– Ага…
– Ладонями вверх.
– Ага…
Я безропотно вытянул руки и, чтобы хоть как-то обуздать бьющееся в агонии восприятие, попробовал сосредоточиться на ближайших деталях обстановки.
Разуваев зашевелился. Чего он делал, я не понял – мы, считай, в яме сидели, тусклые отблески на потолке света не добавляли, а только сумятицу вносили, – но пару раз тихо скребануло дерево по камню.
Ага, это он щетку ворочает. Интересно, что можно сделать этим дрыном против двух вооруженных спецов?!
Вновь скрипнула дверь бани.
В кустах что-то прошуршало, буквально в десяти метрах от грота кто-то деловито доложил:
– «Двенадцатый». Минус один…
Гриша… Нет, этого просто не может быть…
Мой рассудок отказывался воспринимать происходящее. Да ну на хрен, что за чушь!
– Сейчас к тебе на руки упадет оружие, – еле слышно прошептал Разуваев. – Стрелять не надо. Просто держи, не урони в воду…
Оружие? Он что – совсем спятил?!
– Замри…
Да я и так замер: буквально окаменел, как статуя.
Потому что услышал шаги.
Вообще не ожидал, что на фоне «рабочей обстановки», прущей от дома, услышу, как к нам идут люди, специально обученные в любой ситуации ступать мягко и негромко.
Может, это от того, что другой информации о приближающейся смерти не было и я весь буквально обратился в слух…
Человек подошел к «гейзеру», встал прямо за моей спиной и склонился над каменной кладкой – не поверите, но я услышал его дыхание.
Хрясть! – в воздухе что-то просвистело, раздался противный хруст.
– Бл…!!!
На мои вытянутые руки увесисто шлепнулась какая-то железяка, которую я тотчас же судорожно сжал.
– Че там? – спросил кто-то у входа в грот.
Неведомая сила вырвала железяку у меня из рук, мгла передо мной колыхнулась, формируясь в возносящийся над ватерлинией плотный черный кокон, который дважды негромко и упруго провибрировал:
– Тр-р-р-р! Тр-р-р!
Рывок, брызги, справа-сзади – грузный мокрый шлепок по каменному полу, и опять:
– Тр-р-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р-р-р-р!
Хрип, какое-то противное бульканье, короткая возня у входа…
– Вылезай, – тихо скомандовал слегка запыхавшийся Разуваев, склонившись над кладкой. – Твоя задача: быстро одеться, молчать и слушать. Ни слова – иначе хана. Понял?
– Понял, – я на негнущихся ногах полез наружу.
Разуваев включил трофейный фонарь, положил его на пол, лучом к противоположной от входа стене, ткнул пальцем в лежавший у «гейзера» труп, под которым быстро растекалось темное пятно, и шепотом нарычал мне в ухо:
– Куртка, ботинки, штаны, разгрузка. Шлем и броник[7] не надо. У тебя минута. И – ни слова!
– Да понял, понял…
О брезгливости и естественном природном пиетете по отношению к мертвым в тот момент как-то даже и не вспомнилось: я с такой лихорадочной поспешностью рвал одежку с еще не остывшего трупа, что обломал себе все ногти.
Знаете, я ведь уже похоронил себя. В тот момент, когда услышал шаги за спиной. И это не паника, не упадок духа, а просто трезвый расчет.
Мне приходилось общаться и работать со спецами. И до сего дня я твердо знал: при штурме спецназа шансы выжить у безоружного человека равны нулю. Не «примерно», не «около», а просто нулю – без вариантов.
Короче. Можно смело утверждать: только что на моих глазах Разуваев совершил чудо.
Кому такое испытать не довелось, поверьте на слово: чудо – жутко заразительная штука. Пробирает буквально до глубины души. Может, потом и будет скептический анализ на трезвую голову, но вот непосредственно после чуда свято верится, что с этим кудесником можно горы свернуть. Ты готов идти за ним хоть в ад. И если он прикажет за минуту не то что раздеть труп, а расчленить его трофейным ножом – расчленишь как миленький.
Ух ты… Получилась ода Разуваеву.
Не поторопился? Нам еще выйти отсюда надо. Так что лучше засунуть щенячий восторг в глубины организма и поживее шевелить трясущимися окровавленными ручонками…
Итак, я приступил к мародерству, а Разуваев снял с трупа гарнитуру рации, которая сердито шипела, аки придавленная корягой гадюка, вставил ее в ухо и, прерывисто дыша, мученическим голосом прохрипел:
– На приеме «Двенадцатый»… Не, гарнитура слетела… У нас «минус два»… И мы оба «трехсотые»… «Тринадцатый»? Да жив, жив! Просто – тяжелый… Что? Не, я сам… Щас, щас… Щас только жгут наложу – течет он…
Облачились мы минуты за полторы. С благодарностью вспомнил армию, где «сорок пять секунд – подъем![8]» было нормой жизни.
Ботинки были велики на пару размеров, если придется долго бегать – беда. Разуваеву обувь пришлась впору, а вот «кольчужка» не сошлась на груди – на что, впрочем, он даже не обратил внимания. Свои вещи мы оставили: взяли только документы, телефоны и записные книжки.
Разуваев молча сунул мне в каждую руку по гранате, тисками сжал мои кулаки и пару раз тряхнул.
Понял. Держать крепко, не разжимать.
Затем Разуваев деловито выдернул чеку из одной гранаты, выкинул эту чеку в бассейн и то же самое проделал со второй гранатой.
