Осужденный С.:
— Срочная служба у меня была три года в погранвойсках. Когда я демобилизовался, вернулся в Оренбург и устроился в милицию. Решил поднакопить денег на подержанный автомобиль. Договорился с одним человеком, что он продаст мне свою машину. Я отнес ему все свои сбережения, а он машину не отдает мне. Он продолжал ездить на ней, словно и не было уговора. Но я ведь заплатил за нее, по сути уже купил. И вот однажды я сел к нему в машину на заднее сиденье, приставил пистолет и сказал: «Отдавай машину». За это потом меня и судили. Потерпевший был директором одного из заводов, а я — обычный водитель в «ментовке». Директор написал заявление, возбудили уголовное дело. Следователь мне сказал: «Признавайся во всем. Раньше сядешь — раньше выйдешь». А в чем мне было признаваться? В том, что этот директор меня обманул? Я и не скрывал этого.
— Так стоило ли вообще приставлять пистолет, чтобы сидеть теперь в зоне?
— Стоило.
— Почему?
— Я не выжил бы в зоне, если бы спасовал.
— Но и в зону бы не попал.
— Гм… в себя нужно верить: что родился не для того, чтобы сидеть в зоне. Я вот сейчас в трудной ситуации — попал в зону, а все равно думаю: не для того живу, чтобы срок сидеть. Это временно. Я сидел с одним немцем в Оренбурге, в СИЗО, спрашиваю его: «Что самое трудное в жизни?» — «Самое трудное, — отвечает, — заставить себя делать то, что не хочется». Сейчас я примерно в таком положении. Не хочется, но приходится выполнять режимные требования: ходить строем, носить робу, прикреплять бирку на грудь. Это зона. Когда выйду из нее, самое трудное в моей жизни будет позади. Надо верить в себя. Надо к чему-то стремиться, даже здесь, в колонии. Жизнь-то идет, годы проходят. И жалко будет, если впустую. Я вот смотрю, один осужденный у нас диссертацию пишет. Мне тоже многое интересно, беру книжки в библиотеке, читаю. Приходит этап в колонию — обязательно говорю с новичками, что нового на свободе… Жить можно даже здесь. Я ведь женился — думаете где? — в СИЗО. Женился, и сразу легче мне стало. Меня ждет! Жена!.. Пусть даже судимого!..
— А родители ждут?
— Ну, как сказать…
— Приезжают на свидания?
— Нет.
— Почему?
— Мать считает: сын в колонии — это позор для нее. Поэтому и не ездит.
— А как восприняли происшедшее бывшие коллеги по работе?
— Следователь запросил на меня характеристику, так вы знаете, я не поверил своим глазам, когда прочитал ее. Меня называли и неуживчивым, и вспыльчивым, и прогульщиком.
— Это соответствовало действительности?
— Нет, конечно. У начальника милиции, — я был его водителем, — никогда не было ко мне претензий. Сослуживцы, пока я работал, вроде бы уважали.
— Почему же тогда написали отрицательную характеристику?
— Я не знаю… Наверное, по принципу: утопи ближнего. Чтобы самим не запачкаться.
— В колонии трудно оставаться самим собой?
— Если быть самим собой — больше проблем станет. Придется отстаивать свое мнение. Постоянно кому-то что-то доказывать, конфликтовать. А зачем? Просто я знаю, кому и что надо говорить, — кто и что хочет услышать. Если мечтает об амнистии, я говорю: «Будет тебе амнистия». А у него еще след от фуражки на лбу не прошел, он только заехал в зону. Какая ему амнистия? Но доказывать ему что-либо бесполезно. Проще согласиться.
— Как еще зона влияет на людей?
— Зона очень сильно отупляет. Один день похож на другой. Нет новых событий, новых впечатлений. Возникает проблема общения: людям нечего обсуждать, не о чем говорить. Многие живут воспоминаниями. Вот один тут рассказывает, что он ездил на джипах…
— Ну и что с того: пусть рассказывает.
— Так он об этом каждый день рассказывает!
— Зона может перевоспитать человека?
— Вряд ли. В колонии есть молельная комната. Осужденные туда ходят, молятся. Они не каются, они просят побыстрее их освободить.
— Чем планируете заняться на воле?
— Хочу учиться на агронома. Но сейчас везде образование платное. Поэтому сначала пойду работать, чтобы накопить денег. Могу строить, лес пилить. Могу торговать на рынке.
— А в колонии вы работаете?
— Да, на пилораме.
— Возникают какие-либо проблемы?
— Проблема одна: бывших сотрудников правоохранительных органов трудно заставить работать. Потому что у них нет никакой специальности. Они ничего не умеют делать.
— Вы давно отбываете наказание?
— Больше десяти лет. Сначала я сидел на общем режиме, а потом меня перевели сюда, на строгий. И добавили срок…
— За что добавили срок?
— Да ни за что. Мне разрешили поехать в отпуск. Я приехал в Оренбург и… опять повздорил с тем директором.
— С каким директором?
— Директором завода.
— Что значит «повздорил»?
— Поговорил с ним.
— Просто поговорил?
— Да, по-мужски.
Пятак за угон
Легкомысленный подельник. — Минимальный срок. —
Милицейская династия. — «Всем на пол!»
