— Но в милиции-то почему происходят такие дела? В милиции, которая должна быть оплотом законности. Что вы думаете об этом как бывший сотрудник? Вообще сколько лет вы проработали в милиции?
— Четыре года десять месяцев и двенадцать дней.
— За четыре года все-таки можно понять, чем дышат в милиции, вжиться в специфику отношений в этой структуре.
— Да, я вжился. Но ответ на ваш вопрос будет слишком долгим. Да, в милиции происходит много странных вещей, но… боюсь, я не готов ответить на ваш вопрос.
— Вполне возможно, у вас просто нет ответа.
— У меня есть ответ.
— Хорошо, поговорим про суды. Вы утверждаете, что человек просто оступился, а его засудили.
— Причем, действительно оступился. Видят, что человек не мразь. Так зачем ему ломать настолько жизнь? Зачем вот по первому разу надо было мне давать девять лет? По первому разу! Взяли — и жизнь перечеркнули. Вы, наверное, думаете, что отсидел человек пять-шесть-семь лет и вышел из тюрьмы законченным уголовником. А я вот был в отпуске, ездил домой, и мне друг сказал: «Саня, ты стал даже лучше, чем был, когда садился». Вы можете не поверить мне. Я тоже не верил, когда раньше, по работе, сталкивался с такими случаями, когда один за другого говорил: «Он там отсидел семь лет, он человек порядочный». А у меня не укладывалось в голове: как порядочный человек мог отсидеть в тюрьме? Тюрьма и порядочность для меня были два разных понятия. Тюрьма и порядочность… Но! Если думать, что тюрьма не исправляет, то какой смысл вообще в существовании тюрем? Я вот говорил, как мучился в спецвагонах — столыпиных, задыхался… Там не ешь, не пьешь, сутками едешь. И такое отношение… А чем я его заслужил? У нас считается, что исправительная система не исправляет. Попал в тюрьму, значит, ты мразь. Ну тогда давайте, как в Китае, руку-ногу отрубать за воровство. А если подумал плохое — голову отрубать! Чтобы думать было нечем. Зачем тогда держать исправительные колонии? А если держать, то менять надо всю структуру, как в Англии или Австралии — убийцы там на фонтанчики смотрят, чтобы у них нервная система успокаивалась, а не будоражилась. Вот как в наших тюрьмах можно в три смены спать? Это кошмар. Нечеловеческие условия. Я в СИЗО сидел, меня возили на суд. Что значит ездить на суд? Это тебя в десять вечера привозят обратно в СИЗО, запирают в камере. Успел покушать. Лег спать. В пять утра опять поднимают, загоняют в боксик — нишу в стене, полтора метра в ширину, там человек восемь стоят, одни решетку подпирают, другие — бетонную стену. И прозябают они так до десяти часов утра, пока их не заберут автозаки. Опять боксы, но в машине. Потом снова боксы, но в суде. А я человек некурящий, мне в дыму тяжело, голова вот такая квадратная. Я уже адекватно соображать не могу. И все это продолжается из месяца в месяц. Как в три смены спать?.. Я сидел на Красной Пресне. На окне снаружи — реснички металлические, в виде наложенных друг на друга железок, затем решетка, потом сетка и поверх сетки — намордник. Вместо двадцати человек в камере — шестьдесят. Свежего воздуха практически не было. И все время, которое я находился в камере, — это пытка. Я спал по два часа в сутки, просыпался весь мокрый, потому что жара. Мне этой тюрьмы хватило на всю оставшуюся жизнь. Иной раз и просыпаться-то не хотелось. Думаешь, проснешься — опять дышать нечем, весь мокрый, одежда вся липнет к тебе. Если кружку чая холодного выпил, то она же, эта кружка, вскоре вся из тебя и выйдет. Опять мокрый! И что должен обо всем этом думать нормальный человек? Что государство над ним в открытую издевается. Если человек совершил преступление, его так колпашат… В него буквально впиваются: «Ага-а-а, все-таки ты совершил! Кхе-кхе… мы, государство, тебе не платили полгода зарплату, а ты все-таки украл! Какая ты, однако, скотина!» Мол, посмотрите на него… Вот мы говорили про милицию. Милиционер в Москве получает четыре тысячи рублей. Ну а что такое четыре тысячи рублей? Этому милиционеру, значит, всю жизнь быть, как говорится, холостяком. И покупать носки за тридцать восемь копеек или, там, пиджак за сорок копеек. Таких цен, конечно, нет, я просто утрирую. Ведь для чего люди живут? Любой, наверное, мечтает