– Сапоги, – напомнила супруга, застёгивая чемодан. – И жвачек побольше накупи. Да, и массажёр от целлюлита не забудь.
Петуля погладил жену по голове, сел в богатую карету и поехал в Киев.
На вокзале его встречали.
– Олег, – протянул руку симпатичный мужик со щитом. – Вещий. Наши уже все собрались. Только тебя и ждали.
Выяснилось, что в Царьград едет большая компания. Весь Днепр был забит ладьями. Тыщи две, не меньше, на глаз определил Рюрикович.
Он распаковал чемодан в отдельной каюте, перекусил тем, что Малуша положила в дорогу, и стал смотреть в иллюминатор. Пришёл Олег, еще пара мужиков, и все сели играть в «мафию».
Они доплыли до конца Днепра, переплыли через Чёрное море и оказались около Царьграда. Но вот невезуха: перед таможней выстроилась большая очередь кораблей. Выяснилось, что у византийцев то ли обед, то ли карантин. Поэтому вход в бухту был заперт на золотую цепь.
– Не боись, – успокоил Олег. – Счас сделаем.
Он собрал своих ребят, те вытащили ладьи на берег и быстренько приладили к кораблям колёса. Попутный ветер надул паруса, и вся эскадра лихо подкатила к воротам Царьграда.
– Здравствуйте, Олег, не знаем, как отчество! Здравствуйте, Бонифаций Рюрикович! – склонились перед гостями два царя с батонами и пакетами соли в руках. – Очень приятно с вами познакомиться!
Цари разогнулись, и Петуля присвистнул. Оказывается, это были Катька и Спиноза. Только в коронах и других царских шмотках.
А уж они как обрадовались! Привели во дворец, усадили на лучшие места, накормили-напоили. Геракл сбегала к себе в комнату и приволокла оттуда итальянские сапоги разных размеров и фирм.
– Вот, – сказала она. – Передай своей жене в подарок от меня. А что они разные – так это даже хорошо. Малуше сколько лет? Пять? Как раз самое время для роста ноги в организме. Пусть лежат, кушать не просят. А у тебя на следующий год мороки с обувью не будет.
Спиноза так расчувствовался, что даже хотел подарить Бонифацию свой оранжевый шлем, но в последнюю минуту передумал.
– С меня без «Харлея» корона спадает, – объяснил он. – А чтобы ты не обижался, я тебе торговые льготы учредю. Хочешь?
– Хочу, – согласился Рюрикович. – А партнёру моему Олегу не можешь такое же сделать? И всем нашим ребятам?
– Естественно, Бонифаций, – Спиноза даже обрадовался, что вместо шлема отделался такой малостью. – Во-первых, приплывайте, когда хотите. И торгуйте без всяких акцизов. На таможне ничего не платите. Живите прямо во дворце…
– Витя, – вмешалась Геракл. – Но это не совсем удобно. Мы будем стеснять гостей. К тебе то и дело разные учёные приходят. Опыты, взрывы всякие… Симпозиумы.
– Действительно, – поправил очки Витька. – Ладно, пусть славянские торговые гости живут в гостинице. Но совершенно бесплатно! И с питанием. За мой императорский счет. Катя, позвони, пожалуйста, в «Президент-отель», договорись обо всём. Ну что, Бонифаций. Не хочешь ли экскурсию посмотреть по городу?
– Можно, – кивнул древлянский царь. – На базар сходим там, по магазинам.
Рынок в Царьграде был очень хороший. Большой, крытый, много китайского товару, индийского, турецкого, и всё так дёшево! Увидев жвачки с переводилками, Петуля схватился за кошелёк, но Спиноза его остановил.
– Обижаешь, Бонифаций, – вежливо сказал император. – Ты у меня в гостях.
И просто забрал с прилавка все до единой жвачки.
– Э-э, – возмутился было продавец.
Но Спиноза оборвал его на полуслове:
– Я император, у меня льготы.
– Ёлки зеленые! – завопил вдруг Петуля. – Папа!
– Сынок! – обрадовался турист в шортах, бросаясь ему на шею. – Ты что это, паршивец, тут делаешь? Почему не в школе?
– Я теперь царь, – объяснил Бонифаций. – Нам образование ни к чему. У нас и так всё есть. Вот ты мне лучше скажи, как сюда попал? Вы же в Турцию поехали, в Стамбул.
– Говоришь, образование ни к чему, – покачал головой отец. – А где ты, дурень, находишься?
– Дык в Царьграде! – с достоинством объяснил Петуля. – У друга моего, императора и отличника!
Спиноза поправил очки:
– Ты не прав, Бонифаций. Не следует ссориться с родителями. Тем более что Царьград – всего лишь русское название Константинополя, впоследствии переименованного турками в Стамбул.
Древлянский царь поскрёб в затылке.
– Понял, неуч? – Петуля-старший выразительно постучал кулаком по прилавку.
Рюрикович привычно поджал зад.
– Ну, нам пора обратно в Коростень, – заторопился он. – Жена ждёт.
– Так ты женат? – обрадовался отец. – Поздравляю! Привет жене.
– Спасибо, – пожал ему руку сын. – Заезжай как-нибудь.
Они распрощались, и цари пошли в порт. Спиноза сказал, что на обратную дорогу он выдал бесплатно паруса и продовольствие. И дарит ещё два корабля, гружённых серебром – всего полтораста тонн. А за это, мол, пусть Бонифаций бросит в бухту мелочь – такой тут обычай.
– Зачем это? – насторожился Рюрикович.
– Чтобы не раз ещё к нам возвращаться, – обняла Петулю Геракл. – А то мы со Спинозой очень скучаем.
