Наташа обняла его за плечи.
– Так выброси их. Зачем такой риск?– спросила она.
– Чтоб уснуть до того, как уснут все. И поскорее попасть к тебе. Такая тишина убаюкивает лучше всяких цветочных настоек.
– А для чего на самом деле нужна эта штука?
– Необходимая вещь! В городах-заводах шум стоит такой, что жители проводят в наушниках большую часть дня и всю ночь. Да и в срединных городах без них иной раз не уснёшь. Там существуют по принципу: сожри каждое мгновение! Днём работают, а ночью веселятся. Но спать им всё-таки тоже приходится.
– Рыба, милый, дорогой, ты понимаешь, что живёшь вот так,– Наташа обвела рукой комнату для размышлений,– вот так, как живёшь, благодаря тому, что где-то на окраинах день и ночь шумят города-заводы. И там выбиваются из сил эти… безродные космополиты…
– Безродные жители окраин. Я не могу судить об их жизни – я никогда там не был. А новости с окраин все одинаковые, словно их тоже штампуют, как там штампуют всё.
– А тебе не стыдно? Что ты за их счёт благоденствуешь? Пока они не спят – ты спишь.
– Мне стыдно, что я не догадался найти тебя раньше и потратил столько сна впустую.
– Выброси наушники. Сожги или утопи в реке,– попросила Наташа.– Ты скорее не уснёшь из страха, что тебя разоблачат, чем из-за постороннего шума.
Рыба смешал фигуры на доске, поднялся на ноги и объявил, что ему пора на работу.
Рабочий день любого мастера в хрупком мире начинался с приёма заказов. Рыба опустил монитор, развернул его так, чтобы и Наташе было видно, и неторопливо начал составлять план работы. И вдруг замер, словно какое-то воспоминание пригвоздило его к месту.
– Недавно,– заговорил он,– помнишь, когда мы не могли попасть друг к другу – я сидел здесь, засыпал, просыпался, путал день с ночью. Чтобы не пропустить в таком состоянии важный заказ, я настроил звуковое оповещение. Вообще-то я его не люблю, но тогда это было необходимо. И вот раздался звоночек. Я с трудом поднялся на ноги, подошел к экрану,– Рыба стал показывать, как это было: у него очень хорошо получилось изобразить человека, который спросонья не понимает, почему вместо кровати он оказался в своей мастерской.– Я подошел, но это был не заказ. На экране появилось сообщение – от тебя. Оно пришло с оплаченным ответом, и я написал ответ. Я потом подумал, что у меня помутился рассудок – с «Эмки» можно читать заказы, но не личные письма.
– «Эмка» – это что?– спросила Наташа.
– Да вот же,– Рыба провёл пальцем по краю монитора.– Модель «М-000 – знак почтения – 14». Мы зовём её «Эмка». Штамповка в законе. Позволяет… очень многое, по сравнению с предыдущей моделью. Но читать письма, а уж тем более – писать ответы – с неё нельзя.
Наташа задумалась.
– А я ведь действительно писала тебе. Из своего сна. И получила ответ. Скажи, а ты наяву это письмо видел? Или оно тебе приснилось?
– Уже ни в чём не уверен,– признался Рыба и вернулся к заказам.
В стену постучали – три раза, с равным интервалом. За стеной клубилась какая-то тень. Наташа испугалась, что сейчас в мастерскую ворвутся невидимые для неё стражники и начнут вязать Рыбу за то, что он пользуется контрабандной тишиной окраин, а она никак не сможет ему помочь. «Я вас, гадов, увижу!» – мысленно пообещала Наташа воображаемым служителям закона, протёрла глаза, сосредоточилась, сложила на груди руки и мрачно уставилась на дверь.
Не проявляя признаков беспокойства, Рыба приложил ладонь к прозрачной стене и впустил в мастерскую человека, который больше был похож на респектабельного дворецкого средних лет, чем на стражника. Наташу гость явно не заметил.
«А вот я тебя вижу, хоть ты и не гад!» – подумала она и немного расслабилась: незнакомец, определённо, не представлял для Рыбы никакой опасности.
Это был невысокий – по местным меркам – плотный мужчина средних лет, в скромном зелёном костюме, с рыжеватой густой шевелюрой и такой же бородой. В руках у него был миниатюрный саквояж.
– Приветствую мастера,– сказал он с расстановкой. Наташа отметила сильный акцент, вроде прибалтийского.
Рыба сдвинул монитор, скрестил на груди руки, как тогда, при встрече с семейством окраинных жителей, и очень вежливо поинтересовался, что угодно господину иноземцу.
Господин иноземец ничего не ответил, а вместо этого стал с интересом рассматривать помещение. Наташу он совершенно точно не видел: даже чуть не прошел сквозь неё, но она отстранилась. Воспитанные девушки не позволяют незнакомым иноземцам проходить себя насквозь.
– Неплохо, неплохо,– сказал гость чуть погодя,– и что вы умеете предложить?
Рыба молча подвинул к нему монитор и полностью утратил сходство с морской птицей, оправляющей перья. Теперь он был похож на ястреба, готового вот-вот вонзить когти в непутёвую полевую мышь.
Посетитель не обратил внимания на то, что он в тягость хозяину. Рассматривал каталог, цокал языком. Потом подошел к полке с готовым товаром, сцапал ближайшую чашку. Понюхал, пощёлкал ногтем по краю, засунул в неё нос.
– А огонь в нём горит всё время?– спросил он.