Эээ… Не понял. У меня от такого откровения даже язык к гортани прилип. Я что теперь, типа того – камикадзе?
Ободряюще похлопав меня по плечу, Разуваев поменял магазин, оружие «тринадцатого» запасливо повесил на шею, поднял фонарик с пола, погасил, легко взвалил меня на плечо и покинул грот.
Грот – не совсем помещение, но все же там было лучше, чем на улице.
На улице пахло гарью и порохом, а со стороны дома активно несло какой-то кислятиной. По мере приближения к беседке этот запах усиливался – по-моему, это был газ.
Беседка горела.
Стрельба в доме продолжалась, там тоже что-то горело, но не так сильно, как в беседке, которая, без всяких преувеличений, превратилась в погребальный костер.
Пожарную активность я почему-то воспринял как нечто само собой разумеющееся.
Они обязательно все сожгут.
Мы же спалили особняки «баронов». Ну вот и эти – тоже сожгут. И это даже не месть, а просто своеобразный диалектический эквивалент. Подобное – подобным.
Вроде бы, кажется, чушь, надо бы в такой момент подумать о чем-то более целесообразном…
А не думается. Душа сжалась в комок, так и норовит выпрыгнуть из неуклюжего тела и умчаться за ворота. Одно устремление: быстрее, быстрее, еще быстрее – бегом отсюда!!! Так и хочется наподдать Разуваеву, который, как мне кажется, двигается страшно медленно…
Да, знаю: где-то в кустах лежит мертвый Собакин, в беседке – братская могила…
А нету. Ни жажды мести, ни скорби. Только всепоглощающее желание: драпать отсюда без оглядки.
Наверное, это защитная реакция. Или проще: я эгоист и трус.
Нет, потом, конечно, коли выживу, я поплачу и отомщу – если получится, но сейчас…
БЕЖАТЬ!!!
Очень хотелось, чтобы бой в доме был вечным. Ну, пусть не вечным, но достаточно долгим. Нет, я не надеялся, что люди в дежурке выживут. Не мечтал о том, что кто-то придет к ним на помощь, если сопротивление затянется.
Знаю, может сложиться впечатление, что я – бездушная скотина, но люди, засевшие в дежурке, воспринимались мною исключительно как второй фронт, который отвлекал на себя основные силы врага.
Поэтому я от всей души желал им удачи в бою и долгих минут жизни. И побольше патронов.
Однако там, наверху, мои пожелания услышаны не были. Видимо, на этот счет имелась иная точка зрения.
Короче. Едва мы миновали беседку и выскочили на прямую видимость к воротам, стрельба в доме стихла.
Вот некстати-то!
Так… В тот момент самих ворот я не видел, потому что Разуваев волок меня кормой вперед.
Я, вывернув шею, во все глаза глядел на крыльцо с горящими стропилами. Когда ступили во двор – там никого не было, а несколько мгновений спустя, словно ниоткуда, возникли силуэты. Три безликие темные фигуры на фоне отблесков пожарного зарева.
Люди-тени.
Кто-то из этих троих, пренебрегая рацией, гаркнул в полный голос:
– Все чисто! По нулям.
По нулям…
Вот ведь как получается. Зубов сказал, что в дежурке можно сутки держать оборону против целого полка. А вышло – несколько минут против одной штурмовой группы. Элементарное несоответствие проектных данных жизненным реалиям. Жаль…
– Сань, ты? – окликнули от ворот.
– Да, я…
Кто-то включил фонарик, нас осветили.
– Не понял?!
– Тр-р-р-р-р-р-р! – мгновенно ответил Разуваев, бросая меня и кувыркаясь вправо. – Гранату – за ворота!
Я больно шмякнулся на булыжник, поймал мечущимся взором зияющий в отблесках пламени воротный проем и швырнул туда гранату, зажатую в правой руке.
– Буххх!!!
И тут же, эхом, хлопок послабее и раскатистый грохот:
– Пухх-бабах!
Похоже, что-то сдетонировало. А четырех секунд не было: бросал недалеко, рвануло сразу, как упала – над головой ощутимо свистнули осколки. Граната мгновенного действия, что ли?!
На улице, за воротами, кто-то надсадно заорал. Разуваев выпустил две короткие очереди в темный проем, вскочил, рывком поднял меня с пола и рявкнул в ухо:
– Гранату к дому. Подальше!
Я с разворота швырнул гранату в сторону крыльца, с которого к нам уже стекали люди-тени, и маленько сплоховал, не докрутил корпус, да еще бросал левой рукой – недалеко получилось.
– Граната! – заорал Разуваев, хватая меня под локоть и волоча к воротам. – Шевелись…
Люди-тени на крик отреагировали: краем глаза я успел заметить, что три силуэта пружинами прянули в стороны и припали к земле.
– Ходу! – прикрикнул Разуваев, вжимая голову в плечи и толкая меня перед собой. – Нн-но, мертвая!
– Буххх!
– Бл…!!! Я ж сказал – подальше!
Мы маленько не успели за забор: были еще в воротах, сзади прилетело и досталось обоим – мне в левое плечо и ногу, Разуваеву, по-моему, побольше – он сзади был, все принял на себя.
– Ходу, ходу, ходу! – яростно шипел Разуваев, прихрамывая и продолжая толкать меня перед собой, мы бежали к лесу, полоса которого чернела совсем рядом – в сотне метров.