– Да у меня мелочи нет, – для вида порылся в карманах древлянский царь.
– Можно и крупные, – разрешил Витька. – В общем, что-то надо бросить.
Петуля подумал-подумал и толкнул локтем в бок Вещего Олега:
– Слышь, тебе щит очень нужен?
– Да не так чтобы, – ответил тот. – У меня этих щитов завались. И с собой запасной есть.
– Тогда давай сюда, – Бонифаций забрал у Олега щит, взял молоток и гвоздик, влез на лестницу и прямо над главными воротами Царьграда, который, оказывается, Стамбул, приколотил щит. Для красоты.
Потом слез и полюбовался на свою работу.
– Класс! – восхитилась Геракл. – Это тебе не монетки на дно бросать! Вить, давай объявим новый обычай… – она тоже взяла молоток и начала приколачивать к городской стене какую-то картину.
– Стук, стук, стук, – стучала Катя. – Рюрикович, проснись!
Бонифаций открыл глаза. Он по-прежнему был в Коростене. В дверь колотили:
– Вставай! Князь велел всем немедленно собраться! Выступаем!
Глава 8. Тайна одинокого кургана
Курган раскапывали долго. Работали тайком, по ночам, чтобы не привлекать любопытных. Из всей дружины Ольга полностью доверяла лишь Асмуду, который воспитывал княжича Святослава, и воеводе Свенельду. У княгини на руках были кровавые мозоли. От постоянной нагрузки Катя чувствовала боль в трапециевидных мышцах. И только Александру Сергеевичу всё было нипочём. Пушкин копал, как экскаватор, хотя при жизни ему никогда не приходилось держать в руках лопату и заступ. Девочка еще больше зауважала великого поэта за силу, выносливость и волю к победе.
Княгиня очень изменилась с тех пор, как Геракл увидела её впервые. Она оказалась молодой, симпатичной, смешливой и большой приколисткой. Ольга все время прикалывалась к памятнику, и Катя с тревогой отмечала, что Александр Сергеевич отвечает ей тем же. Только по-французски. А может, по-английски? По-иностранному – это точно. Геракл не понимала ни слова из того, что он говорит, а Ольга смеялась.
– Как-то нехорошо она себя ведёт, – сочувствовал Кате внутренний голос. – А ведь замужем уже.
Конечно, девочка не могла указывать княгине, но Александру Сергеевичу так прямо в бронзовые глаза и сказала:
– Эта Ольга, не знаю, как отчество, уже такая почти пожилая, а с вами всё время хихикает. А ведь сама, во-первых, вдова, а во-вторых, у неё муж есть и ребёнок.
Памятник расхохотался:
– Она потому и вдова, что муж у неё пока что в могиле. До чего ты ещё молода! Кель наив! – добавил он по-иностранному.
Геракл немного обиделась. Особенно на последнее. Вот был бы рядом Спиноза… Катя вздохнула.
От кургана уже мало что осталось. Последние ночи работать было особенно тяжело – сказывалась накопленная усталость. Ольга валилась с ног, но продолжала копать.
– Позвольте, княгиня, – Александр Сергеевич решительно отобрал у неё лопату. – Вам следует отдохнуть.
Княгиня без сил опустилась прямо на землю.
– А я не устала ни капельки, – заявила Геракл, хотя никто её об этом и не спрашивал.
Александр Сергеевич равномерно копал, что-то бормоча под бронзовый нос.
– Странно, – услышала Катя. – Играю роль Дон Гуана, хотя явился сюда каменным гостем. Как тяжело пожатье бронзовой моей десницы… И далее ремарка: «Проваливается».
– Кто проваливается? – не поняла Геракл.
– Мы оба…
Земля под ногами у Кати поехала, и она резко отскочила в сторону. Пушкин провалился.
– Ах! – воскликнула княгиня, закрывая лицо. – Дорылись!
Девочка по-пластунски подползла к дыре.
– Александр Сергеевич! – крикнула она в темноту. – Вы можете дотянуться до моей руки? Я вас вытащу!
– … верёвку, – долетело до нее.
– Эй, – позвала Катя Асмуда и Свенельда, – мужчины! Дайте верёвку, тут писатель провалился!
Дружинники молча оттеснили девочку в сторону, бросили что-то в яму и объяснили Пушкину, как этим пользоваться. Ольга замерла.
– Подавай помалу! – скомандовал Свенельд. – Асмуд, перехватывай конец.
– А я? – Геракл тоже схватила верёвку. – Ого, какой вы тяжёлый, Александр Сергеевич!
В дыре показалось что-то тёмное.
Ольга прикрыла глаза.
– Ещё раз – взяли! – крикнул Свенельд, и что-то большое выползло на поверхность. В нос шибануло зловонием.
– Гнедко! – определил Асмуд. – А князь где?
– … тяните! – крикнул снизу памятник.
Катя еще крепче вцепилась в верёвку. Когда дошло до самого интересного, Свенельд вдруг оттолкнул девочку локтем: – Поди. Ступай прочь, говорю!
– А чего это… – начала было Геракл, но тут раздался голос Асмуда:
– Брысь! Кому говорено?
Оскорблённо сопя, Катя отошла и села рядом с неподвижной Ольгой.
– Вот, – пожаловалась ей девочка, – как коня вытаскивать, так я гожусь, а как мужа вашего покойного, который даже легче, так прогоняют… Ничего, я посмотрю, как они Пушкина достанут.
Но, к её разочарованию, памятник выбрался сам. Он подошёл к Кате и неожиданно нахально потребовал: