— Что?!
— «Аб ово» — это такие духи. В форме розовенького яичка, с пупочкой. Когда пупочку нажать, там крышечка и прыскалка.
Я сначала думала, что это моими пахнет, что они разлили, когда мою сумку потрошили, а потом вспомнила, что мои — то есть мамины — у мамы остались, и значит, это от нее пахло.
— А что было потом?
— А потом я ее лягнула и убежала. Блондин сказал противному, чтобы тот со мной без шума разобрался — что же мне было делать?
— Идти нормально, как все, через здание аэропорта, — вздохнул Джек.
Глэдис решила не обращать внимания на наглые провокации — она не будет ссориться с ним на людях.
— А когда блондин застрелил этого в форме? — спросил Финк.
— Меня к ним вели, а блондин опять начал спрашивать: — «Где? Где?». Тот что-то отвечал, но очень тихо, я не слышала — а этот наверняка слышал, прямо ухом чуть ему в рот не влез! Потом спросил: — «Это все?» — и выстрелил.
Вы их хорошо разглядели, мисс Делано?
— Женщину я не видела, а остальных разглядела.
— Вы не могли бы помочь нам составить их фоторобот? Сейчас мы вызовем художника…
— Сэр, на минутку, — в который раз прорезался Джек.
Они снова вышли, но на этот раз вернулись очень быстро.
— Мисс Делано, ваш муж…
— Бывший!
— …Ваш бывший муж сказал, что вы хорошо рисуете и сможете нарисовать их сами.
Где моя сумка?
— Нарисуешь — получишь и сумку, и чемодан, — так нагло с ней мог разговаривать только Джек.
— Их нашли?
— Да.
— Отдай сумку, тогда нарисую все, что хочешь.
— Хорошо, но чемодан получишь, только когда нарисуешь.
Глэдис вздохнула. Вечно приходится уступать этим мужчинам!
— Да, а что ты там сказала, что они твою сумку потрошили?
— Кредитки! — ее вопль заставил всех подскочить. — Они сперли все мои кредитки! И деньги! И кошелек — новый, французский, из крокодила-а!
— Твои документы тоже были в кошельке? — неожиданно быстро спросил Джек.
— Да-а, — она уже всхлипывала, — этот, со шрамом, посмотрел их и сказал блондину мое имя-я… и где я живу-у-у.
Прозвучало привычное:
— Сэр, на минутку!
Глэдис почувствовала, что осталась одна в комнате, и разрыдалась, уткнувшись носом в подушку.
Когда минут через десять Джек вернулся, она все еще плакала. Он сунул ей в руки платок и поставил на пол сумку. Глэдис всхлипнула в последний раз и схватилась за нее. Слава богу, косметичка на месте! И духи тоже!
Ей стало чуть полегче на душе. Быстро — всего за какие-то пятнадцать минут — приведя лицо в порядок, она огляделась. В комнате был только Джек — жевал зубочистку, сидя на столе. Увидев, что она уже в норме, он лениво протянул:
— Бумага — на столе. Рисуй!
— А как я теперь домой поеду без денег?
— А ты и не поедешь!
— Это еще почему?
— «Без шума» — так там, кажется, было сказано? Ты их видела, у них есть твой адрес… впрочем, хочешь — поезжай. Надеюсь, потом труп можно будет опознать…
— А что же мне делать?!
— Поезжай к какой-нибудь своей подруге… или ночуй здесь. К нам домой, я так понимаю, ты возвращаться не захочешь…
— Куда это — к нам домой?
— Ну… в нашу квартиру… которую мы вместе сняли.
— А ты что, там до сих пор живешь?
— Да.
— Один? — неожиданно вырвалось у нее.
— Да.
А где же Лана? Это уже интересно…
Она молча встала, подошла к столу и села, взяв в руки карандаш.
Рисовать Глэдис действительно умела — когда-то, еще в колледже, она подрабатывала тем, что рисовала портреты на улице. Делала она это легко, почти автоматически. Ей достаточно было разок взглянуть на человека — и через четверть часа портрет уже был готов.
Вот и сейчас она машинально водила карандашом по бумаге — руки сами знали, что делать — и вспоминала…
Через два дня после их знакомства Джек сделал ей предложение. Она была в восторге и сразу же поспешила поделиться новостью с подругами.
Позвонив Дорис — в ее доме они с Джеком и познакомились — Глэдис, захлебываясь, начала выкладывать сенсацию: она выходит замуж!!! За Джека!!! И тут она впервые услышала это имя — Лана. Первое, что спросила Дорис, было:
— А как же Лана?
Этот же вопрос, в той или иной форме, задали ей еще несколько подруг — все, кто были хоть как-то знакомы с Джеком. Они и позаботились — разумеется, из лучших побуждений — просветить ее.
Лана работала в том же аэропорту Монро, в бюро обслуживания пассажиров, и была постоянной подругой Джека — вот уже, по меньшей мере, лет пять. И все это знали. Жили они раздельно, но во всех компаниях, как правило, бывали вместе и свободное время тоже проводили вместе. Подруги объяснили ей — тоже из лучших побуждений — что Джек иногда встречался с другими женщинами — «ну как же, такой классный мужик, девицы на него сами вешаются!» — но всегда рано или поздно возвращался к Лане. Так что ей, Глэдис, не стоит рассчитывать на какие-либо длительные отношения с ним. Как они были тогда правы! И какой она была дурой!
