транспорт и людей.
Как будто здесь, над узеньким ущельем,
Разгневанный, вдруг —
пировал злодей.
Решенье принято —
скорей, на взлет…
Быть может, кто то там ещё живет?
Секунды,—
чтоб оспорить запрещенье
На сложный и отчаянный полет…
В системе «СОС»,
по быстрому взлетели,
Стеной застыла снежная пурга…
Режима – нет в беснующей метели,
Лишь только мысль,
чтоб вертолёт держать…
Внезапно все вокруг—
вдруг взорвалось,
Не вспомнить те минуты – невозможно
Инала мозг один решать здесь мог —
Куда лететь,
и что увидеть можно
Ветры Ардонского[21]
и Цейского[22] ущелий,
Еще затягивали мертвую петлю…
Порой, казалось, не достигнуть цели,
Полметра – скалы,
дрогнешь – улетишь в пургу.
Где замерзающие
двадцать человек?
Найти их надо, слишком малый срок
Чтоб выжить,
уцелеть в кромешном аде,
Вдруг запах дыма бросил ветерок…
Колёса жгли
с засыпанных машин,
Здесь не замёрзнуть мог – один бензин…
Ещё опасней был —
обратный рейс,
Не доброе, замыслил снежный бес…
Казалось,
всё остановилось вмиг,
И буря, и винты, и замер перевал…
Земля, как маятник,
качалась в этой бездне,
А вертолет – взвывал и буксовал.
Нужны лишь силы —
винт держать пока,
Чтоб эта белая, взбесившаяся лошадь,
В несчастье, не роняла седока,
И не смогла его
на скалы бросить.
Всё… Тишина,
машина на земле,
Замолкли двигатели, трудно им досталось.
Застыли руки, пальцы, как в броне,
И навалилась мёртвая усталость.
Спасенные —
в медпункте, и в тепле,
А рядом – горе, слёзы об утратах…
Уже звучат
погибших имена —
Стихия ждет большой за них оплаты…
И это – новый рейс,
особый, дерзкий,
Он требует уже волшебных сил…
Ведь в узеньком,
засыпанном ущелье—
Злодей остатки жизней уносил.
И снова —
героический полет,