– Не сомневаюсь, что так и есть.
– В таком случае подойдите. Оцените. И не бойтесь.
Он поманил меня, я пересек комнату и устроился в кресле напротив. Со стороны мы, наверное, походили на приятелей, болтающих обо всем на свете. Но взгляд мой был прикован к стеклянному сосуду. Вон протянул его мне:
– Ну же!
Кончиками большого и указательного пальцев я взял пробирку и поднял ее к свету под потолком. Содержимое походило на обыкновенную воду с легким маслянистым отливом. Только и всего.
– Чтобы по достоинству оценить эту технологию, – сказал Вон, – нужно понимать, что именно вы держите в руке. В этой пробирке с глицериновой суспензией, Тайлер, заключены тридцать-сорок тысяч обособленных рукотворных клеток. Каждая клетка – это желудь.
– У вас тоже растут желуди?
– Читал. Это избитая метафора – желудь и дуб. Взяв желудь, вы держите в руке целый дуб, способный из него проклюнуться, и даже не один, а всех его потомков, которые будут рождаться из века в век. Их древесины хватит, чтобы выстроить целые города… Кстати говоря, строят ли из дуба города?
– Нет, но это не имеет значения.
– Итак, сейчас у вас в руке желудь. Как я уже говорил, он находится в состоянии спячки – а конкретно этот образец, скорее всего, совершенно мертв, если принять во внимание, сколько времени он находился при земной комнатной температуре. Проанализируйте его, и в лучшем случае обнаружите следовые химические элементы.
– Но?..
– Но поместите его в холодное безвоздушное ледяное пространство – в пространство вроде облака Оорта, Тайлер, и он оживет! Начнет расти и размножаться, очень медленно, но с великим тщанием.
Облако Оорта. Я знал о нем из разговоров с Джейсоном и фантастических романов – тех, что по-прежнему почитывал. Облако Оорта – туманный массив кометных тел, раскинувшийся от орбиты Плутона и приблизительно до половины расстояния между Солнцем и соседней звездой. Эти небольшие тела весьма разрозненны (они занимают невообразимо огромное пространство), но их совокупная масса в двадцать-тридцать раз превосходит массу Земли, и состоят они по большей части из «грязного» льда.
Если питаешься пылью и льдом, в облаке Оорта точно не умрешь от голода.
Вон подался вперед. Глаза его, утопленные в измятой грубой коже, ярко сияли. Он улыбнулся. Я уже знал, что марсиане улыбаются, когда говорят откровенно, поэтому понял, что Вон не настроен шутить.
– Должен сказать, что мой народ считает эту технологию весьма спорной. Та сущность, которую вы держите в руке, способна в значительной мере преобразить не только нашу Солнечную систему, но и множество других – как понимаете, с непредсказуемым результатом. Репликаторы не являются органическими существами в общепринятом смысле слова, но они тем не менее живые. Мы наблюдаем у них автокаталитическую петлю обратной связи и способность изменяться под воздействием внешних факторов. Так же как у людей, бактерий или… или…
– Или муркудов, – подсказал я.
– Или муркудов, – усмехнулся он.
– Другими словами, они способны к эволюции?
– Они непременно эволюционируют, и самым произвольным образом. Но мы в какой-то мере ограничили их потенциал. Или считаем, что ограничили. Повторюсь, это крайне спорный вопрос.
Всякий раз, когда Вон заводил речь о марсианской политике, я воображал, как сморщенные мужчины и женщины в тогах пастельных тонов взбираются на подиумы из нержавеющей стали и спорят на абстрактные темы. Но Вон утверждал: скорее их парламентарии напоминают бедных фермеров, кучкующихся на аукционе хлебных злаков; что касается костюмов, я их даже представить себе не пробовал: по всякому официальному поводу марсиане обоих полов разряжались под червонных дам из колоды «Байсикл».
Несмотря на длительные жаркие дебаты, сам план был относительно прост. Репликаторов – всех одновременно, без какого-либо алгоритма – доставят на ледяные окраины Солнечной системы. Некоторые их инфинитезимально малые кластеры окажутся на двух-трех кометных ядрах, из которых состоит облако Оорта, где и начнут размножаться.
Их генетическая информация, говорил Вон, зашифрована в молекулах, термально нестабильных в любом более теплом, чем на лунах Нептуна, климате. Но в гиперхолодных местах (для которых и разработаны репликаторы) в их ультрамикроскопических волокнах начнется медленный и кропотливый процесс метаболизма. Они станут увеличиваться в размерах (с такой черепашьей скоростью, что на их фоне остистая сосна покажется чемпионом по темпу роста), увеличиваться медленно, но неуклонно, ассимилируя остаточные летучие соединения и органические молекулы, обращая лед в клеточные стенки, перегородки, сочленения и ребра жесткости.
Поглотив несколько сотен (плюс-минус) кубических футов кометного ядра, репликаторы начнут усложнять свои взаимосвязи, и поведение их сделается более осмысленным. У репликаторов отрастут высокотехнологичные придатки: глаза изо льда и углерода, призванные обшаривать межзвездную тьму.
