Однако, взявшись искать больницу Ины, эти люди неизбежно ее найдут. В лучшем случае мы получили отсрочку: в деревне таких размеров невозможно заплутать, даже если тебя преднамеренно ввели в заблуждение. Посему Ен оделся, незаметно удрал из дома и примчался сюда, как было велено, дабы завершить сделку с ибу Иной, предупредив ее об опасности.
– Вот молодец, – похвалил я его. – Умница, Ен. Теперь беги к ней домой и расскажи все, что рассказал мне.
А я тем временем соберу пожитки и выйду на улицу. Пожалуй, спрячусь в близлежащих рисовых полях и дождусь, пока полицейские не уберутся восвояси. На это мне достанет сил. Наверное.
Но Ен скрестил руки на груди и попятился:
– Ибу Ина велела ждать здесь.
– Правильно. Но она вернется только утром.
– Она почти всегда здесь ночует.
Вытянув шею, он всмотрелся в темный больничный коридор, словно ожидал, что Ина вот-вот покажется из смотровой и похвалит его.
– Угу, но не сегодня. Честное слово. Ен, не исключено, что ситуация опасная и эти люди – враги ибу Ины, понял?
Но с парнишкой случился приступ природного упрямства. Да, Ен вел себя дружелюбно, но по-прежнему мне не доверял. После недолгих сомнений (из-за широко раскрытых глаз он походил на лемура) Ен проскочил мимо меня в коридор больницы и закричал:
– Ина! Ина!
Я погнался за ним, по пути включая свет и одновременно пытаясь привести в порядок мысли и обдумать ситуацию. Верзилы, вознамерившиеся отыскать больницу, могут оказаться «новыми реформази» из Паданга, или местными копами, или сотрудниками Интерпола, наймитами Госдепартамента или любого другого агентства, назначенного администрацией Чайкина на роль карающей длани.
Если эти люди приехали за мной, значит ли это, что они нашли и допросили Джалу, бывшего мужа ибу Ины? Значит ли это, что они схватили Диану?
Ен вломился в темную смотровую – налетел лбом на выступающую скобу кушетки и шлепнулся на задницу. Когда я подошел к нему, он, перепуганный, беззвучно плакал, слезы катились у него по щекам. Рубец над левой бровью выглядел весьма неприятно, но не представлял никакой опасности для жизни и здоровья.
– Ен, ее здесь нет. – Я положил руки ему на плечи. – Это правда. Ее действительно здесь нет. И я точно знаю: ей не хотелось бы, чтобы ты сидел здесь во тьме, когда вот-вот случится что-то плохое. Ведь не хотелось бы?
– Угу, – признал он мою правоту.
– Так что, пожалуйста, беги домой. Беги домой и сиди там. Я улажу проблему, а завтра мы оба поговорим с ибу Иной. Такой вариант тебя устроит?
Отогнав страхи, Ен напустил на себя судейский вид.
– Пожалуй, – согласился он, поморщившись.
Я помог ему встать, и в этот момент снаружи зашуршал гравий: к больнице подъехал автомобиль, и мы оба сжались.
Мы быстро перебрались в приемную, где я выглянул во двор сквозь бамбуковые жалюзи; Ен стоял за спиной, крепко вцепившись в мою рубашку.
Мотор залитого лунным светом автомобиля работал на холостом ходу. Машин такой модели я раньше не видел, но, судя по чернильному блеску, она была сравнительно новой. В темноте салона мелькнул огонек: наверное, кто-то закурил сигарету. Затем загорелся свет поярче: человек на пассажирском сиденье включил дальнобойный фонарь и направил его на окно больницы. Прошив жалюзи, луч фонаря заиграл витыми тенями на плакатах с призывами к гигиене, висевших на противоположной стене. Мы присели.
– Пак Тайлер? – пискнул Ен.
Я закрыл глаза и понял, что открыть их будет непросто. На внутренней стороне век заплясали звездочки, закружились разноцветные вертушки. Опять лихорадка. Хор из нескольких внутренних голосов передразнил: «Опять лихорадка, опять лихорадка». Смеются надо мной.
– Пак Тайлер!
Как же не вовремя. (Не вовремя, не вовремя…)
– Ступай к двери, Ен. К боковой двери.
– Пойдемте со мной!
Хороший совет. Я снова глянул в окно. Фонарь подмигнул мне и погас. Я встал, провел Ена по коридору, мимо шкафов с лекарствами, к боковой двери, которую парнишка оставил открытой. Ночь была обманчиво тиха, обманчиво притягательна; полоска утрамбованной земли, рисовое поле; лес, кроны черневших под луной пальм тихонько шевелились от легкого ветра.
От автомобиля нас отделяло здание больницы.
– Беги прямиком в лес, – сказал я.
– Я знаю, куда…
– Держись подальше от дороги. Если понадобится, прячься.
– Знаю. Бежим со мной!
– Не могу.
Я и правда не мог. В нынешнем состоянии мысль о спринтерском забеге бок о бок с десятилетним мальчишкой не вызывала ничего, кроме грустной улыбки.
– Но…
Я подтолкнул Ена и велел ему не терять времени.
Он, не оглядываясь, помчался вперед и с поразительной быстротой растворился в тенях: бесшумный, маленький, превосходный бегун. Я ему завидовал. В наступившей тишине я услышал, как открылась и захлопнулась дверца машины.
