ся суд, а суд ручной… В приговоре мне написали, что я, по их версии, совершил приготовление к убийству в форме организации, подстрекательства, пособничества в совершении преступления. С юридической точки зрения, организация, подстрекательство, пособничество называются соучастием. Из пяти так называемых соучастников по этому делу только мне одному вменили приготовление к убийству — по сто пятой статье, а у всех других — сто двенадцатая статья. То есть получается, что преступление я совершил индивидуально, один. А при индивидуальном приготовлении к совершению преступления не бывает какого-либо соучастия, хотя меня обвиняют именно в соучастии. Я писал кассационную жалобу. Определение Верховного суда, очевидно, тоже шло под чьим-то давлением. В приговоре написано: исполнители признают, что я не требовал убийства. Судья уже интерпретирует это по-своему: мол, я не требовал убийства, но и не возражал, что если убийство всё же произойдет, то ещё и доплачу якобы им. А зональный судья — представитель вышестоящей инстанции — пишет уже конкретное определение: «Требовал убийства». То есть конструкцию косвенного умысла меняет на прямой умысел. И таким способом «доказывается», что с моей стороны якобы были приготовления к убийству. Но даже если принимать их версию, и учесть, что исполнители говорили — не требовал убийства, это будет означать, что по косвенному умыслу я так же, как они, попадаю под амнистию. А Верховный суд… он тоже завязан, он не свободен в своих решениях, уступает нажиму. Ну а какой интерес выходить члену Верховного суда за пределы судебного разбирательства, за пределы обвинения? Суд уже ограничил все «за» и «против» своим приговором.
— Давайте вернёмся в день сегодняшний. Что за люди окружают вас в колонии? Какие отношения складываются в зоне между осуждёнными?
— Каждый сам за себя. Вот и все отношения. День прошёл — и ладно.
— Есть в зоне какие-то негласные правила, установленные не администрацией, а самими осуждёнными?
— Мне трудно это сказать. Я много лет провел на тюрьме, а не в колонии.
— А в тюрьме есть свои правила?
— Там все проще. Меньше говори — больше жить будешь. Хотя в зоне тоже приходится себя сдерживать. Я вот получил письмо, из которого узнал: матери стало плохо. Подхожу к дневальному отряда, говорю: «Мне надо съездить в отпуск». Здесь положены отпуска, с выездом, за хорошее поведение, по отбытии части срока. А дневальный мне отвечает: «Ты малоизученный». Я смотрю на него: стоит передо мной какой-то пацан, ему двадцать три года. А я — полковник! И у меня такое желание было сказать ему: «Да пошёл ты на…». Но я сказал: «Слушаюсь», и отошёл от него. Но в отпуск я всё равно съездил. Написал письмо жене, объяснил ситуацию. Она позвонила в Минюст, спросила кого надо, ей ответили, что в отпуск меня могут направить по усмотрению начальника колонии. То есть ей дали понять, что если надо, из Минюста могут позвонить в ГУИН, а оттуда — в колонию, и мне разрешат покинуть колонию.
Часть 2Список приговоренных
Арест до выяснения обстоятельств
Начальник из МИДа. — Военный атташе на подхвате. — Нехорошая квартира. — Кирпич на голову. — Труп в реке. — В СИЗО — в белой рубашке. — «В Москве все контролировали люди в погонах».
О своем преступлении осужденный М. рассказывает с улыбкой.
— Просто я оптимист по жизни, — говорит он. — Мне сидеть семнадцать лет. Но я не пал духом. Занимаюсь спортом. Читаю. Тут на свидание ко мне приезжала родственница — жена брата, так она вообще сказала: «Ты здесь как на курорте».
Спрашиваю его: чему может научить тюрьма?
— Меня тюрьма ничему не научила. У меня у самого очень много опыта, который я могу передать. Я прошел все ступени карьерного роста…
И немного подумав, он добавляет:
— По моей биографии вообще можно было бы снять приключенческий фильм!.. Моя биография очень обширна. Родился я в Северном Казахстане, в городе Петропавловске, в нормальной семье. Закончил там восемь классов. Поступил в железнодорожный техникум, закончил его. Потом был призван в ряды Советской Армии. Служил в городе Москве в Комитете госбезопасности, то есть солдатом срочной службы: я был водителем — возил контрразведчиков. Сейчас это уже можно разглашать, а тогда я давал подписку о неразглашении, потому что мы ездили на секретные объекты. Два года я отслужил, демобилизовался и поступил в Ачинское военное авиационное училище Красноярского края. После окончания училища меня направили служить в город Мелитополь в Гвардейский московский транспортный авиационный полк. Специальность у меня была: авиационное вооружение и десантное оборудование. Год я прослужил в полку, потом наш полк попал под сокращение. И нас поставили перед выбором: либо ищите себе новое место работы, либо готовьтесь служить в украинских вооруженных силах. Поскольку город Мелитополь был на территории Украины, ставшей теперь самостийной. В наших личных делах задним числом всем уже написали, что мы якобы приняли присягу украинской армии. И в моем личном деле тоже появилась надпись: лейтенант такой-то принял присягу на верность народу Украины.
— Так вы принимали эту присягу или нет?
