– Когда ты сегодня заснула ко мне, всё было как обычно?– спросил Рыба
– Я… как будто заблудилась. Всё было как во сне. Ну, как в обычном сне. Я искала тебя и не могла найти.
– Потому что меня не было здесь. Я сидел около твоей кровати, стерёг твой сон. Тебе нужно было крепко-крепко заснуть, чтобы не проснуться посреди дороги.
– Так смешно. Ты был там, а я была здесь.
– Ты была и там, и здесь. Там ты спала и во сне крепко держала меня за руку, чтобы я не исчез. И в то же время ты была здесь и искала меня. Но я всё-таки проснулся и покинул тебя: пришло сообщение от секретаря моей матери. Она нас очень ждёт.
– А вдруг она меня не увидит?– спохватилась Наташа.
– Не беспокойся. Мать – из древнего рода торговцев. Настоящий торговец не упустит из виду ни одной редкости.
– Ну, хорошо, а если я её не увижу?
– Такую женщину просто невозможно не заметить.
– А всё же? А вдруг?
– В таком случае я сам спрошу у неё про телефон и про то, как он у нас очутился. А ты будешь подсказывать нужные вопросы.
– Слушай, а как же твоя работа? Ты что же, прогуливаешь? А заказы кто делать будет?
– Вернёмся – и сделаю всё, что полагается. Я не знаю, что мы услышим. Вдруг…
– Лучше молчи,– Наташа запечатала его рот своей ладонью,– а то страхи материализуются!
– М-м-м… Я опасаюсь этого,– продолжал Рыба,– а работа – лучший способ упорядочить мысли.
Наконец они выбрались за пределы столицы. Нескладная повозка стала набирать ход.
Как на дне чаши, город покоился в долине, окруженной горами. Дорога медленно поднималась вверх, петляя и кувыркаясь. Казалось, что она сделана из разноцветных деталей детского конструктора. Арки, горки, трамплины – всё как будто сложено из кубиков.
– Это чтоб не заблудиться?– спросила Наташа.
– Чтоб не сойти с ума от однообразия.
– Многие сошли уже?
– Неизвестно. Никто не рискует делать одинаковые трассы.
Двухэтажная колымага уверенно карабкалась в горы, как крошечный фуникулёр, так что Наташа была вынуждена признать некоторые преимущества здешнего транспорта.
– А сколько лет твоей маме?– спросила она.
– Сто тридцать.
– Такая старушка?
Рыба ничего не ответил.
– Это же в каком возрасте она тебя родила?
Снова молчание.
– Тебе самому-то сколько?
– Семьдесят три.
– Что?! Да ты врёшь!
– У вас какая средняя продолжительность жизни?
– Ну, лет сто. А у вас?
– Лет двести.
– Тогда всё правильно,– успокоилась Наташа.– Вы же все долговязые как слоны. А слоны живут дольше. И дольше развиваются. Бывает год за два, а у вас – два года за один. Значит, тебе по нашим меркам… лет тридцать шесть с хвостиком.
– Почему это с хвостиком?– Рыба недовольно заёрзал на водительском месте.
– Это так говорится. Не в том смысле, что у тебя сейчас вырастет хвост! А выглядишь на все сорок.
– А ты – на все пятьдесят.
– Будем считать это попыткой сделать комплимент и замнём тему,– сказала Наташа.
Покорив самую высокую вершину, двухэтажный автомобиль начал спускаться в соседнюю долину.
– Слушай, а если у вас два года как у нас – один, то в каком возрасте у вас… Ну, можно друг с другом? Это самое… – Наташа замялась.
– Объединить две жизни в одну?– догадался Рыба.
– И это тоже…
Оказалось, что в хрупком мире никто не создаёт семей до пятидесяти лет. Есть, конечно, исключения, и запретов не существует: достигнув двадцатилетнего рубежа, каждый волен хоть на следующий день соединить свою жизнь с жизнью другого человека. Но это считается неприличным. А в хрупком мире свято соблюдают приличия. Создавший семью до вступления в возраст зрелости бросает тень на весь свой лар. Считается, что до пятидесяти лет человек хрупкого мира не способен полюбить по-настоящему. Но познавать других и себя ему не воспрещается, и даже настоятельно рекомендуется, так что молодые люди активно встречаются, проводят вместе время, заводят романы сразу с несколькими партнёрами.
По достижении возраста зрелости заканчивается сезон вечеринок, да все и так от них изрядно устают. Теперь уже люди осознанно разбиваются на пары.
– А у тебя была пара?– спросила Наташа.
Рыба кивнул.
– И что? Расскажи про неё. Почему вы расстались?
– Её зовут Мида. Она плетёт одежду из разноцветных ниток.
Наташа недовольно засопела. Мида ещё какая-то, её только не хватало!
– Мы расстались, потому что я слишком мало говорю,– продолжал Рыба.
– А ей надо, чтобы мужик тараторил как радио?
Рыба беспомощно взглянул на неё, как делал всякий раз, услышав подряд несколько непонятных слов.
– Ну, она хотела, чтобы ты не замолкал?
– Ей было со мной скучно.
Наташа задумалась. Как с Рыбой может быть скучно? Какое счастье быть рядом с ним, даже просто находиться в его мире и знать, что он где-то здесь, лепит очередную чашку, зажигает в ней огонь.
