Месть магам
Коммерсанты в форме. — Кухонный нож в электрощите. — «Мы занимались черной магией». — РУБОП из Балашихи. — Девять лет за один разговор. — Тюремные отморозки. — «Я стал жертвой обстоятельств».
— А вот за что мне прилепили ярлык бандита? Я вам скажу всю правду…
Шумно втянув воздух, осужденный И. выдает почти скороговоркой:
— Брал нас отдел по борьбе с организованной преступностью, тогда он располагался на Шаболовке, 6. И наши интересы с ними тесно соприкоснулись. Потому что они сами крышевали несколько салонов…
Понизив голос, осужденный продолжил:
— Я знаю об этом, потому и рассказываю. Я же не мальчик. Да, они крышевали несколько салонов. И когда меня взяли, посадили в машину, и один такой дяденька говорит-предлагает мне, чтобы нам с ними мирно разойтись, кхе-кхе… ну смешно! Я посмотрел на него и промолчал. Он тогда говорит: «Ладно, поехали».
Осужденный И.
— Я родом из Московской области, города Балашихи. Последние пять лет, после армии, я работал в уголовном розыске. Оперуполномоченным. Имею высшее образование. По роду своей деятельности… хотел в другое место перевестись… у нас там новый начальник пришел, потихоньку стали выгребать всех старых сотрудников. Я в отпуске как раз в это время был. Ну, пришел потом, смотрю, что там уже из моих знакомых никого не осталось. Думаю, ладно, я тоже потихонечку куда-нибудь переберусь. Написал рапорт, а меня не переводят…
— Значит, все-таки за какие-то кадры держались?
— Да непонятная система. Держатся не держатся — и отпускать не отпускают. Если вдруг человек сам захочет уйти — не отпустят, а вот если начальство решит — вытолкнут человека на улицу запросто. Даже задним числом могут оформить увольнение. Ну вот, меня не хотят никуда переводить, а я уже договорился о новом месте. По своей инициативе прошел медкомиссию. Хотел я перевестись в УБОП, там освобождалось место оперуполномоченного. Так вот ждал я, ждал нового места, не дождался — посадили меня…
— За что посадили-то?
— Уволился я! Произошли некоторые трудности…
— Какие трудности?
— Да не то чтобы трудности… Мне было на что жить. Но в виду сложившихся обстоятельств… в общем, сотрудникам милиции запрещено заниматься коммерческой деятельностью, даже подписку давали. А мы потихонечку… ну, своя фирма была. Я работал в милиции и одновременно в этой фирме.
— Чем фирма занималась?
— Чудесами наяву!
— В каком смысле?
— Потомственный ясновидящий, маг в третьем поколении, снимет сглаз, приворожит… Этим и занимались.
— И кто же у вас был ясновидящим?
— Реальные люди. Женщина, она работала одно время в такой же фирме, у Анджелики Эффи — ясновидящей, у которой сеть салонов по всей Москве.
— И у этой женщины, вашей знакомой, в самом деле был дар? Она действительно владела секретами магии?
— По-всякому… Раз у Эффи от нее потом проблемы начались. Значит, владела чем-то.
— А ваша роль в фирме в чем заключалась?
— Я был организатором. Я собрал всех этих людей, познакомил их, сплотил, поставил задачи, но сам я официально нигде не фигурировал. Я же милиционер, мне коммерческой деятельностью заниматься нельзя. Я давал, в основном, только советы.
— Это как-то оплачивалось?
— Здесь все было организовано.
— Итак, фирма работала…
— Да, мы давали в газеты рекламу, заманивали клиентов, предсказывали им будущее.
— Все это окупалось?
— С лихвой. По большому-то счету, все эти салоны — ну честно! — ведь это узаконенное мошенничество. Одних сажают, другие появляются. А кого сажают? Вот если задаться таким вопросом. Ведь человека не посадят, пока он никому не нужен. Пока он не попал в чье-то поле зрения. А в эту машину, в этот механизм его когда зацепило, так его и потащило… С кем я только ни сидел, пока шло следствие: начиная от председателя жилищной комиссии и кончая мэром Грозного! Это я с ними сидел, в одной камере. И я сделал один вывод: если человек попал в камеру, значит, на воле он кому-то сильно мешал. Ну а как по-другому? Даже в Евангелии написано, что Иисус сказал: «Пускай первым в меня бросит камень тот человек, который будет считать себя безгрешным». Кто у нас сейчас живет на одну зарплату? Естественно, если человек не попал в чье-то поле зрения, но если он несун — тащит с завода гайку, он тащит! — статья 158-я Уголовного кодекса. И будет тащить, пока не попадется. А может и никогда не попасться, всю жизнь так протаскает, по болтику трактор или самолет вытащит с завода…
— С ним более-менее понятно, он — обыватель, темный человек, он нарушает закон, не зная статей Уголовного кодекса. Но вы-то — сотрудник милиции! И тоже преступник.
— Ну, я… родился-то не с крылышками. Я не евангельский герой.
— Вы атеист?
— Нет. Верующий.
— Присягу на службе принимали?
