Близнецы нередко призывали меня рассудить их спор, и мне это очень не нравилось. Проигрышное дело. Если встать на сторону Джейсона, есть вероятность оттолкнуть от себя Диану; но если из раза в раз поддерживать Диану, это будет… чересчур заметно.
– Не знаю, Джейс… – сказал я. – Там и правда слишком уж прохладно…
Выйти из положения помогла Диана.
– Не бери в голову. – Она положила руку мне на плечо. – Чем слушать, как он канючит, лучше выйду подышать свежим воздухом.
Так что мы сняли куртки с вешалки в коридоре и выбрались из дома через черный ход.
Вопреки придуманному нами прозвищу, Казенный дом выглядел не так уж грандиозно, хотя выделялся на фоне остальных жилищ (а обитали мы в районе для людей с достатком от среднего и выше). Да и участок был побольше, чем у соседей. Огромная лужайка, ровная и аккуратно подстриженная, за ней дикий сосновый бор, а дальше речушка с не самой мутной водой. Место для созерцания звезд Джейсон выбрал на полпути от дома к лесу.
Погода в том октябре радовала – до вчерашнего дня, когда холодный фронт сломал хребет бабьему лету. Диана демонстративно обхватывала себя руками и дрожала, но лишь для того, чтобы Джейсон чувствовал себя виноватым. Ночной воздух был прохладным, однако со двора не гнал. Небо прозрачное, трава относительно сухая, но не исключено, что утром снова покроется инеем. Ни луны, ни облачка. Казенный дом сверкал огнями, словно колесный пароход на Миссисипи, брызгал на лужайку жаркими желтыми отблесками, но по опыту мы знали: если в подобную ночь встать в тени дерева, исчезнешь так же верно, как если бы провалился в черную дыру.
Джейсон улегся на спину и направил бинокль на звездное небо.
Я сидел по-турецки рядом с Дианой. На моих глазах она выудила из кармана куртки сигарету. Наверное, стащила у кого-то из домашних. (Кэрол Лоутон была кардиологом. Формально она бросила курить, но, по словам моей матери, прятала пачки в трюмо, в рабочем столе, в кухонном шкафу.) Зажав фильтр в губах, Диана чиркнула прозрачной красной зажигалкой – на мгновение ее огонек стал ярче всех остальных огней, – выдохнула струйку дыма, и та закружилась, растворяясь в темноте.
– Затянуться хочешь? – спросила она, перехватив мой взгляд.
– Ему двенадцать, – сказал Джейсон. – У него хватает проблем и без рака легких.
– Конечно хочу, – ответил я, ибо теперь это был вопрос чести.
Диана с веселым удивлением передала мне сигарету. Я осторожно затянулся и сумел не закашляться.
– Смотри, как бы голова не закружилась.
Диана забрала сигарету.
– Знаешь что-нибудь про звезды, Тайлер? – спросил Джейсон.
Я хапнул полную грудь чистого холодного воздуха и выпалил:
– Конечно!
– В смысле, не из книжек в мягкой обложке. Назови пару звезд.
– Арктур, – вспомнил я, искренне надеясь, что в темноте Джейс не видит моей пунцовой физиономии. – Альфа Центавра. Сириус. Полярная звезда…
– Напомни-ка, где живут клингоны, – перебил меня Джейсон.
– Веди себя прилично, – одернула его Диана.
Близнецы были умны не по годам. Я тоже был не дурак, но выступал в иной весовой категории, и все мы это понимали. Джейсон и Диана учились в школе для одаренных детей, а я ездил в муниципальную на желтом автобусе. Они жили в Казенном доме, а мы с матерью – в бунгало на восточной границе участка Лоутонов. Их родители шагали вверх по карьерной лестнице, а моя мать убирала у них в доме. Короче говоря, между нами хватало очевидных различий, но мы научились признавать этот факт, не акцентируя на нем внимание.
– Ладно, ладно, – отступил Джейсон. – Сможешь показать альфу Малой Медведицы?
Альфа Малой Медведицы. Полярная звезда. Я читал кое-что о рабстве, о войне Севера и Юга. У беглых рабов была песня:
Когда вернется солнце
И перепел голос подаст,
Давай
Шагай
Туда, где калебас.
Старик проводит
Тебя к свободе,
Давай
Шагай
Туда, где калебас.
«Когда вернется солнце» – то есть после зимнего солнцестояния. Перепелки зимуют на юге. Калебас – это ковш Большой Медведицы. Линия его широкой стенки указывает на Полярную звезду, точно на север – туда, где свобода.
Я нашел на небе большой ковш и ткнул пальцем в его сторону, надеясь, что не ошибся.
– Видал? – сказала Диана Джейсону, словно я заработал для нее очко в споре, о котором меня не потрудились известить.
– Неплохо, – согласился Джейсон. – Знаешь, что такое комета?
– Знаю.
– Хочешь увидеть?
Я кивнул и растянулся рядом с ним. Во рту стоял едкий привкус Дианиной сигареты. (Ох, зря я пошел на принцип.) Джейсон показал, как удобнее улечься, а потом разрешил посмотреть в бинокль. Я повозился с настройкой резкости. Сперва звезды превратились в расплывчатые овалы, потом – в игольные ушки. Их стало очень много. Невооруженным глазом столько не увидишь. Я поводил взглядом по небесной панораме, пока не нашел (или подумал, что нашел) то место, куда показал Джейсон: крошечный светящийся сгусток на фоне беспощадно-черного неба.