– Да. Всё время горит,– ответил Рыба.
– А когда ты помрёшь – будет гореть?– бесхитростно уточнил иноземец.
– Я не знаю.
Ястреб уже был готов атаковать! Но полёвка продолжала беспечно резвиться на лугу.
Незнакомец окинул хозяина критическим взглядом, словно курицу на базаре выбирал.
– Ну, ты долго ещё протянешь. У меня верный глаз. Я излечиваю людей. Очень хорошо умею. Ты мне сделай такой вот предмет… Длинную пеперетто… Комо сью… Такую, понимаешь, на подставке. И чтоб внутри светилось,– крепкие руки иноземного доктора нарисовали в воздухе нечто вроде настольной лампы.– Я дочке в комнате поставлю. Она темноты боится. А это не вредно и очень красиво. Хороший мастер.
Ястреб улетел, полёвка была в безопасности. Рыба перестал хмуриться и снова стал похож на морскую птицу. Ему редко доводилось делать что-то особенное. А он так любил лепить необычные вещи.
– Как зовут дочку?– спросил он.
– Это зачем?– насторожился доктор.– Я – заказчик, платить буду через нашу миссию. Дочка – дитя.
– С оплатой – потом, разберёмся с оплатой. Когда зажигаешь кому-то огонь – надо знать, кому зажигаешь. И повторять его имя.
– А, вот оно что. Ну-ка, иди сюда, я тебе его нашепчу. А потом ты мне нашепчи, сколько это будет стоить.
Доктор без спросу выдвинул из стены скамеечку, уселся на неё, достал из саквояжа потрёпанную книгу и стал читать. Видно, это был интересный приключенческий роман: на лице иноземца отражалась такая удивительная гамма эмоций, как будто он путешествовал вместе с героями. Он так увлёкся, что перестал замечать хозяина. Впрочем, и Рыбе было не до него – он старался сделать для девочки, которая боится темноты, самый лучший ночник.
«Может быть,– подумала Наташа,– он тоже когда-то боялся темноты. Сидел в своей комнате в замке Ниты, обхватив колени руками, на улице была ночь, все вокруг спали или тихонько считали деньги в своих покоях, по стенам плясали причудливые тени, а маленький мальчик, названный в честь великого завоевателя, думал, что это злые иноземцы пришли забирать его в рабство. А иноземцы – вот они какие. Вполне цивилизованные люди».
Ночник оказался непростой задачей: Рыба дважды доставал из шкафа что-то вроде сварочной лампы и охлаждал материал. Он творил и разрушал, и снова творил. Наконец, ему удалось сделать то, что он задумал: огненный цветок на длинном стебле, обвитый плющом. Вьющееся растение укрепляло тонкую ножку ночника и одновременно придавало ему какую-то дикую, вольную лёгкость. Огонь загорелся сразу: Рыбе даже не пришлось сидеть, накрыв работу руками и уставившись в пространство, он легко провёл ладонью над цветком – и тот озарился изнутри тёплым оранжевым светом.
Иноземец уронил книгу, забормотал восхищённо на своём языке, потом жестами изобразил, что ему боязно прикасаться к такому шедевру.
– У нас знают ты как настоящий умелец. В моём городе, в музее – твоя,– доктор снова перешел на язык жестов, изобразил нечто, что Наташе представилось магическим шаром, переливающимся всеми цветами.
– Чатница,– догадался Рыба.– Да, я понял, откуда вы. Этот человек из музея, он часто бывает здесь. Он… как художник. Он придумывает такие заказы, каких не придумает никто.
– Музейщик делает заказы. А ты делаешь красоту,– сказал иноземец и достал из внутреннего кармана маленькую книжицу в переливающейся обложке. Рыба что-то чиркнул в ней – видимо, цену, и доктор, закинув саквояж за плечи, как рюкзак, торжественно удалился. Он нёс огненный цветок перед собою на вытянутых руках, словно пышущий жаром самовар.
– Жаль, что ты не видела этого господина,– повернувшись к Наташе, сказал Рыба.– А нас всегда учили, что иноземцам не нужна красота, для них важно только богатство.
– Да видела я этого дядьку. Оказывается, ощущение опасности позволяет сконцентрировать внимание.
– Опасности?
– Я думала, это стражники за тобой пришли… неважно. Короче, выкини наушники! А то я буду за тебя переживать и не смогу уснуть.
– Выкину, выкину. Обещаю,– кивнул Рыба и задумчиво произнёс.– Я вот всё думаю, как письмо из твоего сна попало ко мне? И не могу понять. Что-то не сходится.
– Не пытайся понять – сломаешь чудо. Помнишь, что сказал художник с пятью косичками? Что мы с тобой, когда спим, тоже художники. Слушай… а давай тогда попробуем уснуть куда-нибудь вместе. Не к тебе, не ко мне – а ещё куда-то? Хоть на космическую станцию, с которой я прислала тебе письмо.
– И как ты себе это представляешь?– скептически поинтересовался Рыба.– Если мы будем спать в одно и то же время, то просто не встретим друг друга. Так уже было – когда ты уснула, а я оставался в вашем мире.
– Поэтому надо засыпать, предварительно оказавшись рядом. Например – я засыпаю к тебе. И мы тут же – вдвоём – засыпаем куда-то ещё.
– Я попаду в твой мир. А ты… останешься здесь или проснёшься.
– А вдруг – нет? Пожалуйста, ну давай хотя бы попробуем!