— Да. Это было в 1993 году. И опять хочу сказать, что к тому времени в России все уже четырнадцать раз перевернулось с ног на голову. Вообще, при чем тут милиция? Присягу и в прокуратуре принимают. А потом, я видел, к нам в камеру и прокуроры попадали — тоже за преступления. Ну, за что я — лично я — попал в тюрьму? Стечение обстоятельств. Я жил очень хорошо. Материальный достаток… все было! Ну вот расскажу про преступление… моя роль заключалась в том, что я стоял в коридоре. Я присутствовал при разговоре. Как сотрудник милиции я понимал, что я — это лишние глаза и уши, что все равно я всплыву, если их зацепят. А город у нас маленький, в одном конце города скажешь «а», в другом конце ответят б». И все друг с другом связаны: криминал, милиция… Я, помню, только устраивался в милицию, смотрел на все в розовых очках. Ну вот, устроился, думаю, сейчас всех буду вязать, бороться буду с преступниками, а вот нет, начальник говорит: ты зачем полез туда-то? Я — в другое место, а начальник опять погрозил, мол, снова не туда лезу. И слава богу, что начальник только грозил.
— Но вы-то понимали, что это ненормальное положение дел?
— А где у нас в стране было нормально? Я вот в коридоре постоял-послушал и получил за это девять лет лишения свободы.
— Ну, за один разговор на строгий режим не отправляют…
— Да почему за разговор? Да, был разговор, да, я стоял, а вменили мне — реально — три статьи: 209-ю — бандитизм, 162-ю, часть третью — разбойное нападение, и 222-ю — у меня в машине газовый пистолет лежал, который я покупал еще в свое время по удостоверению сотрудника милиции. За этот пистолет мне дали год. Потом Верховный суд убирает мне 222-ю статью, часть четвертую, а год оставляют почему-то. Родители подходят, адвокат подходит, спрашивают, а им отвечают: «Пускай сидит». А бандитизм признали потому, что были неоднократные эпизоды. Я вам расскажу предысторию. Брал нас отдел по борьбе с организованной преступностью, тогда он располагался на Шаболовке, 6. И наши интересы с ними тесно соприкоснулись. Они крышевали там…
— Где крышевали?
— Ну, в двух салонах.
— Каких салонах? Интересно…
— Я знаю об этом, потому и рассказываю. Я же не мальчик. Да, они крышевали несколько салонов. И когда меня взяли, посадили в машину, и один такой дяденька говорит-предлагает мне, чтобы нам с ними мирно разойтись, кхе-кхе… ну смешно! Я посмотрел на него и промолчал. Он тогда говорит: «Ладно, поехали». Потом мы сидели три месяца в тюрьме, и, по большому счету, нам даже прилепить нечего было…
— Погодите, здесь непонятно. Брал вас РУБОП? И они крышевали кого-то? Но вы-то какое отношение имели к этим салонам?
— Я же говорю, что у нас было четыре эпизода — четыре разбойных нападения.
— Так вы что же, нападали на те самые салоны?
— Ну конечно. Я же не говорю, что просто в коридоре постояли… Я не один был. Но лично моя роль заключалась в том, что я стоял, видел, слышал, и у меня не было выбора — так судьба распорядилась, что в тот момент я оказался в том месте. И вот следствие — зона.
— Выбор всегда есть.
— Зря вы так думаете…
— Просто не надо было заниматься разбоем.
— Да не в том дело — разбой не разбой. В тот момент я поступил так, а сейчас бы сделал иначе. Я думал, что у меня нет выбора — вот чем дело! Активной роли в преступлении я не принимал. Я вообще не знаю, как в зоне оказался. За что?! Я сюда не стремился, от тюрьмы и сумы зарекался. Я всегда знал, что делаю и как делаю. А в зоне, я вам так скажу, процентов семьдесят людей сидит ни за что. Совершенно случайные люди. Срока нереальные дают! Я же не девятьсот лет живу. Вот за что мне дали девять лет? Разве я пытал кого-нибудь, глаза, может быть, выдирал, ножом кого-то резал? Да нет, конечно. Меня просто засудили. Суд начался, и я уже знал, что приговор мне заряжен. Давайте, я попробую вам объяснить, как это делается. Нас брал московский РУБОП. Как он вообще там, в Балашихе, в тот день оказался, этот РУБОП? — таким вопросом никто не задавался на суде. Причем изначально брал нас 5-й отдел по борьбе с ворами в законе и бандитизмом. Они, значит, борются с бандитами. Как после этого выглядело все наше дело? Я сижу три месяца в тюрьме. У нас при аресте не нашли ни ножей, ни пистолетов. Нам вменяют 162-ю статью, часть вторую — нападение без применения силы. Я больше вам скажу: так называемые потерпевшие даже не хотели писать заявление на нас. Моя роль заключалась в том, что у меня была машина. Я привез ребят, зашел с ними в коридор, они — в кабинет, потом вышли, и мы все вместе уехали. Вот все «преступление». Мы спокойно уехали. Никто никого не убивал, не пытал, даже не кричали ни на кого. Говорили совершенно спокойно. А взяли нас уже дома. Причем без заявлений «потерпевших» взяли нас. Приехали, постучались. Предъявили обвинение в разбойном нападении. И закрыли в ИВС. Ну, три месяца проходит… Вещдоки, правда, какие были, я сам сразу выдал. Я, в принципе, знал, из-за кого я сюда попал, из-за каких уродов.
— Что за вещдоки были?
— Разные вещи, которые забирались у людей…
— Из тех салонов, куда вы наведывались?