Чем-то он там занимался. Я надеялся, что знаю, чем именно.
Сорли смотрел то на мертвую юницу, то на пастора Дэна Кондона и поглаживал бороду, не замечая, что вплетает в нее кровавые пряди.
– Может, ее и сожжем? – предложил он.
Кондон смерил его испепеляющим взглядом, в котором не осталось ни капли надежды.
– Ну а вдруг? – не унимался Сорли.
Тут Саймон распахнул двери, и в амбаре сразу стало прохладнее. Мы обернулись. Над плечом у Саймона инопланетным существом завис лунный горб.
– Она в машине, – выпалил Саймон. – Готова ехать.
Говорил он со мной, но пристально смотрел на Сорли и Кондона, словно бросал им вызов. Пастор Дэн просто пожал плечами, словно мирские дела утратили для него всякое значение.
Я взглянул на брата Аарона – тот потянулся за ружьем.
– Делай что хочешь, – сказал я, – но я ухожу.
Он застыл и нахмурился. Он словно пытался разобраться в последовательности событий, приведших его к этому моменту, неумолимо, логично, ступенька за ступенькой, и все же, все же…
Он уронил руку и повернулся к пастору Дэну:
– По-любому надо ее сжечь. Думаю, нормально получится.
Не оборачиваясь, я направился к амбарным воротам – туда, где стоял Саймон. Сорли мог передумать, схватить ружье, выстрелить, но у меня уже не было сил об этом думать.
– Только давай сожжем ее ближе к утру, – сказал он у меня за спиной. – Перед самым восходом.
– Садись за руль, – сказал Саймон, когда мы подошли к машине. – Бензина полный бак, в багажнике запасные канистры. Кое-какая еда, бутылки с водой. Ты поведешь, а я поеду сзади и буду ее придерживать.
Я завел мотор и медленно покатил в гору. Миновал дощатую оградку, залитые лунным светом фукьерии и направился в сторону шоссе.
Спин
Через несколько миль, когда мы отъехали от ранчо Кондона на безопасное расстояние, я остановился у обочины и велел Саймону выйти.
– Чего? – переспросил он. – Прямо здесь?
– Нужно осмотреть Диану. Возьми в багажнике фонарик и посвети мне.
Он вытаращил глаза, но кивнул.
С тех пор как мы уехали с фермы, Диана не сказала ни слова. Просто лежала на заднем сиденье, головой на коленях у Саймона, и тяжело дышала. Самым громким звуком в машине было ее дыхание.
Саймон встал рядом, держа фонарик в руке; я же стащил с себя окровавленную одежду и вымылся так тщательно, как только мог: в первую бутылку добавил немного бензина, чтобы отошла вся грязь, из второй сполоснулся. Затем надел чистые «левисы» и толстовку (и то и другое нашлось у меня в багаже), натянул латексные перчатки из докторского саквояжа. Третью бутылку воды я выпил залпом, до дна, после чего велел Саймону посветить на Диану и приступил к осмотру.
Она была в сознании, но складывать слова в связные предложения не могла. Отощала. Я никогда не видел ее такой худой. Еще немного, и можно ставить диагноз «анорексия». Но опаснее всего была лихорадка: высокое давление, учащенный пульс. Я прослушал грудную клетку. В легких булькало так, словно ребенок взял тонкую соломинку и забавляется с молочным коктейлем.
По моему настоянию Диана проглотила немного воды, следом – таблетку аспирина. Затем я распечатал стерильный шприц.
– Что это? – спросил Саймон.
– Антибиотик широкого спектра действия.
Я протер руку Дианы спиртом и не без труда нашел вену.
– Тебе тоже понадобится. И мне. Вне всякого сомнения, кровь той телки кишела живыми бактериями ССК.
– Этот антибиотик ее вылечит?
– Нет, Саймон, боюсь, не вылечит. Месяц назад мог бы, но теперь уже нет. Ей нужна медицинская помощь.
– Ты же врач!
– Хоть я и врач, ей все равно надо в больницу.
– Так давай отвезем ее в Финикс!
Я обдумал его предложение. Опыт проблесковых эпизодов подсказывал мне, что в лучшем случае городская больница сейчас забита под завязку, а в худшем – сожжена дотла. Хотя… мало ли.
Я вытащил телефон и листал список контактов, пока не нашел полузабытый номер.
– Кому звонишь? – спросил Саймон.
– Старому знакомому.
Его звали Колин Хинц. В Стоуни-Брук мы делили комнату и с тех пор периодически поддерживали связь. Когда мы разговаривали в последний раз, Хинц работал в Финиксе, в администрации медицинского центра Святого Иосифа. В общем, попытаться стоило – и немедленно, пока солнце не вырубило телекоммуникации на целый день.
Я набрал его номер и долго слушал гудки, прежде чем Хинц ответил:
– Ну что там еще?!
Представившись, я сообщил, что нахожусь где-то в часе езды от города и у меня тяжелый пациент, требующий немедленного внимания. Близкий мне человек.
– Даже не знаю, что сказать, Тайлер, – вздохнул Колин. – «Иосиф» работает, и я слыхал, что клиника Мэйо в Скотсдейле открыта, но персонала не хватает ни тут ни там. Что касается других больниц, информация противоречивая. Но по-быстрому тебе нигде не помогут, это как пить дать. Людей выгружают у входа: огнестрелы, суицид, аварии, инфаркты – все в кучу. Чтобы отделение экстренной помощи не взяли штурмом, у дверей дежурят копы. В каком состоянии твой пациент?
