– Последний на парковке, – сообщил он, – но если готовы подождать пару часов…
Нет, сказал я, этот меня устроит.
Я выехал на Пятьсот двадцать восьмую скоростную автостраду – ее еще называют кратчайшей, – а потом свернул на юг, на Девяносто пятое шоссе. Остановился позавтракать в придорожном кафе «У Денни» на въезде в Коко-Бич, где официантка – почуяв, наверное, мою душевную беспризорность – не поскупилась на кофе.
– Долгий перегон?
– Осталось не больше часа.
– В таком случае, считай, уже приехали. Вы домой или в гости? – Она поняла, что я сам не знаю ответа, и улыбнулась. – Там разберетесь, любезный. Все рано или поздно встанет на места.
В обмен на добрые слова я оставил ей абсурдно щедрые чаевые.
Научный городок «Перигелия» (Джейсон называл его неприятным словом «зона») располагался несколько южнее мыса Канаверал и Космического центра Кеннеди – мест, где стратегические планы воплощали в реальные дела. «Фонд перигелия» давно уже стал официальным правительственным ведомством, но не являлся подразделением НАСА, хотя «сотрудничал» с агентством на уровне взаимообмена инженерно-техническим персоналом. В некотором смысле «Перигелий» выполнял функции бюрократической надстройки над НАСА, появившейся с подачи правительства вскоре после того, как стартовал Спин, и теперь дряхлое агентство получило возможность развиваться в новых направлениях – тех, которые его престарелые боссы не способны были предвидеть, да и вряд ли одобрили бы. И Ди властвовал над руководящим комитетом, а Джейсон осуществлял оперативный контроль за прикладными разработками.
Становилось все жарче; флоридская духота, казалось, исходила от самой земли. Почва сочилась влагой, словно грудинка на решетке гриля. Я миновал ряды взъерошенных пальметто, выцветшие лавчонки для серферов, придорожные канавы с застоявшейся изумрудной водой и по меньшей мере одно место преступления: полицейские автомобили окружили черный пикап, трое мужчин лежали на горячем металлическом капоте – руки за спиной, запястья перехвачены гибкими наручниками. Коп, регулировавший движение, внимательно изучил номер моей прокатной машины и махнул рукой: дескать, проезжай. Блестящие глаза полицейского смотрели на мир с характерной для его профессии подозрительностью.
Добравшись до места, я увидел, что «зона», вопреки названию, не такое уж мрачное место. Посреди опрятной зеленой лужайки раскинулся современный чистенький промышленный комплекс в розово-оранжевых тонах; забор был внушительный, но гнетущего впечатления не производил. Из сторожки вышел охранник. Он пристально всмотрелся в салон машины, попросил меня открыть багажник, порылся в сумках и коробках с пластинками, после чего выдал мне временный пропуск с клипсой и рассказал, где найти парковку для посетителей («за южным крылом свернете налево, хорошего дня»). От пота его насквозь промокшая синяя форма стала почти черной.
Едва я вышел из машины, как из дверей матового стекла с надписью «Регистрация посетителей» появился Джейсон. Он пересек полоску травы, ступил на раскаленную пустыню парковки, замер в ярде от меня, как будто я мог развеяться, словно мираж, и воскликнул:
– Тайлер!
– Привет, Джейс, – улыбнулся я.
– Ну у вас и машина, доктор Дюпре! – усмехнулся он. – Напрокат взял? Велю кому-нибудь отогнать ее назад в Орландо, а тебе подберем что-нибудь получше. Нашел, где остановиться?
Я напомнил, что он взялся решить и этот вопрос.
– О да, мы его решили. Вернее, решаем. Ведем переговоры насчет одного местечка в двадцати минутах отсюда. С видом на океан. Все будет готово через пару дней. Пока придется перекантоваться в гостинице, но это легко устроить. Ну так что мы стоим? Довольно поглощать ультрафиолет!
Я проследовал за ним в южное крыло комплекса. По пути меня насторожила его походка: Джейсон слегка кренился влево и берег левую руку.
В помещении нас тут же накрыло волной арктической свежести из кондиционера; здесь пахло так, словно воздух выкачивали из стерильных подземных хранилищ. В фойе было много гранита, сверкающей кафельной плитки и безупречно вежливых охранников.
– Так рад, что ты приехал, – не унимался Джейс. – Понимаю, сейчас не время, но я хотел бы устроить тебе небольшую экскурсию. Чтобы ты осмотрелся. В конференц-зале ждут люди из «Боинга». Парень из Торренса и еще один из Сент-Луиса, работает в группе компаний «Ай-ди-эс». Ксеноновый апгрейд, эти ребята им очень гордятся, сумели выжать из ионных двигателей чуть больше производительности, как будто для нас это имеет сколько-нибудь заметное значение. Говорю им, ювелирные тонкости не нужны, нам требуется надежность, простота…
– Джейсон, – перебил я.
– …а они… Что?
– Дай вздохнуть.
Он взглянул на меня раздраженно и упрямо. Все же решил уступить, расхохотался и сказал:
– Извини. Просто помнишь… ну, как в детстве, когда кому-то из нас покупали новую игрушку и нам обязательно надо было ею похвастаться?
