И Ди нагрянул во Флориду в марте следующего года, тогда же после многомесячной ремиссии у Джейса случился рецидив.
Тем вечером у меня в гостях Джейсон неохотно, но методично описал свое состояние: кратковременная слабость, онемение рук и ног, затуманенное зрение, эпизодическое головокружение, изредка недержание. Хотя сами по себе симптомы не обрекали его на недееспособность, они стали проявляться так часто, что их уже нельзя было игнорировать.
Спектр возможных диагнозов весьма широк, сказал я, но Джейс наверняка не хуже меня знал, что проблема носит неврологический характер.
Мы оба вздохнули с облегчением, когда из множества анализов крови положительный результат дал тест на рассеянный склероз. С тех пор как десять лет назад изобрели синтетический склеростатин, у нас появилась возможность лечить эту болезнь (или хотя бы держать ее в узде). В том был один из второстепенных парадоксов Спина: по времени она совпала со множеством прорывов в области медицины, в первую очередь – в исследованиях протеомики. Да, вполне вероятно, что наше с Джейсоном поколение обречено, но мы не скончаемся от РС, болезни Паркинсона, сахарного диабета, рака легких, болезни Альцгеймера или артериосклероза. Самое последнее поколение цивилизованного мира будет, пожалуй, и самым здоровым.
Разумеется, на деле все было несколько сложнее. Около пяти процентов больных с диагнозом «рассеянный склероз» не откликались ни на склеростатин, ни на другое лечение. Клиницисты стали называть такие случаи «полирезистентным РС», отдельным заболеванием с тем же симптомокомплексом, как у рассеянного склероза.
Поначалу лечение шло своим чередом. Я прописал минимальную ежедневную дозу «Тремекса», и болезнь тут же ушла в полную ремиссию – по крайней мере, до той недели, когда явился И Ди. Тот пронесся по зоне «Перигелия» с изяществом тропического циклона, разметав по коридорам пресс-атташе и консультантов из конгресса.
И Ди работал в Вашингтоне, мы – во Флориде; И Ди руководил, мы занимались научно-техническими изысканиями; Джейс кое-как балансировал между инженерной и управленческой деятельностью. По большей части его обязанности заключались в насаждении директив руководящего комитета, но он восставал против бюрократии с таким постоянством, что ученый люд, оставив разговоры о кумовстве, начал угощать Джейса выпивкой. Беда в том, говорил Джейс, что И Ди Лоутону мало было запустить марсианский проект; он хотел контролировать каждый шаг (зачастую по политическим причинам) и время от времени отдавал контракты сомнительным подрядчикам – стараясь тем самым купить поддержку конгресса. Персонал поднимал И Ди на смех, но при встрече всякий служащий «Перигелия» рад был пожать ему руку. Кульминацией нынешнего визита стало обращение к сотрудникам и посетителям в актовом зале нашей зоны. Мы – послушно, будто школьники, но с гораздо большей охотой – расселись по местам. Как только аудитория заполнилась, Джейс взял слово, чтобы представить своего отца. Я смотрел, как он взбирается по ступенькам на сцену, как встает за кафедру; смотрел, как левая рука его вяло висит вдоль бедра; смотрел, как он поворачивается, не без труда сохраняя равновесие, и пожимает отцову руку.
После недолгой, но любезной речи Джейс растворился в толпе сановников, собравшихся на периферии сцены, и вперед шагнул И Ди. За неделю до Рождества ему исполнилось шестьдесят, но выглядел он как пятидесятилетний физкультурник: плоский живот под костюмом-тройкой и задорный армейский ежик, хотя волосы уже начинали редеть. Выступление походило на предвыборную речь: И Ди восхвалял дальновидность администрации Клейтона и преданность всех присутствующих «взглядам „Перигелия“», превозносил сына за «вдохновенное руководство», а технический персонал – за «воплощение мечты и, если у нас все получится, оживление стерильной планеты; короче говоря, вы, ребята, новая надежда нашего мира, который мы по-прежнему зовем своим домом». Бурные продолжительные аплодисменты, взмах рукой, волчья ухмылка, и он исчез, похищенный кликой своих телохранителей.
Часом позже я застал Джейса в столовой для руководителей. Устроившись за крошечным столом, он делал вид, что читает ксерокопию статьи из «Астрофизикс ревю». Я сел напротив:
– Все так плохо?
Он болезненно улыбнулся:
– Судя по всему, тебя интересует не ураганный визит моего отца.
– Ты знаешь, что меня интересует.
– Я принимаю лекарства, – проговорил он, понизив голос. – Ежедневно, по распорядку, утром и вечером, но симптомы вернулись. Сегодня утром было худо. Левая рука, левая нога, покалывание. И становится все хуже. Хуже, чем когда-либо. Практически с каждым часом. Словно по всей левой стороне пустили ток.
– Найдешь время зайти в лазарет?
– Время-то найду, но… – глаза его заблестели, – не факт, что смогу. Не хотелось тебя тревожить, но рад, что ты объявился. Я пока не знаю, смогу ли идти. Кое-как приковылял сюда после речи Эда, но если попробую встать, точно завалюсь. Похоже, я не в состоянии зайти в лазарет, Тай, я… я не могу ходить!