– Комета… – начал Джейсон.
– Я знаю. Комета – что-то вроде снежка из газа и пыли, летит в сторону Солнца.
– Ну, допустим, – усмехнулся он. – А ты знаешь, Тайлер, откуда берутся кометы? Из внешней области Солнечной системы. Там что-то вроде ледяного гало. Ты даже вообразить себе не можешь, какой там холод.
Я кивнул, но без уверенности. К тому времени я прочел уже немало научной фантастики и понимал, что размеры ночного неба попросту неописуемы. Оно бескрайнее. Иногда мне нравилось размышлять об этом, хотя – если в доме тишина, а на дворе глубокая ночь – подобные мысли меня слегка пугали.
– Диана, – позвал Джейсон, – хочешь посмотреть?
– Это обязательно?
– Разумеется, это совсем необязательно. Можешь и дальше сидеть, где сидишь. Травить легкие и исходить слюной, если тебе так нравится.
– Грубиян.
Затушив сигарету в траве, она протянула руку. Я передал ей бинокль.
– Поосторожнее с ним, – предупредил Джейс.
Он обожал свою новую игрушку. От бинокля до сих пор пахло целлофаном и пенопластовой упаковкой.
Настроив фокус, Диана какое-то время молча разглядывала небо. Потом сказала:
– Вот я смотрю в твой бинокль на звезды. И знаешь, что я вижу?
– Что?
– Звезды.
– Ну так включи фантазию.
Судя по тону, Джейсон не на шутку рассердился.
– И зачем нужен твой бинокль, если можно включить фантазию?
– Просто задумайся о том, на что смотришь!
– Ага, – сказала она и потом: – Ага… Ага! Джейсон, вижу…
– Что?
– По-моему… Да, точно, вижу Бога! С белой бородой до пояса! В руке у него табличка, а на табличке написано… «Джейсон дурак»!
– Очень смешно. Отдай бинокль, раз не знаешь, зачем он нужен.
Он протянул руку; Диана его проигнорировала. Села прямо и навела сдвоенные окуляры на окна Казенного дома.
Вечеринка продолжалась с раннего вечера. Мать называла мероприятия Лоутонов «корпоративными встречами на высшем уровне, неформальными и весьма дорогостоящими», но она мастерски владела стилистическим приемом гиперболы, поэтому ее оценку необходимо было снижать на балл-другой. По словам Джейсона, сегодня в Казенном доме собрались по большей части политические функционеры и восходящие звезды авиакосмической индустрии. Не цвет старого вашингтонского общества, а выходцы с Запада, приезжие с тугими кошельками и связями в оборонной промышленности. И Ди, отец Джейсона и Дианы, устраивал такие вечеринки три-четыре раза в год.
– Все своим чередом, – комментировала Диана, глядя в бинокль. – На первом этаже пьют и пляшут. Больше пьют, чем пляшут. Хотя кухню, по-моему, уже сворачивают. Официанты собираются уходить. Окно кабинета зашторено. Эд в библиотеке, с ним пара типов в костюмах. Один с сигарой. Фу!
– Ваше омерзение выглядит неубедительно, – заметил Джейсон и добавил: – Мисс Мальборо.
Не обращая на него внимания, Диана продолжала каталогизировать окно за окном, а Джейсон подсел ко мне и шепнул:
– Вот так и показывай ей Вселенную. Все равно предпочтет шпионить за гостями.
Я не знал, что на это сказать. Его замечание, как бывало нередко, прозвучало столь остроумно, что не оставило мне шансов на достойный ответ.
– Моя комната, – сказала Диана. – Слава богу, никого. Комната Джейсона. Тоже пусто, если не считать «Пентхаус» под матрасом…
– Бинокль, конечно, хороший, но не настолько же!
– Спальня Эда и Кэрол. Пусто. Гостевая спальня…
– Так?
Но Диана не ответила. Замерла как статуя с биноклем у глаз.
– Диана? – позвал я.
Она помолчала еще несколько секунд, затем вздрогнула, развернулась и бросила – нет, швырнула – бинокль Джейсону. Тот возмутился, не сообразив, что Диана увидела что-то неприятное. Я хотел спросить, в норме ли она…
И в этот момент звезд не стало.
Ничего особенного.
Многие так говорят – из тех, кто видел, как это случилось. Ничего особенного. Подтверждаю как свидетель: пока Диана с Джейсоном шипели друг на друга, я смотрел в небо, но заметил лишь странную вспышку, а за ней – холодную зеленоватую фосфоресценцию, послеобраз звезд на сетчатке. Я заморгал.
– Что это было? Молния? – спросил Джейсон.
А Диана вообще ничего не сказала.
– Джейсон… – заговорил я, все еще моргая.
– Что? Диана, богом клянусь, если ты побила линзу…
– Заткнись, – огрызнулась Диана.
– Прекратите, – сказал я. – Гляньте на небо. Что стало со звездами?
Близнецы запрокинули головы.
Из нас троих одна лишь Диана с готовностью поверила, что звезды просто «выключились» – погасли, будто свечи на ветру. Это невозможно, настаивал Джейсон: свет уже проделал путь в пятьдесят, сто, миллионы световых лет, в зависимости от источника; не может такого быть, чтобы все звезды погасли по какому-то невероятно замысловатому алгоритму, чтобы исчезли для землян синхронно, в один и тот же миг. Я добавил, что Солнце, как ни крути, тоже звезда и оно все еще светит, пусть даже на другую сторону планеты. Так?