— Я даже текста этой присяги в глаза не видел. И украинского языка я тоже не знал. Но мне предложили должность зампотеха в автороту 41-го отдельного инженерно-авиационного батальона там же, в Мелитополе. И я остался в Мелитополе. Потом командир роты ушел на пенсию, и я исполнял обязанности командира роты. Спецификой этого батальона был монтаж-демонтаж аэродромов: строительство полностью взлетных полос, ангаров либо их разборка. Таких батальонов в Советском Союзе было всего два, и оба после распада Союза остались почему-то на Украине: один в Одессе, другой — в Мелитополе.
— Сколько всего лет вы прослужили в армии, включая службу в украинских вооруженных силах?
— Десять лет — с 1986-го по 1996-й. Дослужился до капитана. Потом я однажды пошел в отпуск и увидел, как начал процветать частный бизнес. Я увидел, что все наши бывшие офицеры стоят за прилавками на рынке, потому что попали под сокращение, а вот теперь они торгуют. В то время у меня зарплата была около десяти-пятнадцати долларов. Квартиры не было. С женой и ребенком мы жили в малосемейном общежитии. В общем, средств на жизнь не хватало. И я написал рапорт на увольнение. А меня не увольняют. Вызывают к начальству, обещают направить в Киев на переподготовку, говорят, что у меня вся карьера еще впереди. Но я все равно решил уволиться. Потому что я побывал в отпуске, во время которого не сидел дома. На юге всегда есть возможность заработать на стороне. Я продавал овощи-фрукты. То есть приезжал в колхоз, скупал там по дешевке, вывозил на рынок и продавал. За свой отпуск я наторговал, наверное, на сто своих зарплат. Я тут же купил новую машину и решил для себя, что в армии перспективы нет. Конечно, я мог дослужиться до нового звания, но квартиру я все равно бы не получил. И зарплата в армии меня не устраивала. Поэтому я решил заняться бизнесом. В итоге из армии я все-таки уволился. Аттестацию мне дали на украинском языке. Я когда ее прочитал, у меня аж волосы дыбом поднялись. Я думаю: как я мог так служить? На меня написали, что я пьяница, что я разгильдяй, что я недисциплинированный. Я не знаю, зачем они это так написали… Наверное, для того, что если я поеду дальше служить в Россию, чтобы меня нигде больше не приняли в вооруженные силы.
— Вы самостоятельно читали эту аттестацию на украинском языке?
— Нет, мне просто зачитали в русском переводе. После этого я поехал в Красноярск, хотел в военное училище устроиться. Но там тоже прошло сокращение, и меня не приняли. Тогда я опять подумал про бизнес. Встретился с одним бывшим офицером, разговорились, и он рассказал, что работает в венгерско-украинском предприятии. Потом он говорит: «Нам требуются дисциплинированные деловые люди, желательно военные. У нас президент компании в прошлом тоже был связан с армией». В общем, пригласил меня в офис, я приехал. Переговорили. И меня взяли на должность администратора.
— В каком городе это происходило?
— Все в том же Мелитополе, я уже вернулся туда обратно. Меня быстренько оформляют на это предприятие, с испытательным сроком на месяц. В мои обязанности входило наблюдать за порядком в зале, в баре, чтоб секьюрити, охрана, не расслаблялась. Казино было не бандитское, а европейское, потому что охраняла нас милиция. После армии, после погон мне было все это слегка непривычно: я был в костюме, галстучке красивом, туфельках… Меня все называли: «Господин администратор». Когда приходили гости, я их сопровождал по залу, объяснял им, что и где у нас тут находится: здесь американская рулетка, здесь блэкджек, здесь покер. В казино я был правой рукой управляющего. Проработав первый месяц, я получил восемьсот долларов. Свою зарплату я получил в конверте, где было восемь стодолларовых купюр. Я был поражен! Потому что в армии, на последней должности, я был командиром роты, и получал вместе с пайковыми двадцать пять долларов. В итоге я год проработал на этой фирме, потом пошел в отпуск, поехал в Москву, где встретил своего старого друга. Он был уже майором, работал в должности начфина в одном из ведомственных управлений, и он мне говорит: «Ты помнишь такого-то Олега?» Я говорю: «Конечно, помню». — «Он сейчас коммерческий директор, у них серьезная фирма. Я знаю, что им сейчас нужен парень, чтобы мотаться по России». Мы встретились с этим Олегом. Посидели. Он спрашивает, сколько я получаю. Я называю сумму. Он говорит: «Переезжай к нам в Москву, устраивайся в нашу фирму, будешь получать в два раза больше». В Москве у меня были родственники, у которых я мог первое время жить. Я приехал снова в Мелитополь, пришел к директору фирмы и сказал, что уезжаю в Москву. Сообщил, что меня пригласили там работать. А он мне отвечает: «Ты сразу хочешь урвать много, а надо продвигаться потихоньку». Кстати, нужно было прислушаться к его словам. До сих пор эта венгерская фирма работает, процветает, недавно они отметили свое десятилетие. Но я говорю ему: «Нет, я поеду в Москву». Приехал. Устроился сразу в эту компанию. Большая, солидная компания, занимающаяся оптовой продажей продуктов питания.