Чемодан Евгений Евгеньевич действительно бросил. И компьютер оставил. Опустошил сейф, но двести тысяч по карманам было не распихать, набил банкнотами саквояж флорентийской кожи.
План был таков: по бетонке дойти до кишлака, что на пути сюда из аэропорта, – кишлак Евгений Евгеньевич хорошо запомнил, дымки над саклями, или сакли – это на Кавказе? Там нанять хоть машину, хоть арбу до ближайшей железнодорожной станции – несколько тысяч рублей у него было. Да хоть бы и верблюда. И сговориться с проводником, деньги ведь есть, а на самолет без паспорта никак не попасть.
Он шел по бетонке, и скоро стало совсем темно – не видно было и луны. Евгений Евгеньевич чуть не угодил в воронку, оставшуюся после взрыва, но счастливо увернулся, обошел, так и не сообразив – откуда это посреди дороги такая внушительная яма.
Он шел и повторял про себя в такт собственным шагам, чтоб ноша была не так тяжела: «Цезарь, за ним Август, дальше Тиберий и Калигула, Клавдий, Нерон, Гальба, да-да, конечно, он наследовал Нерону, Отон, дальше забыл, кто первый, кто второй – Вителлий или Веспасиан, Веспасиан, кажется, перед Титом – хорошая, кстати, кличка, Тит для собаки-верзилы, Домициан, наконец, – кажется, все двенадцать». Светония Транквилла Евгений Евгеньевич, тогда еще Женечка, читал запоем в самые ранние годы, в квартире над кинотеатром «Встреча», и вот, все, оказывается, до сих пор помнил…
Зазевавшись, больно споткнулся о камень. Посмотрел под ноги, камень неизвестной породы блеснул перед ним своей гранью, и Евгений Евгеньевич понял, что на небе проступили звезды. Нагнулся, взвесил на руке, сказал почему-то: «Кажется, и ты не всегда был минералом». Согласитесь, надо быть в особенном душевном состоянии, чтобы начать беседовать с камнями.
«Цезарь, Август, Тиберий, Калигула…» Навстречу Евгению Евгеньевичу по бетонке шла одинокая овца, в темноте под редкими сейчас степными звездами она казалась совсем черной.
– Тоже отбилась от стада, – спросил ее Евгений Евгеньевич, – пойдем, что ли, вместе?
Нет, не от стада, от отары, наверное, так нужно сказать.
Овца не ответила, но молча прянула в сторону. Возможно, ее напугал вид Евгения Евгеньевича, его красная косматая лисья шуба, малахай, рыжий саквояж флорентийской кожи. Евгений Евгеньевич, твердя римские императорские имена, в одиночестве двинулся дальше, и вскоре нам почти не станет его видно. А потом Евгений Евгеньевич и вовсе исчезнет в недоброй мгле, что опустилась на пустую холодную степь.