На меня смотрела прибывающая луна, более румяная и далекая, чем прежде, и лик ее отличался от того, что я помнил с детства. Никаких больше пятен, напоминающих человеческое лицо; темный яйцевидный шрам на лунной поверхности – новое, но уже древнее «лунное море», которое появилось после столкновения с каким-то чрезвычайно крупным объектом, растопившим реголит от полюса до экватора и замедлившим темп неспешного спирального удаления Луны от Земли.
За спиной я услышал, как полицейские (насколько я понял, их было двое) били кулаками в главную дверь, грубо требовали открыть, гремели замком.
Я подумал, не пора ли делать ноги. Наверное, я смог бы добежать – не столь проворно, как Ен, но вполне успешно – хотя бы до рисового поля. И спрятаться там, и надеяться на лучшее.
Но тут я вспомнил о чемоданах, лежащих в подсобке у Ины. О чемоданах, где была не только одежда, но и записные книжки, и диски – компактные осколки цифровых воспоминаний, – а также обличительные ампулы с прозрачной жидкостью.
Я развернулся. Вошел в коридор, закрыв за собой дверь на крючок. Босой, я пробирался вперед и настороженно прислушивался, силясь понять, чем заняты полицейские. Возможно, обходят здание кругом или готовятся снова атаковать входную дверь. Однако меня уже основательно накрыла лихорадка, и я слышал множество звуков, лишь немногие из которых были реальны.
В тайной комнате Ины по-прежнему не горела верхняя лампа. Я действовал наощупь – с некоторой помощью лунного света. Открыл один из двух пластмассовых чемоданов, сунул в него стопку исписанных листов; захлопнул его, закрыл на замок, поднял, и меня повело в сторону. Тогда я поднял и второй чемодан – для балласта по правому борту – и обнаружил, что едва могу идти.
Чуть не упал, зацепив ногой маленький пластмассовый предмет. Присмотрелся и узнал пейджер Ины. Остановился, поставил чемоданы, схватил пейджер и сунул его в карман рубашки. Сделал несколько глубоких вдохов и снова поднял чемоданы; словно по прихоти злого колдуна, они сделались тяжелее прежнего. Я сказал себе: «Ты справишься», но банальные эти слова прозвучали неубедительно, а эхо было такое, словно мой череп увеличился до размеров кафедрального собора.
Я услышал шум у задней двери – той, которую Ина закрывала на висячий замок: звякнул металл, застонали петли (должно быть, один из полицейских подцепил дугу замка фомкой и дернул на себя). Скоро, совсем скоро замок проиграет, неизбежно проиграет эту схватку и люди из машины войдут в больницу.
Потащился к третьей двери, двери Ена, боковой двери, сбросил крючок и приоткрыл ее в слепой надежде, что снаружи никого нет. Снаружи никого не оказалось. Оба незваных гостя (если их было двое, а не больше) остались у заднего входа. Работая над замком, они перешептывались, и голоса их были едва слышны за лягушачьим хором и шелестом пальмовой листвы на ветру.
Я сомневался, смогу ли добраться до спасительного рисового поля, оставшись незамеченным. Что еще хуже, я не был уверен, что по пути сумею удержаться на ногах.
За спиной раздался гулкий грохот: висячий замок отскочил от двери.
«На старт, внимание, марш!» – Я подхватил чемоданы и, так и не обувшись, заковылял в звездную ночь.
Хлебосольство
– Ты это видел?
Едва я вошел в лазарет «Перигелия», Молли Сиграм махнула рукой на стойку. На ее лице было написано: «Плохие новости», а на стойке лежал свежий глянцевый выпуск ведущего новостного журнала с портретом Джейсона на обложке. Заголовок гласил: «Человек-загадка: кто скрывается за публичным образом проекта „Перигелий“».
– Насколько я понимаю, ничего хорошего?
– Скажем так, не самая лестная статья, – пожала плечами Молли. – Возьми почитай. Вечером обсудим.
Я уже пригласил ее на ужин.
– Ах да, миссис Такман готова к осмотру. Ожидает в третьем боксе.
Сколько раз я просил Молли не называть смотровые «боксами»… Хотя спорить из-за такого пустяка было бессмысленно. Я бросил журнал в свой лоток с надписью «почта». Было апрельское утро – вялое, дождливое, – и в первой половине дня ко мне записалась одна лишь миссис Такман, супруга штатного инженера, за последний месяц трижды приходившая с жалобами на тревогу и общую слабость. Угадать причину ее недомоганий было несложно.
С тех пор как вокруг Марса появился барьер, прошло два года, и «Перигелий» полнился слухами о приостановке проекта. Финансовое положение мужа миссис Такман оказалось нестабильным, а сама она никак не могла найти работу. Сейчас миссис Такман в пугающем темпе допивала курс «Ксанакса» и требовала увеличить дозу. Немедленно.
– Быть может, нам стоит подобрать иное лекарство? – предложил я.
– Если вы про антидепрессанты, то я не согласна.
Лицо этой миниатюрной женщины, обычно приятное, сморщилось в свирепую гримасу; острый взгляд метался по смотровой, время от времени задерживаясь на залитом дождевой водой окне, которое выходило на ухоженную южную лужайку.
– Нет, кроме шуток. Я полгода сидела на «Паралофте». От него постоянно тянет в туалет.
– Когда это было?