Осужденный З. отсидел две трети срока и уже заработал льготы. Поэтому на все вопросы отвечает охотно.
— Когда на СИЗО меня завели в камеру, я подумал: «Сколько буду сидеть?» — вспоминает он. — В камере было двенадцать человек. Меня спросили: «Ты кто?» — «Бывший сотрудник». — «Откуда? Кем работал?» Я ответил. Мне показали мою кровать. И сразу накормили. Была жареная картошка с помидорами.
— Сколько времени вы пробыли в СИЗО?
— Полгода просидел.
— В чем вас обвиняли?
— В разбойном нападении.
— На кого?
— На водителя легковой машины. Вообще-то нас было трое. Подельников. Мы угнали его машину.
— Как вас потом поймали?
— Очень просто. Подельник оставил эту машину в своем гараже. А через три дня сел в нее покататься. По дороге его остановили сотрудники ГАИ.
— А вас как задержали?
— Был выходной день. Я сидел с друзьями в кафе. Потом в кафе зашел один из моих подельников. Он подошел к барной стойке, постоял возле нее, и пошел обратно к выходу. За ним шли двое незнакомых мне людей. И я еще удивился, что подельник не подошел ко мне, а только посмотрел в мою сторону. Когда он подошел к двери, в кафе зашли еще четыре человека. Они закричали: «Всем на пол!» И кто-то два раза выстрелил в потолок. Меня задержали и увезли в отдел милиции.
— Какой срок вам дали?
— Всем троим — по пять лет. Хотя статья за разбойное нападение предусматривает от семи до двенадцати лет заключения. Нам дали минимальные сроки.
— Зона чему-нибудь учит?
— Терпимости.
— Вам сколько лет?
— Сейчас двадцать девять.
— А сколько сидите?
— Три с половиной года.
— Вы согласны с выражением, что от тюрьмы и сумы нельзя зарекаться?
— Ну, от тюрьмы-то можно заречься.
— У вас это не получилось.
— Если честно, все мы трое накануне выпивали. А был бы я тогда трезвым, то не совершил бы преступление. Все произошло спонтанно.
— Где вы работали до совершения преступления?
— Служил в ГИБДД. Был в одном экипаже с братом. В нашей семье вообще почти все — сотрудники правоохранительных органов. Сестра — следователь. Два брата — сотрудники ГИБДД. Муж сестры тоже служит в ГИБДД.
— Откуда вы родом?
— Из Владивостока.
— Связь не потеряли? Пишут из дома?
— Да я уже трижды летал домой. В отпуск. Отсидев две трети срока, я уже заработал льготы.
Белое и черное
«Господи, что же я натворил». — Жажда денег. — Брату дали условный срок. — «Муки ада страшнее колонии».
Осужденный Т. отбывает срок за вооруженный грабеж.
— Раньше я был атеистом, как многие при Советской власти, — рассказывает он. — Поехал на север, в Якутию, хотел заработать деньги на квартиру, машину, но вышло иначе… Сделал из ружья обрез, и вместе с напарником ограбили магазин — обчистили витрину с золотыми изделиями. А через два часа нас задержали.
Осужденный вздыхает, вспомнив про первый день заключения. Когда его привезли в изолятор временного содержания, в одиночную камеру, он увидел прикрепленный проволокой к изголовью кровати маленький картонный образок.
— И вы знаете, во мне вдруг все перевернулось, — продолжает Т. — Я взглянул на этот образок и подумал: «Господи, да что же я натворил-то…» Упал перед образом и раскаялся. Все это случилось как-то само собой. А потом меня перевели в СИЗО, в общую камеру, где произошел удивительный случай. Знакомая женщина написала мне письмо, куда вложила текст молитвы с припиской: «Это тебе поможет». В камере сидели трое русских и двадцать шесть якутов. С одним из русских я поспорил о православной вере, сказав ему: «Господь среди нас, он все видит». Посоветовал ему помолиться и дал ему свою молитву. А через два дня этот русский поссорился с одним из якутов, и якут воткнул ему в спину самодельный нож. На шум прибежала охрана, вызвали медика. Но оказалось, что важные органы ножом задеты не были: лезвие зацепило ребро и погнулось. Потом этот русский тоже стал верующим и даже признался мне, что это его Господь спас.
Спрашиваю у Т., чем он занимался до переезда в Якутию.
— Я родом с Украины — из Днепропетровской области. Служил в правоохранительных органах. Дослужился до звания старшего лейтенанта и должности начальника изолятора временного содержания. Потом уволился…
— Что-то не устраивало?
— Захотелось больших денег. В Якутии жил мой брат. Было где ночевать первое время. И я рассчитывал завербоваться на какую-нибудь вахтовую работу.
— Нашли такую работу?
— Не получилось. Потом я узнал, что есть вакансии в местной милиции. Я хотел продолжить службу, но меня не приняли из-за того, что у меня было украинское гражданство. Другой работы найти не смог. И тогда решил вместе с братом пойти на грабеж.
— На сколько лет вас осудили?
— На десять лет строгого режима.
— А брата?
— Ему дали условный срок. Причем все удивляются, почему за вооруженный грабеж ему дали условное наказание. А я считаю, что это ему Господь помог. Вы знаете, я ведь как старший брат еще в СИЗО покаялся за него.