ать права через коллег по работе. Мой друг в тот же день уехал, и я о нем больше ничего до сих пор не знаю. С того момента и начался мой «этап» на тюрьму. Потому что в нужный момент я не повел себя как сотрудник милиции, а повел себя как обычный гражданский человек.
— Что это за момент был? Расскажите подробнее.
— Мы поехали с тем человеком, которому нужно было вернуть права, в другой город.
— Зачем?
— В том городе у него забрали права.
— Хорошо, вы поехали. Что случилось потом?
— Я немножко знал этого человека как мастера по ремонту автомобилей. Иногда пользовался его услугами. Приезжал, сдавал машину в ремонт, потом забирал. Ничего криминального за ним не замечалось. Однако позднее, когда нас задержали, выяснилось, что этот человек был шесть раз судим. И вместе с ним был я — офицер милиции. Во время предварительного следствия его почти сразу же, на второй или третий день, отпустили. Меня же плотно закрывают, и держат в камере до суда. А его тем временем переводят в ранг свидетелей преступления.
— За что вас задержали?
— За перевозку гашиша.
— На чьей машине вы ехали: на его машине или вашей?
— Хороший вопрос. Когда мы только собирались ехать, я сказал ему: «Дмитрий, давай поедем на твоей машине». У него права отобрали, но машина осталась. У меня были свои права. Я сказал, что могу сесть за руль его машины. Но он почему-то категорически отказался. И он же предложил поехать общественным транспортом.
— В какой город вы поехали?
— В Ярославль. Мы поехали на автобусе. Там нас и задержали. Часть гашиша обнаружили у него, и часть — у меня. Там был очень приличный вес…
— Как он к вам попал?
— Из-за моего неблагоразумия. Мне надо было раньше сообразить, что настоящая цель поездки не имела ничего общего с проблемой возврата водительских прав. Потому что, еще когда мы ехали в Ярославль, он уже начинал переводить разговор на другую тему. Он говорил, что по пути надо заехать к одному человеку, порешать некоторые вопросы и так далее. Я спросил: «А как же с правами?» На что он ответил: «Это все я тебе по ходу объясню». Когда мы приехали в Ярославль, он сказал, что проблема с правами уже решается, что этим занимается кто-то другой и что теперь можно ехать обратно. И он попросил меня помочь довезти банки, в которых было что-то похожее на порезанный толстый укроп. Эти банки передал нам на улице знакомый моего знакомого. Мы взяли их, они были в сумках, и приехали в Переславль. На вокзале к нам подошли сотрудники милиции и сразу арестовали нас. Как потом я понял, нас вообще тщательным образом разрабатывали и «вели» от самого Ярославля до вокзала в Переславле. Но судили только меня одного, поскольку мой так называемый подельник пошел как свидетель. На суде он показал против меня. Он сообщил, что случайно встретился со мной в Переславле, на вокзале, где я якобы проходил мимо, увидел его и попросил помочь довезти банки.
— Вы пытались доказать, что все происходило иначе?
— А бесполезно было доказывать. Еще в ходе следствия было предвзятое отношение следователя. Я до двадцати пяти лет жил с родителями в Таджикистане. А потом, когда русских там стали притеснять, наша семья переехала в Россию. И вот следователь мне говорила: «Ну ты же жил в Таджикистане, там на каждом углу выращивают гашиш. Ты же знал, что вез в банках!» Я отвечал: «Нет, не знал».
— На сколько лет вас осудили?
— На семь.
— Говорят, зона тоже чему-то учит.
— Если человек сам этого захочет. В колонии я самостоятельно стал изучать немецкий язык. Есть хорошее выражение: сколько языков знаешь, столько и жизней живешь. Я выписал нужную литературу, стал набирать словарный запас и совершенствовать грамматику. Потом ко мне подошли двое других осужденных и предложили провести несколько занятий для них. Я обговорил с администрацией идею создать в колонии секцию по изучению немецкого языка. Мне разрешили. Выделили помещение. Я запланировал занятия на год. К концу года я с ребятами в отряде на бытовом уровне уже разговаривал по-немецки.
— Зачем это нужно в колонии, где все остальные осужденные говорят по-русски?
— У нас это языковая практика. А для чего… когда записываются ко мне в группу, то первоначально пишут заявление, которое визируют в администрации колонии. И в заявлении указывают причину желания освоить чужой язык. Одни пишут: «Для общего уровня развития». Другие пишут: «После отбытия наказания хочу эмигрировать в Германию».
— Сколько человек занимается в вашей секции?
— Я когда первую группу набрал, у меня было четырнадцать человек. А сейчас набрал вторую группу — двенадцать человек.
— И сколько же из них хотят потом уехать из России?
— Ну… есть такие. В колонии ведь сидят самые разные люди. Одни попали сюда совершенно случайно, другие — заслуженно. Есть и третьи, о которых можно сказать, что им даже мало дали — надо было бы больше дать. Но не мне судить, я сам — осужденный. И высказываю свое мнение только из собственных наблюдений, не имею на руках приговоров, по которым осудили этих людей. Я могу привести пример, когда один осужденный попросил меня прочитать материалы его уголовного дела, которые он хранил у себя в ксерокопиях. И он попросил меня потом высказать свое мнение. Я прочитал. И удивился, как в его деле было много путаницы и даже подтасовок. Он сам тоже из Подмосковья. Работал в милиции. С тремя друзьями поехали на природу. По пути заехали в какую-то деревню. И там они якобы ворвались в магазин, связали сторожа и якобы похитили продукты и водку. Причем в приговоре было написано: «Прямых доказательств вины нет, но суд считает, что данный факт мог иметь место».