А ведь поначалу все шло так хорошо… Она не сказала Джеку ни слова и вышла за него замуж, решив, что утрет нос всем подругам и «доброжелательницам». Джек выглядел таким влюбленным!
Через неделю после их свадьбы вернулась Лана — оказывается, она ездила отдохнуть в Европу. Открыв своим ключом дверь квартиры Джека, она вошла — и носом к носу столкнулась с Глэдис…
Обе женщины застыли, уставившись друг на друга. Появившийся Джек разрядил ситуацию — подхватил Лану под = руку, вышел с ней из квартиры и вернулся только через три часа, когда Глэдис уже готова была собирать вещи.
Изложил ей свою версию — ничего серьезного между ним и Ланой не было, они просто иногда проводили время вместе, не более того. Но это — в прошлом, а теперь он женатый человек и любит только ее, Глэдис.
И она поверила! И верила целый год, пока не застукала их на горячем!
Обнаружив предательство, Глэдис в тот же день уехала к маме, оставив ему письмо. Он пытался звонить — она вешала трубку. Когда она вернулась от мамы — обратно в свою квартиру на Восемьдесят третьей улице, в которой жила до этого нелепого псевдобрака — этот подлец даже осмелился явиться к ней, но, выслушав через дверь ее требование подать на развод, потоптался на лестнице, грязно выругался и ушел. На развод он так и не подал — негодяй! А Глэдис возиться с адвокатом принципиально не хотела — сам виноват, сам пускай и хлопочет!
От подруг Глэдис продолжала слышать, что Джек снова встречается с Ланой — как будто она сама этого не знала! И что он только нашел в этой плоской костлявой жерди?! Подумать только — выше шести футов, коротко стриженная, как мужик, и при этом совсем без груди! Впрочем, некоторым, очевидно, такое нравится — на свете бывают всякие извращенцы…
Карандаш почти прорывал бумагу — от злости Глэдис давила слишком сильно. Неожиданно ее воспоминания прервал ленивый голос Джека:
— Какого черта ты плюнула в Симпсона?
— Какого еще Симпсона? — машинально спросила она и обернулась.
Этот нахал развалился на кровати, как у себя дома, заложив руки за голову, и все так же бесстыдно глазел на нее, не выпуская изо рта зубочистку. Еще щепок на подушку накидает!
— Ну, в этого кругломордого фэбээровца?
— Я его не заметила! — отрезала Глэдис. — Пусть не подворачивается, — добавила она, вставая. — Я закончила. Давай чемодан!
— Сейчас принесу. Ты можешь пока поспать, — заявил Джек, подходя к столу. — Они там совещаются, так что часа три у тебя есть, — взял рисунки и вышел.
Он еще будет говорить, что ей делать! Она будет спать, когда захочет и сколько захочет!
Через две минуты он принес чемодан — грязный, но целый. Глэдис с замиранием сердца открыла его — слава богу, все было на месте! И новые туфли тоже! Она вздохнула с облегчением и достала из чемодана тапочки и любимую ночнушку — спать, так с удобствами.
Джек по-прежнему стоял, подпирая притолоку, и пялился на нее. Ему что, больше делать нечего? Пришлось поставить его на место.
— Я хочу спать. Выметайся! И дверь я запру изнутри — так что не войдешь!
— Размечталась! — ухмыльнулся он и исчез за дверью.
Глэдис демонстративно громко щелкнула запором и услышала в коридоре удаляющиеся шаги.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Проснулась она оттого, что кто-то весьма чувствительно тряхнул ее за плечо.
— Вставай, тебя уже все ждут!
Глэдис с трудом приоткрыла глаза и, увидев Джека, машинально, еще в полусне, пробормотала:
— Иди отсюда, идиот чертов, я спать хочу.
Рухнув на подушку, она снова зажмурилась и попыталась вернуться в сон — но не тут-то было! Ее хамским образом перевернули и ляпнули на лицо что-то мокрое и холодное. Глэдис завизжала, подскочила и ошалело открыла глаза, только сейчас вспомнив, что произошло.
Джек стоял около кровати, держа в руках мокрое полотенце и, как всегда, ухмыляясь. Как он вошел? Она бросила взгляд на дверь — замок был цел.
— Чего тебе надо? — отчеканила она ледяным тоном.
— Вставай, пошли. Совещание закончилось, и с тобой хотят поговорить.
— Я должна привести себя в порядок и позавтракать. Без этого с места не сдвинусь.
— Там приехали еще какие-то шишки из таможенной службы и ждут тебя.
— Кофе, три тоста и джем.
Джек вздохнул и достал рацию.
— Сэр?… Она хочет сначала позавтракать… Да, объяснил, но вы же видели… Кофе и три тоста…
— И джем! — завопила Глэдис.
— И джем, — покорно повторил Джек. — Да, сэр… Да, сэр. — Он выключил рацию и со вздохом обернулся к ней: — Завтрак тебе принесут прямо в кабинет шефа. Они там все сидят и тебя дожидаются.
Глэдис пожала плечами, радуясь, что настояла на своем, и пошла в душ — неторопливо, чтобы он видел, какое большое одолжение она ему делает.
Приведение себя в порядок заняло у Глэдис меньше получаса — почти рекорд по ее меркам. Все это время Джек мрачно сидел на столе и пялил на нее глаза» Ни стыда, ни совести! В конце концов она решила просто не замечать его — как римская патрицианка раба — и переодевалась прямо при нем. Пусть видит и страдает!