Я сказал, что у Дианы последняя стадия ССК. Не исключено, что ей вот-вот понадобится искусственная вентиляция легких.
– Да где она умудрилась подцепить ССК? Ладно, неважно, молчу. Я помог бы, будь это в моих силах, честное слово, но наши медсестры всю ночь сортируют пациентов на парковке, так что не стану обещать, что вас возьмут без очереди, даже если замолвлю за тебя словечко. И могу с уверенностью сказать, что врач даже не взглянет на нее в ближайшие сутки. Конечно, если мы столько проживем.
– Да я и сам врач, забыл? Мне всего-то нужно кое-какое оборудование. Капельница с раствором Рингера, дыхательный мешок, кислород…
– Не хочу показаться грубым, но мы тут по уши в крови. Лучше подумай, стоит ли поддерживать пациента с терминальной стадией ССК – с учетом того, что сейчас творится. Если можешь облегчить состояние…
– Я не хочу облегчить состояние. Я хочу спасти ей жизнь.
– Ладно, ладно… Но ты же говорил, что она при смерти. Или я что-то не так понял?
Я слышал на фоне голоса несчастных, требующих его внимания. Общий гул человеческого горя.
– Мне только надо довезти ее живой до места, – сказал я. – Мне нужны оборудование и медикаменты, а не койка в больнице.
– Излишков нет. Если могу помочь чем-то еще, говори. Если нет – извини, мне надо работать.
Мысли мои лихорадочно заметались. Наконец я заговорил:
– Ладно. Колин, подскажи, где взять капельницу с раствором Рингера. Больше ничего не прошу.
– Ну…
– Что «ну»?!
– Ну… Я не должен рассказывать, но у «Иосифа» договоренность с городом на случай ЧП. В северном районе есть медицинский дистрибьютор. Называется «Новапрод». – Он продиктовал адрес и объяснил, как проехать. – Это наш основной поставщик медикаментов и оборудования. Но власти отправили туда охрану. Отряд Нацгвардии.
– Они меня пропустят?
– Если я позвоню и скажу, что ты уже едешь. И если у тебя есть при себе документы.
– Колин, выручай.
– Дозвонюсь – выручу. Связь сейчас непредсказуема.
– Слушай, буду должен. Может, тебе что-нибудь нужно?
– Может, и нужно. Ты же работал в авиакосмической конторе? В «Перигелии»?
– Довольно давно, но да, работал.
– Можешь сказать, долго еще?
Он задал свой вопрос полушепотом, и я вдруг понял, как он вымотался, и как ему страшно, и как отчаянно он сражается с этим страхом.
– Тайлер, когда все это кончится? Так или иначе.
Я извинился и сказал, что попросту не владею такой информацией и вряд ли кто-то в «Перигелии» знает больше моего.
– О’кей, – вздохнул он. – Просто зло берет, когда думаю, что мы через все это пройдем, сгорим через пару дней и так и не узнаем, что это вообще было.
– Я бы очень хотел ответить на твой вопрос. Честное слово.
Кто-то на том конце линии окликнул его по имени.
– А я бы много чего хотел, – сказал Колин. – Ладно, Тайлер, мне пора.
Я снова поблагодарил его и нажал кнопку отбоя.
До рассвета оставалось несколько часов.
Все это время Саймон стоял в паре ярдов от машины, разглядывал звездное небо и делал вид, что не прислушивается к нашему с Колином разговору. Я махнул рукой – мол, иди сюда – и сказал:
– Надо ехать дальше.
Он смиренно кивнул:
– Разобрался, как помочь Диане?
– Вроде того.
Он принял мой ответ, не выведывая подробностей. Но прежде чем пригнуться и влезть в машину, дернул меня за рукав.
– Вон там… Как думаешь, Тайлер, что это?
Он указал на западный горизонт – туда, где ночное небо рассекала слегка изогнутая (градусов на пять в угловом размере) серебристая линия. Словно кто-то нацарапал на черной классной доске здоровенную букву C.
– Наверное, инверсионный след, – предположил я. – От военного самолета.
– Ночью? Так не бывает.
– В таком случае, Саймон, я не знаю, что это. Давай садись, хватит время терять.
Но мы уложились быстрее, чем я ожидал. Задолго до рассвета добрались до медицинского склада – пронумерованного ангара в мрачном промышленном комплексе. Я предъявил документы нервному нацгвардейцу, несшему службу у входа; тот передал мое удостоверение другому, после чего явился гражданский сотрудник и повел меня по коридорам между рядами полок. Я нашел все, что нужно, и третий нацгвардеец помог донести медикаменты до машины, хотя отпрянул, едва увидев, что на заднем сиденье задыхается Диана.
– Удачи вам, – сказал он, и голос его слегка дрогнул.
Я аккуратно поставил Диане внутривенную капельницу, прикрутил контейнер с раствором к вешалке для пиджака над дверцей, показал Саймону, как следить за подачей препарата и предупредил, что нельзя допустить, чтобы Диана во сне пережала трубочку. (Она не проснулась, даже когда я пронзил ее руку иглой.)
– Она умирает? – спросил Саймон, когда мы выехали на дорогу.