Лет за десять (или около того) колония репликаторов превратится в сложно устроенную коммуну, способную записывать и транслировать элементарные данные об окружающей среде. Эта сущность окинет взглядом небо и спросит себя: «Не вращается ли вокруг ближайшей звезды черное небесное тело размером с планету?»
Чтобы поставить этот вопрос и ответить на него, потребуется еще несколько десятилетий; к тому же первоначальный вывод уже предрешен: да, вокруг ближайшей звезды вращаются два черных тела – Земля и Марс.
Тем не менее неторопливые, упрямые, терпеливые репликаторы сведут эти данные воедино и отправят их в нулевую точку – то есть к нам. Или как минимум на наши спутники-пеленгаторы.
Затем, когда комплексный организм репликаторов состарится, колония разобьется на индивидуальные кластеры простых клеток, определит местонахождение очередной ярчайшей (или ближайшей) звезды и вытолкнет свое потомство из Солнечной системы, используя для этого запасы летучих соединений, добытые из кометного ядра. (На прежнем месте останется лишь крошечный фрагмент колонии, ретранслятор радиосигнала, пассивный узел растущей сети.)
Второе поколение репликаторов будет дрейфовать в межзвездном космосе годы, века, тысячелетия. Почти все они рано или поздно погибнут, заблудятся в бесперспективных траекториях или потеряются в гравитационных вихрях. Некоторые, не в силах сопротивляться едва заметному, но неумолимому притяжению Солнца, вернутся в облако Оорта и повторят весь процесс: начнут бездумно и терпеливо поедать лед и записывать избыточную информацию. Случись двум различным штаммам встретиться друг с другом, они обменяются клеточным материалом, путем усреднения исключат повторяющиеся ошибки, индуцированные временем и радиацией, и произведут на свет потомство: почти такое же, но не идентичное.
Те немногие, что доберутся до ледяного гало ближайшей звезды, начнут цикл заново, теперь собирая свежую информацию – пакеты данных, которые со временем отправятся домой взрывными цифровыми эякуляциями: двойная звезда, отсутствие черных планетарных тел; белый карлик, одно черное планетарное тело.
И потом цикл повторится.
И повторится снова.
И снова, от звезды к звезде, поэтапно, шаг за шагом, столетиями, тысячелетиями, мучительно медленно по временным меркам внешней Вселенной, но достаточно быстро по часам наших гробниц. Наш день для них – сотни тысяч лет. За наше неторопливое десятилетие репликаторы наводнят почти всю галактику.
Информацию, летящую со скоростью света от одного узла к другому, распределят по всем кластерам; благодаря ей репликаторы откорректируют свое поведение, устремятся к неизведанным территориям, избавятся от излишков данных, чтобы не засорять ключевые узлы. В результате мы оплетем галактику неким подобием зачаточного понимания. Репликаторы создадут нейросеть размером с ночное небо, и эта сеть будет говорить с нами.
Ну а что насчет рисков? Само собой, без рисков такие дела не делаются.
Не будь Спина, говорил Вон, марсиане никогда не одобрили бы столь наглую апроприацию галактических ресурсов, ведь это не просто исследование, это полномасштабная интервенция, крупнейшая реорганизация галактической экологии. Если в космосе водятся другие разумные существа – а с оглядкой на существование гипотетиков сие допущение трансформируется в непреложный факт, – рассеивание репликаторов могут ошибочно принять за акт агрессии. И отреагировать соответствующим образом, то есть воздать за него сполна.
С учетом такого риска марсиане пересмотрели свою позицию, как только обнаружили, что над южным и северным полюсами планеты полным ходом идет строительство артефактов Спина.
– Из-за Спина возражения отклоняются, – сказал Вон, – в полной или почти полной мере. Если повезет, репликаторы поведают нам что-нибудь о гипотетиках. Или хотя бы о масштабах их действий по всей Галактике. Возможно, мы сумеем разгадать, для чего они раскручивают наши с вами карусели Спина. На худой конец, репликаторы послужат предупреждающим маячком для других разумных существ, столкнувшихся с такой же проблемой. При анализе вдумчивый наблюдатель поймет, для какой цели создавалась эта сеть. Возможно, к ней решат подключиться другие цивилизации. Эти знания помогут им защитить себя. Преуспеть там, где мы потерпели поражение.
– Думаете, нас ждет поражение?
– А разве нет? – пожал плечами Вон. – Мы уже проиграли. Сами знаете, Тайлер, Солнце сильно состарилось. Ничто не длится вечно. А в наших обстоятельствах даже «вечно» это не так уж долго.
Может, все дело в том, как он произнес эту фразу – подавшись вперед в плетеном кресле, улыбаясь искренней и печальной марсианской улыбочкой, – но вес этого спокойного утверждения едва не сокрушил меня.
Дело не в том, что я изумился. Все мы знали, что обречены – в самом лучшем случае на жизнь в скорлупе, нашей единственной защите от враждебной Солнечной системы. Тот самый солнечный свет, благодаря которому Марс сделался обитаемым, изжарит Землю, как только с нее сорвут мембрану Спина. И даже Марс, в его собственной черной обертке, стремительно выходит из так называемой «зоны обитаемости». Смер