о продолжении своего рода. Значит, нужно как-то содержать жену. А чтобы укрепить брак, нужно завести ребенка. И разве возможно содержать семью на четыре тысячи рублей? В большом городе, где за одни только коммунальные услуги уходит в месяц полторы тысячи рублей. И пятьсот рублей уходит на проезд в городском транспорте. Две тысячи у него уходят ни во что. И как человеку, надевшему погоны, нормально существовать на эти деньги? Я затрудняюсь сказать. Государство не может достойно платить своим гражданам. Почему? Якобы нет денег. Всю жизнь деньги были, а потом их вдруг не стало. В 1991 году обокрали население, в 1998 году опять обокрали… И спросить не с кого! Потому что они не преступники, они депутаты! Ха-ха… Вагонами воруют, но не преступники! РАО ЕЭС принадлежало народу — тоже разворовали. Опять не преступники! Опять они почтенные люди, с ними здороваются, их везде принимают, телевидение их показывает. А преступники — вот они, пошел, там, вечером у кого-то отобрал тридцать восемь копеек, на носки себе, и уже преступник, можно сказать, злодей. Ату, в тюрьму его, в тюрьму!
— Вы говорили, что проходили свидетелем по факту попытки побега из этой колонии. Кто и как пытался совершить побег?
— К нам в отряд перевели из другого отряда одного осужденного. Допустим, по фамилии Иванов. А я, как прибыл в колонию, так сразу стал думать, как мне заработать условно-досрочное освобождение. Получил должность старшего дневального. Одним словом, стал активно сотрудничать с администрацией колонии. И ничего зазорного в этом не вижу. Я живу своей головой, и мне все равно, что думают о моем сотрудничестве с администрацией другие осужденные. И вот, значит, переводят ко мне в отряд Иванова. А он сам по себе человек немножечко беспокойный, не то чтобы конфликтный, а проблемный человек. Есть люди, которые понимают, что если его посадили — так ему надо сидеть, молчать, ждать окончания срока. А есть такие, кого посадили в девятнадцать лет, например, он еще солдатом был, кого-то избил, так он был дурак дураком там, на воле, а в зоне еще хуже стал. Тюрьма-то тоже свою лепту вносит. Есть люди, которые от себя отталкивают весь негатив, а есть люди — как промокашки, наоборот, все в себя впитывают. Думают, чем больше он впитает, освободится и начнет пальцами кидать, его обязательно где-нибудь заметят… ха-ха, но обычно замечают не те. Ну, смысл в чем? Я с ним пообщался, говорю: «Будут у тебя проблемы — покрывать я тебя не собираюсь». Он сразу: «Нет-нет-нет, мне осталось немного, я хочу спокойно досидеть». Десять месяцев ему оставалось до льгот. Я говорю: «Ну ладно». А сам, думаю, приставлю к нему людей, чтобы присматривали за ним. И приставил. Чтобы лишних движений у него не было. И вот в тот день, когда все это случилось, мне говорят, мол, что-то Иванова давно не видим на спальном месте. Я дал полчаса его найти — у нас в локальном секторе находятся сразу три отряда — говорю: «Может, он где в гостях сидит, в другом отряде». Стали искать его. Я сам прошел по отряду, смотрю — нет его нигде. На кровати лежала его шуба, и был расчет, видимо, на то, что если свет выключить, а было уже темновато, то подумают: человек лежит, спит… И думал, видимо, прокатит. Отбой в десять вечера должен быть. А без десяти десять я спрашиваю: «Ну что, нашли?» Нет, не нашли. Я побежал в дежурку докладывать по поводу случившегося. Дежурный принял меры. Начали Иванова искать. Пошли на промзону. На промзоне оказалось, что не хватает еще одного осужденного — из 3-го отряда. В конце концов их поймали, обоих, они собирались прокопать под колонией подземный ход. Ну вот безрассудный поступок, про который мы говорили. Тот же Иванов просто не живет своими мозгами. Он потом говорил, что просто хотел помочь осужденному из 3-го отряда, а в чем помочь, как помочь, не знал: может, тот хотел за пивом сползать… Но факт: нормальный человек, вменяемый, он бы такого делать не стал никогда. Потом был суд, на который я пошел свидетелем. Вывозили меня в СИЗО. Дали им обоим одинаково, по шесть лет дополнительно к сроку, и отправили на особый режим. Ну а мне пришла бумага: поощрить меня. Благодарность объявили. В отпуск отправили.