— В вашем отряде есть телевизор?
— Да, в помещении воспитательной работы.
— Сериалы про ментов смотрите?
— В отряде смотрят, но я не смотрю. Когда меня посадили, меня полностью отвернуло от телевизора. Особенно не могу смотреть фильмы, связанные с работой милиции. Меня почему-то начитает тогда подташнивать. Даже не знаю почему. Наверное, душа не воспринимает такую тематику. Почему-то я стал видеть в этих фильмах неискренность. А может, что-то сломалось во мне и я просто хочу уйти от той прошлой жизни, когда сам работал в милиции.
«Льется музыка, музыка…»
Дело о взрывчатке, о которой… забыли. — Обыск задним числом. — Дискотека для наркоманов. — При чем тут областной прокурор?
— Просто я влез не в свое дело, — ворошит прошлое осужденный Р. — Эту дискотеку организовала фирма «Г. и компания». Десять процентов акций этой компании принадлежали областному прокурору. На этой дискотеке можно было купить любой наркотик.
— А вы тут при чем были?
— По роду своей работы я составлял справки о том, что было задержано столько-то сбытчиков наркотиков.
Осужденный Р.
— Родился я в городе Кургане. Там окончил школу. И пошел работать в милицию. В 1995 году я перевелся в центральное РОВД города Челябинска. Работал сначала по линии угона автотранспорта, а затем по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. В 1998 году перевелся в областное управление, где курировал линию по борьбе с синтетическими наркотиками, то есть героином, кокаином и другими видами наркотиков. Конкретно работал по проведению оперативных разработок на дискотеках, в барах, ночных клубах. Наша работа заключалась в выявлении лиц, сбывавших наркотики. Информации было много, не хватало только времени полностью обработать всю информацию.
— Крупные дела у вас были?
— Таких дел было много. Незадолго до моего ареста мы взяли группу таджиков, у которых изъяли пять килограммов героина и четыре с половиной килограмма гашиша.
Мы три месяца на трассе работали, выявляли каналы. Мы задержали тринадцать человек с поличным.
— То есть работали вполне успешно?
— Да.
— Поощрения по службе были?
— Меня наградили карманными часами с надписью: «За службу Отечеству».
— Сколько всего лет вы проработали в милиции?
— Начал я работать в 1993-м, а в 1998 году меня закрыли.
— Что вы совершили?
— Меня подозревали в хищении наркотиков, которые хранились у меня в сейфе. И якобы я потом заставил неких наркоманов сбывать их.
— За это и посадили?
— Да. Конкретно за семьсот граммов гашиша.
— Вы признали вину?
— Частично. Я был согласен, что халатно отнесся к тому, что у меня исчезли наркотики. Я пытался как лучше сделать… чтобы замять это дело. Не получилось. В конце концов этим делом занялись работники ФСБ.
— А в сейфе откуда взялись наркотики?
— Этот гашиш мы изымали у таджиков. В моем сейфе он находился на хранении. Потом, при вступлении приговора в законную силу, надо было гашиш уничтожить.
— Почему не уничтожили?
— Потому, что он у меня пропал.
— Вы доложили об этом своему руководству?
— Я до этого докладывал руководству, что мой кабинет кто-то посещал. Один раз мой кабинет был совсем открыт. Я потом поменял замок на двери.
— Что вам ответило руководство?
— Когда я первый раз докладывал, что мой кабинет был открыт, меня спросили: «Что-нибудь пропало?» Я ответил: «Нет, ничего не пропало». — «Ну, значит, ничего страшного». А потом, на суде, мой начальник от своих слов отказался. Он сказал, что я к нему не обращался.
— Получается, вы себя не чувствуете виноватым?
— Ну почему… Я виноват в том, что не доложил руководству о пропаже наркотиков. Я побоялся, что меня уволят. У меня семья, дочь была маленькая.
— Как развивались события дальше?
— Потом я перевелся в областное управление, работал-работал, и в августе 1998 года… там вообще ситуация получилась интересная. До этого, в конце весны — начале лета, я замечал, что за мной ходят какие-то люди. Меня это насторожило. Я город очень хорошо знал. Знал все ходы и выходы в своем районе. Один раз я зашел в магазин, который, я знал, был проходной, со вторым выходом. За мной человек зашел, я видел. Я ушел от него. На следующий день утром выхожу, он сидит у подъезда, этот же человек. Я сразу понял, что за мной установили слежку. Но кто и с какой целью, я не знал. У меня было двое друзей. Один из них должен был мне деньги. Я потом узнал, что он был очень тесно связан с ФСБ. И вот он встречается с моим вторым другом, они выпивают, и мой второй друг говорит: «У меня есть взрывчатка. Не знаешь, кому ее можно продать?» Ровно через месяц тот, кто должен был мне деньги, приезжает к тому другу, который хотел продать взрывчатку, и говорит ему: «У меня есть покупатель. Завтра с ним можно встретиться и продать взрывчатку». На следующий день они встречаются у Главпочтамта. К ним подъезжает на машине человек, который хочет купить взрывчатку. И они договариваются, что через два часа тот, кто продает, привозит взрывчатку сюда же, к Главпочтамту. А тот, кто покупает, говорит: «Но я сам не приеду, а приедет мой друг. Он будет на “газели”. Под лобовым стеклом будет лежать бутылка водки». Продавец взрывчатки едет домой, берет товар и через два часа возвращается в условленное место. Смотрит, стоит «газель». Садится в нее. Разговаривает с водителем. Отдает ему взрывчатку. И как только выходит из «газели», его задерживают работники ФСБ. Привозят в свою контору, обыскивают, изымают записную книж