– Я позову кого-нибудь на помощь.
– Ни в коем случае. – Он расправил плечи. – Если понадобится, буду сидеть здесь, пока все не разойдутся. Пока не останется только ночной охранник.
– Не глупи.
– Или же ты поможешь мне, но тайком. Сколько до лазарета – двадцать ярдов? Тридцать? Если возьмешь меня под руку и будешь вести себя как ни в чем не бывало, мы, пожалуй, сумеем одолеть эту дистанцию, не привлекая внимания.
В конце концов я согласился. Не потому, что одобрял такое лицедейство, но это был, по всей видимости, единственный способ доставить Джейса в мой кабинет. Я взял его под левую руку, он оперся правой о край стола и выпрямился. Мы ухитрились пересечь кафетерий, не отклоняясь от курса, хотя Джейс весьма заметно волочил левую ногу: по счастью, к нам никто не присматривался. Выйдя в коридор, мы держались поближе к стене, где шаркающая походка Джейса меньше всего бросалась в глаза. Когда в конце коридора появился кто-то из старших управленцев, Джейсон шепнул: «стой», и мы остановились возле какого-то шкафа, изображая непринужденный разговор; Джейс обнял стеклянную конструкцию правой рукой, схватившись за стальную полку столь крепко, что от костяшек отлила кровь, а на лбу бисером проступил пот. Минуя нас, управленец молча кивнул.
К тому времени как мы добрались до входа в клинику, Джейсон висел на мне почти всем своим весом. К счастью, Молли Сиграм не было на месте; стоило мне закрыть дверь, и мы остались в одиночестве. Я помог Джейсу забраться на стол в одной из смотровых, после чего вернулся в приемную и черкнул записку для Молли, чтобы нас наверняка никто не побеспокоил.
Когда я вернулся в смотровую, Джейсон плакал. Не рыдал, но слезы струились по его лицу и капали с подбородка.
– Долбаный стыд! – Он прятал от меня глаза. – Прости. Не сумел сдержаться.
Он уже не контролировал свой мочевой пузырь.
Я помог ему облачиться в медицинский халат, а мокрую одежду забрал в кабинет, выполоскал в раковине, отнес в кладовую за фармацевтическими шкафами (ею мы почти не пользовались) и повесил у окна сушиться на солнце. Пациентов сегодня не было, и под этим предлогом я отпустил Молли домой.
Джейсон понемногу брал себя в руки, хотя в одноразовом бумажном халате весь как-то скукожился.
– Ты говорил, что болезнь излечима. Теперь скажи, что пошло не так.
– С рассеянным склерозом можно работать, Джейс. В большинстве случаев у большинства пациентов. Но бывают исключения.
– И что, мой случай – исключение? Я выиграл в лотерею скверных новостей?
– У тебя рецидив. Такое бывает, если не лечиться: периоды недееспособности перемежаются интервалами ремиссии. Быть может, ты реагируешь на медикаменты медленнее других. В некоторых случаях необходимо, чтобы препарат достиг определенной концентрации в организме и продержался на этом уровне довольно длительное время; лишь после этого его действие выйдет на проектную мощность.
– Ты прописал лечение полгода назад. И мне не лучше, а хуже.
– Можем перевести тебя на какой-нибудь другой склеростатин. Посмотрим, как он сработает. Но по химическому составу все они очень похожи.
– Выходит, новое назначение мне не поможет?
– Или поможет, или нет. Надо пробовать, иначе не сделать однозначных выводов.
– А если не поможет?
– Тогда оставим разговоры о выздоровлении и будем думать, как держать болезнь в узде. Рассеянный склероз – не смертный приговор, даже без лечения. У многих между периодами обострения наступает полная ремиссия, и такие люди живут относительно нормально.
Хотя, подумал я, такое нечасто бывает в столь запущенных и агрессивных случаях, как у Джейсона.
– Обычно в качестве альтернативы назначают смесь противовоспалительных препаратов, селективных ингибиторов белка и точечных стимуляторов ЦНС. Подобное лечение весьма эффективно подавляет симптомы и замедляет ход болезни.
– Хорошо, – сказал Джейсон. – Пиши рецепт.
– Не все так просто. Не забывай о побочных эффектах.
– Каких?
– Может, и никаких. Или некоторый психологический дискомфорт, легкие депрессивные или маниакальные эпизоды. Общая физическая слабость.
– Но за нормального сойду?
– Скорее всего. И сейчас, и следующие десять-пятнадцать лет, а то и больше. Но это не лечение, а паллиативные меры. Не остановка, а торможение. Если выживешь, со временем болезнь вернется.
– Но десяток лет ты мне обеспечишь? Это ведь точно?
– Не точнее любого врачебного прогноза.
– Десяток лет, – задумчиво повторил он. – Или миллиард. С какой стороны посмотреть. Может быть, этого хватит. Как думаешь, хватит?
Я не стал спрашивать для чего.
– Но тем временем…
– Никаких «тем временем», Тайлер. Я не могу позволить себе отвлечься от работы и не хочу, чтобы кто-то прознал о моем состоянии.
– Тут нечего стыдиться.
– Я и не стыжусь. – Правой рукой