Новые – или, по крайней мере, дорогие – игрушки обычно покупали не мне, а Джейсу. Но да, покивал я, помню.
– Что ж, такое сравнение покажется бездумным любому, кроме тебя, Тайлер, но у нас здесь самый большой на свете сундук с игрушками. Так позволь уж похвастаться! А потом уладим твои вопросы. Дадим тебе время на акклиматизацию. Если здесь вообще можно акклиматизироваться.
Итак, я прошелся с ним по первым этажам всех трех крыльев здания, прилежно восторгаясь конференц-залами, рабочими кабинетами, громадными лабораториями и инженерными цехами, где разрабатывали опытные образцы или тасовали колоду целей и задач, прежде чем подключить к делу прожорливых подрядчиков. Все очень интересно и совершенно непонятно. Наконец мы оказались в служебном медицинском центре, где меня представили моему предшественнику, врачу по имени Кениг; тот без энтузиазма пожал мне руку и отбыл, бросив через плечо: «Удачи вам, доктор Дюпре».
К тому времени пейджер Джейсона пропищал уже столько раз, что игнорировать его и дальше не оставалось никакой возможности.
– Люди из «Боинга», – пояснил он. – Нужно выразить восхищение их энергетическим прорывом, чтобы не набычились. Найдешь дорогу в фойе? Там тебя ждет Шелли, мой личный ассистент. Поможет тебе снять номер. Позже поговорим. Тайлер, не представляешь, как я рад снова тебя видеть!
Еще одно рукопожатие, неожиданно вялое, и он ушел, по-прежнему кренясь влево, а я остался и задумался – не о том, болен ли он, а о том, насколько сильно он болен и сколь серьезное ему грозит ухудшение.
Джейсон был хозяин своего слова. Не прошло и недели, как я въехал в небольшой меблированный дом, не слишком прочный на вид (хотя во Флориде все дома казались мне непрочными – деревянные, с огромными окнами вместо стен), но, наверное, недешевый. Веранда, поднимаясь над пологим склоном, открывала вид на океан, вниз к которому вилась торговая улочка. До переезда я трижды встречался с неразговорчивым доктором Кенигом; мой предшественник, сохраняя чрезвычайно авторитетный вид, передал мне документацию и познакомил с младшим персоналом. Заметно было, что доктор Кениг не обрел в «Перигелии» профессионального счастья. В понедельник я принял первого пациента: молодого металловеда, подвернувшего ногу в рекреационном футбольном матче на южной лужайке. Безусловно, медицинское отделение было, как сказал бы Джейс, «переусложнено», ведь изо дня в день мы имели дело лишь с самыми банальными жалобами. Но, по заверениям Джейсона, близились времена, когда получить медицинскую помощь за пределами «Перигелия» станет весьма непросто.
Я потихоньку входил в рабочий ритм. Выписывал и продлевал рецепты, раздавал таблетки аспирина, просматривал карточки пациентов. Обменивался любезностями с Молли Сиграм, моей секретаршей: по ее словам, я нравился ей значительно больше моего предшественника.
По вечерам я возвращался домой и смотрел, как мерцают молниями клиперы облаков – наэлектризованные исполины, стоявшие на приколе у побережья.
Я ждал звонка от Джейсона, но он не звонил, не звонил почти весь месяц. Затем в пятницу вечером, после заката, он вдруг объявился у двери – без предупреждения, в повседневной одежде (джинсы, футболка), из-за которой сразу скинул лет десять.
– Решил заскочить, – сказал он. – Ты не против?
Конечно же, я был не против. По пути наверх я захватил из холодильника две бутылки пива, и мы устроились на выбеленном балконе. Джейс начал было вещать фразами типа «рад тебя видеть» и «хорошо, что мы в одной команде», но я перебил его:
– Джейс, это же я, Тайлер. Ну на кой хер мне сдался твой приветственный официоз?
Он неловко засмеялся, и после этого общаться стало проще. Мы предались воспоминаниям. Наконец я спросил:
– Что слышно от Дианы?
– Почти ничего, – пожал он плечами.
Я решил не развивать тему. Когда мы прикончили по паре пива и вечер сделался тихим, а воздух прохладным, я поинтересовался, как у него дела. В личном плане.
– Не до того было, – ответил он. – Ты, наверное, и сам догадался. Первые посевные запуски уже не за горами. Гораздо ближе, чем считает пресса. Эду нравится иметь фору в информационной игре. Он почти всегда в Вашингтоне, за нами пристально наблюдает сам Клейтон, и мы в фаворе у его министров – по крайней мере, пока. Ну а мне – вместо того, чтобы заниматься проектом, той работой, которую я хочу делать, которая мне попросту необходима, – остается разгребать административное говно, которому не видно ни конца ни края. Это…
Он беспомощно всплеснул руками.
– Большой стресс, – подсказал я.
– Большой стресс. Но мы все же продвигаемся. Дюйм за дюймом.
– Кстати говоря, я не нашел твоей карточки. В клинике. У всех остальных сотрудников, включая руководство, карточки есть, а у тебя нет.
Он отвел взгляд, потом усмехнулся. Вернее, издал нервный лающий смешок:
– Ну… Мне бы хотелось, чтобы ее там и не было, Тайлер. Какое-то время.
– У доктора Кенига были другие соображения на этот счет?