– Для того чтобы оказаться рядом со мной, ей не нужно было засыпать или ждать, чтобы заснул я. Я всегда был рядом. Мы даже сняли одну большую мастерскую на двоих, чтобы не расставаться. И, наверное, из-за этого расстались так скоро.
Двухэтажный автомобиль выбрался на прямую дорогу, напоминающую самое обыкновенное шоссе, и помчался вперёд с хорошей скоростью. Рыба замялся, потом смущённо сказал, что замки торговцев – кхм-кхм – не слишком эстетичны. Люди этого лара живут, как хотят, и у них свои представления о красоте. Так что он заранее извиняется за всё, что Наташа увидит внутри и снаружи.
Замок напоминал фабричное здание, построенное в начале ХХ века. Внушительная махина из красного кирпича, а вокруг – подстриженные зелёные газоны.
Наташа и Рыба оставили свою колымагу в подземном гараже примерно в двухстах метрах от краснокирпичной махины и дальше пошли пешком. По широкой, тоже кирпичной, лестнице поднялись на второй этаж. Здесь было пусто и гулко. Наташа огляделась по сторонам, задрала голову вверх. В самом центре сводчатого кирпичного потолка распустился каменный цветок, щедро выбеленный мелом. Из цветка торчал позеленевший от времени медный крюк. На крюке висела люстра, похожая на перевёрнутый экраном вниз чёрно-белый телевизор. Рыба с кем-то поздоровался, кому-то строго сказал: «Мне назначено!», шепотом добавил: «Чтоб тебя ветром унесло!», и они с Наташей пошли вперёд по длинному коридору. В коридоре не было окон и дверей, он был опутан зелёной ковровой дорожкой, которая извивалась не хуже, чем горный серпантин: то взбиралась на стену, то пересекала потолок, то спускалась под ноги посетителям, то снова, не усидев на месте, устремлялась вверх.
Открылась дверь – должно быть, вырубленная из какого-то тысячелетнего родственника нашего дуба.
– Это её кабинет,– тихо сказал Рыба.
Наташа вошла и в первый момент ощутила только простор и свободу. В помещении было множество произвольно прорубленных там и сям круглых окон, так что оно напоминало огромное решето. Потолок уходил вверх метров на двенадцать. Стены из голого кирпича кое-где были задрапированы бархатными портьерами. Светило солнце. Повсюду копошились разноцветные коты: карабкались по бархату вверх, сидели на подоконниках, умывались в углу, играли с солнечными лучами. Коты как коты. Только коротконогие, как таксы. Наташа даже вспомнила название породы – «манчкин». Год назад родители загорелись идеей завести коротколапого котика, но быстро остыли, сообразив, что он вряд ли уживётся с длинноногой охотничьей собакой.
Из-за обилия котов, солнца и пространства Наташа не сразу разглядела массивный стол из чёрного камня и сидящую за ним женщину. Но хозяйка заметила их сразу. Царственно поднялась с места и двинулась навстречу гостям – словно не ступая по полу, а плавно перетекая из формы в форму. Когда она подплыла поближе, Наташа вдруг отметила, что перед нею – улучшенная копия Мамы. Такая Мама версии 2.0. Эта высокая пышная дама с красными, под цвет кирпича, кудрями до плеч могла бы занять первое место на конкурсе «Миссис топ-менеджер». Если бы снизошла до него. Как и от Мамы, от неё исходил мощный поток энергии (Мара называет его «харизма»), но энергия эта не давила, не пригибала к земле. Она обволакивала уютом, в ней хотелось купаться, как в море, качаться, как на волнах.
Хозяйка ещё не сказала ни слова, а Наташа уже готова была на всё ради того, чтобы заслужить её благосклонную улыбку.
Поток энергии приблизился вплотную к посетителям. Наташа подумала, что «миссис топ-менеджер» непременно протянет руку для поцелуя. Но этого не произошло – последовало рукопожатие, мягкое, как прикосновение кошачьей лапы. Лапы, которая может и оцарапать.
– Нита,– просто сказала эта невероятная женщина.
– Наташа,– представилась Наташа и присела в неловком реверансе.
Нита сделала приглашающий жест, и гости проследовали за нею к каменному столу с узкой щелью-пепельницей и уселись в удобных, но слишком просторных креслах вокруг. Рыба тут же достал откуда-то из карманов бумагу с картинками и табак, полюбовался на рисунки, запомнил их и начал крутить самокрутки – сначала матери, потом себе.
– Вот как он умудряется это делать – совершенно не понимаю,– покачала головой Нита.– Одним движением. И ни крошки не просыпает. А я – знаешь, Наташа, как я кручу сигареты? Это просто стыдно себе представить.
Рыба горделиво вскинул голову. Наташа искоса взглянула на него: неужели он не понимает, что мама просто выдала ему небольшой аванс за то, что он, как послушный мальчик, привёл познакомиться свою девочку?
Миссис топ-менеджер вытащила из ящика стола длинный мундштук, прикурила сигарету, внимательно оглядела Наташу.
– Оригинальный стиль,– сказала она чуть погодя,– редкий товар. Бесценный. Не понимаю, что такая девушка нашла в столичном бездельнике.
– У Ниты все бездельники, кто спит больше трёх часов в сутки,– пояснил Рыба.
Наташа смущённо улыбнулась.
– Какая милая улыбка. Знаешь, у меня есть два младших сына. Сейчас они в пути – торгуют за границами Империи. Но скоро вернутся. Ты из какого лара? Я всё устрою. Неделя не закончится – ты уже будешь наша.