— А что говорят в отряде по поводу попытки побега?
— Никто этих действий не одобряет. Зачем людям усложнять без того сложную ситуацию? Всех нас посадили, изолировали, все мы отбываем срок. Ну ладно, если у кого-то получается какое-то взаимодействие с администрацией. Люди понимают, что здесь свои законы. Нужно как-то выживать. И скажу так, что беспредела со стороны администрации здесь никто никогда не видел. Поэтому обстановка у нас в лагере нормальная, хорошая, спокойная. Дай бог здоровья начальнику колонии, я в душе этого желаю. От чего здесь бежать-то? Иванов, он сам проблемный. Да и второй осужденный, его подельник, такой же. А здесь, в зоне, каждый понимает, что удался бы побег, и сразу же последовали бы какие-то неукоснительные действия со стороны силовых структур. Действия по отношению к нам, остальным осужденным. Ну почему я должен страдать из-за какого-то дурака?
Вообще, попадая в зону, человек пытается соблюдать правила, диктуемые законом, в то время как на свободе легко нарушает закон. А почему? Здесь больше порядка, чем там, на свободе. Даже взять тюрьму. Вот сидит в одной камере много народу. И за любую провинность с человека спросят. Причем спросит не администрация, а в первую очередь те, кто с ним рядом сидит. Потому что проблемы — они никому не нужны. В тюрьме очень сильно развита коллективная ответственность. А коллективная потому, что человек здесь, в принципе, лишен всех прав. У него есть какие-то права, но такие минимальные, что человек боится и их потерять. Если кто-то накосячил в камере, допустим, решил повеситься, страдает вся камера. А зачем из-за этого гада страдать всем остальным? Никто этого не хочет. Я живу в камере спокойной жизнью, я сел и знаю, что буду сидеть, так я хочу как-то сохранить свое здоровье, свою нервную систему, выйти не дураком, сижу и книжечки читаю. И вдруг из-за какого-то гада я буду терпеть какие-то лишения? Это про тюремную систему я говорю. А закон… у нас он настолько резиновый. Раньше была статья про самоуправство. Под нее попадали разные бытовые ситуации. Допустим, произошло ДТП. Хлоп, кто-то кому-то в задницу врезался. И тот, в кого врезались, допустим, вытаскивает обидчика из машины, сажает в свою машину, грузит его на деньги. Раньше это было самоуправством. Сейчас же, произойди такое в наши дни, и с нашим любимым законодательством, да еще с палочной системой отчетности в МВД, ему навешают похищение человека, вымогательство и не знаю еще чего наплетут. Весь Уголовный кодекс соберут, чтобы посадить человека. Вот как в моем случае. Ладно, я не отрицаю, пусть был голимый грабеж. Это до семи лет. Потом сказали: разбой. Нож этот прилепили. Просто по беспределу воткнули. Ладно, пускай будет разбой. Но уж навешали там каких-то бандитизмов… Да нормальный человек послушает и скажет про меня: «Да он просто бандит!» Сразу оттолкнется от меня. Даже дело смотреть не будет, скажет: «Пускай сидит, бандит». Вот ярлык этот прилепили мне на всю жизнь. А за что мне прилепили этот ярлык? За то, что я два года в воздушно-десантных войсках отпахал? На эту родину… Их же, судей, защищая. Куда только не летал: и в Карабахе, и в Прибалтике был. В Москву в 1991 году вылетали…