х. Дошел до своего участка, сделал там что надо, пошел назад. Но сердцем чувствовал: что-то не так происходит. Я снял с себя весь груз…
— Какой груз?
— Золото. И я с пустыми руками пришел к ним обратно. Они даже не ожидали, что я вернусь пустой. Обыскали меня…
— Обыскали?
— Ну, как обыскали: я пришел к ним, оставил вещи, и пока туда-сюда ходил, вижу, что мои вещи лежат не в том порядке, в каком я их оставил. Значит, в моих вещах что-то искали. Но так ничего и не нашли. А потом я им сказал, что никуда с ними я больше не пойду. Они пошли обратно, к машине, а я взял лодку и поплыл вниз по течению. Я доплыл до места, где жил старик по кличке Короед, и у него остался рыбачить. Два месяца я у него жил, потом решил выйти в поселок, к людям. Когда вышел к людям, то оказалось, что меня уже повсюду искали. Потому что в тайге, где я раньше находился, нашли двух убитых старателей. И меня подозревали в их убийстве. Но я не мог их убить потому, что когда я выходил из тайги, я был, в то время, с одной рукой. То есть с одной рабочей рукой. Потому что вторую руку я отморозил, это было в мае 1999 года. И я даже палец себе отрезал. Полностью. У меня гангрена пошла. Я взял пассатижи и просто оторвал палец, поскольку был один, в тайге, помочь мне никто не мог. Потом, в больнице, мне еще поудаляли косточки, разворотили всю руку… Ну и вот, мне сказали: «Это ты мог убить тех людей». Сначала меня били и говорили: «Признавайся, что это ты застрелил их».
— Кто вас бил?
— Дознаватели.
— Вы признались?
— Ну, я не выдержал… Потом на меня стали навешивать еще пять убийств. Но потом эти обвинения сняли, потому что те люди оказались живыми. А первых двоих, убитых, оставили на мне. И приговорили на двадцать лет заключения. Им надо было меня засадить, и они меня засадили.
— Почему им надо было именно вас засадить?
— Потому что я первым вышел из тайги. Вообще в то время, когда были совершены убийства, в тайге было много других людей. Но я вышел из тайги первым. И меня сразу же арестовали. На суде я вину не признал. Судья меня спрашивает: «Это ваш почерк?» Я посмотрел, говорю: «Нет, не мой почерк». Они там сами дописали и расписались. А я в материалах следствия даже не расписывался. Потом оказалось, что убитых не застрелили, а убили другим способом. И снова стали переделываться все следственные бумаги. Меня так били, добиваясь признания… Весь поселок возмущался — слух-то пошел. Один милиционер, правда, хотел заступиться за меня. Так ему дали четыре года лишения свободы.
— А его-то за что осудили?
— Так за то, что полез меня защищать. И еще один подполковник тоже пытался меня защитить. Ему дали девять лет заключения. Оба они сейчас тоже сидят в этой зоне. В милиции не любят, когда выносят сор из избы.
— Как вас били?
— Током били. Это я хорошо помню. Током били меня в отделе милиции.
— Долго вас там держали?
— Десять дней. Хотя я сам пришел в милицию… Когда я вышел из тайги, мне сказали: «Сходи в милицию, к тебе есть вопросы». Я пришел к ним без всякой задней мысли, а меня тут же скрутили, и все понеслось… Мне сказали, что я якобы застрелил в тайге двух старателей. Из винтовки. Потом оказалось, по данным экспертизы, что огнестрельных ранений не было. Их убили монтировкой. Причем били их с левой руки. А у меня левая рука была вся раздроблена, в крови, я не мог бы ею бить. И потом еще оказалось, что убитых сначала пытали. Им связали проволокой руки. Это двоим здоровым мужикам. Я не мог бы один с ними справиться. Там как минимум их убивали трое. И я видел этих троих. Но я не знал тогда, что они — убийцы.
— Где вы их видели?
— Я шел с перевала, с золотом, спустился к зимовью, где жили эти старатели. Я хотел взять у них продукты. У них там, когда я подходил, хлебушком пахло. И вот я подхожу к зимовью, смотрю: идут трое. Незнакомые. Я сразу — в кусты. Смотрю: в кустах валяются сапоги. Я схватил их, потому что у меня мои сапоги были порваны, и дальше побежал, спрятался. Смотрю, эти трое прошли своей дорогой, они были с автоматами и в маскировочных халатах.
— А почему вы от них побежали прятаться? Чего вы боялись?
— Я подумал, что это милиция. А у меня был груз — золото. И на частный промысел существует запрет. Я испугался, что меня обыщут, а потом заведут дело за незаконную добычу золота.
— Что произошло дальше?
— А дальше я тихонько подошел к зимовью, там никого не было, взял кое-какие продукты и так же тихонько ушел.
— То есть вас никто не видел?
— Нет, никто. Ну а дальше вы все уже знаете: когда я вышел из тайги, мне сказали прийти в милицию. Там меня арестовали и обвинили в убийстве. А доказательством моей вины стали те самые сапоги, которые я взял в кустах возле зимовья. Потому что эти сапоги, как оказалось, принадлежали одному из убитых.
— Сапоги были с меткой?
— Да, в одном сапоге был ввинчен болтик. Если отклеилась где кожа, а приклеить обратно невозможно, то ее привинчивают болтами. Я сам так же ремонтировал свои сапоги.
— Какие еще вещественные доказательства предъявлялись в ходе судебного процесса?
— Больше никаких доказательств не было. Но чтобы я признался, в милиции меня пытали… Сначала привязали к стулу и били током, противогаз надевали, ногами били. Они пьяные были… Потом они ставили мне на голову стакан и, как в ушу, ногами пытались сбивать стакан. Если промахивались, то попадали по голове. Потом цепляли меня к машине наручниками и таскали по земле. Иголки совали под ногти. У меня потом пальцы вот такие были… Я очень часто сознание терял. Где-то на седьмой или восьмой день я уже все подписал… я сказал: «Ладно, давайте бумагу, я все подпишу».
— Что именно вы подписали?
— Я подписал, что убил этих старателей. Потом вызывают следователя, он приезжает с кинокамерой и начинает снимать меня на пленку, мол, давай опять признавайся. Тогда я сказал: «Вы мне адвоката давайте. Без адвоката я говорить не буду». До этого я сколько просил адвоката, так его мне вообще не давали. А на этот раз адвокат вдруг приехал. Посмотрел на меня, а я весь синий был, он спрашивает: «Что с ним?» Ему отвечают: «Да это он сейчас с лестницы упал». Потом мы стали с адвокатом разговаривать. И я сказал: «Я людей не убивал. На мне не было и нет чужой крови. И не будет. Я двадцать лет проработал в артели, я знаю, что лучше пойти в тайгу и самому намыть золото, чем убивать людей за какие-то двести грамм». Эти мои слова засняли на видеокамеру. Вытащили кассету, куда-то унесли. А потом эта кассета исчезает. Хотя были свидетели, которые подтвердили, что меня записали на видеопленку и что я был весь синий. Я на суде говорил: «Давайте посмотрим кассету». Бесполезно… Все было подстроено против меня. Специально. Меня судья спрашивал: «Ну а почему ты подписался, что убил людей?» Я отвечаю: «Я просто уже не выдержал…Я бы и Гитлеру подписался». Меня ведь когда из нашего поселка, из отдела милиции, привезли в Якутск, в следственный изолятор, то сразу бросили в пресс-хату, где сидят отморозки, они выбивают нужные показания. Я три дня с ними дрался, ну… хорошо досталось мне. Потом меня вывели… увезли в милицию, завели в какой-то подвал, и опять мне хорошо досталось.
— А на этот раз чего от вас добивались? Вы же подписали уже признание.
— Да, я подписал, что застрелил двоих старателей. Но медэкспертиза показала, что они не были застрелены и что их убили монтировкой. И теперь из меня выбивали показания, что я их не застрелил, а убил именно монтировкой. Меня опять очень долго мучили, в подвале…
— Что было потом?
— Меня снова привезли в СИЗО. В черную хату. А подполковник из красной хаты говорит мне: «Иди к нам. Ты в черной хате долго не протянешь».
— Какой такой подполковник?
— Подполковник милиции, я уже рассказывал, которого посадили из-за того, что он стал защищать меня.
— Как вы смогли общаться с ним в СИЗО? Вы же сидели в разных камерах: он в красной, вы — в черной.
— Да там между камерами были такие дыры…
— Дыры?
— Из стены вытаскивался кирпич, а на время обыска обратно вставлялся и маскировался — замазывался хлебом. На тюрьме такие дыры называют кабурами. Через эти кабуры общается вся тюрьма.
— И все это происходило в якутском СИЗО?
— Да, в якутском.
— Итак, подполковник вам предложил перейти к ним в камеру…
— И я перешел.
— Неужели так просто: захотел — и перешел?
— Да нет, я попросил — и меня перевели к ним.
— Вы сказали, что этот подполковник пытался защищать вас.
— Я знаю, что его держали на пятидесятиградусном морозе, в гараже, и требовали, чтобы он отказался от своих слов.
— Каких слов?
— Он говорил, что я никого не убивал. Он мог это доказать.
— То есть его и ваше дело в конце концов объединили в одно дело?
— Нет, его осудили за получение взятки.
— Кто ему дал взятку?
— Этого я не знаю.
— Но вы говорите, что фактически его осудили и отправили в эту зону только за то, что он пытался вас защищать.
— Да, фактически его осудили за это.
— Запутанная получается история. Кстати, а вас-то почему отправили отбывать срок в милицейскую зону?
— Не знаю. Может быть, потому, что я какое-то время сидел в СИЗО в милицейской камере. И что в моем деле оказались замешанными двое милиционеров, пытавшихся оправдать меня и за это тоже пострадавших.
Часть 10Свои и чужие
По этапу, по этапу
Пройдя через вертушку дежурной части, мы с нарядчиком вышли на территорию производственных объектов зоны.
— Сейчас познакомлю вас с одним бывшим главой района. Интереснейший человек! Ну вот и пришли.
Мурашов толкнул дверь с табличкой «Мастер тарного цеха».
— Тимур Иванович, ты здесь? Принимай гостей.
Бывший глава района оказался седовласым человеком среднего роста. Одет он был не в тюремную робу, а в спортивный костюм.
— Ну, я пойду. К себе, — поспешил добавить нарядчик. — Тимур Иванович, потом проводишь человека? Обратно, до дежурной части.