– И мы очень-очень рады, – Спиноза поправил очки связанными руками. – Май нейм из Спиноза, – он перешел на английский, чтобы хазарам было понятней. – Ай эм скулбой. Зе й а май фрэндз: Петуля энд Геракл. Ши из э гёрл. Энд ит из зе грэйт рашен райтер Александр Сергеевич Пушкин.
– Мы это… по коммерческим делам, – обиженно добавил Петуля.
Цари снова улыбнулись и хором сказали по-русски:
– Это карашо. Мы вас немножко будет казнить. Секир-башка, – и ребром ладони они синхронно полоснули себя под подбородками, не переставая улыбаться.
– Как это – секир-башка? – возмутился Бонифаций. – Мне нельзя секир-башка! Родители в Турции ка-ак узнают!
– Это несправедливо! – поддержала его Катя. – Мы дети! А вы нарушаете!
– В самом деле, ваши величества, – авторитетно заявил Спиноза. – Согласно международной конвенции о правах ребенка, вы нарушили статьи 3–18 и 20–32.
– Карашо, – заявили цари. – Мы вас будет скоро-скоро казнить, без пытка. Закону мы не нарушать.
– Господа, побойтесь бога, – Александр Сергеевич склонил голову и укоризненно посмотрел на властелинов. – Отпустите детей. Они ничего дурного не сделали.
– Ты вообще молчать, чугун-башка, – улыбнулся толстый.
– Извините, – вмешался научный руководитель. – Но вы совершаете непростительную ошибку. Во-первых, Александр Сергеевич отлит не из чугуна, а из бронзы. Во-вторых, как великий поэт он посвятил бессмертные строки вашему хазарскому народу. Благодаря ему о вас узнал весь мир.
– Рекламу сделал! – вступился за Пушкина Петуля. – А вы…
– Что есть «строки»? – спросил худой.
– Имеются в виду стихи, – объяснил Витя.
– Их ещё учить задают, – подсказал Бонифаций.
– Мороз и солнце, день чудесный, – неожиданно для себя вспомнила Катя.
Ребята с надеждой посмотрели на Пушкина.
– Стихи – это то, за что секир-башка, – подвёл итог поэт.
– Говорить стихи про хазар, – потребовали цари.
Спиноза откашлялся и с выражением прочел наизусть «Песнь о вещем Олеге».
Цари перестали улыбаться.
– Ты что?! – одёрнул Рюрикович Спинозу. – Кто тебя за язык тянул?
Цари тихо переговаривались между собой.
– Простите, друзья, – Александр Сергеевич грустно посмотрел на ребят. – Кто знал, что так получится?
– Бедная мама, – вздохнула Катя. – Как она останется без меня?
– Мы решить, – объявил толстый, – строки – не есть карашо. Но есть складно. И есть вкусно для ухо. Ты, – он показал на памятник, – сломать эти строки, весь мир – забыть эти строки. Ты делать другие строки. Казар – есть карашо. Олег – не есть карашо. Конь – есть очен карашо. Змей есть очен-очен карашо! Не сделать другие строки – секир-башка утром.
– Но позвольте, – забормотал Спиноза. – Классика… Бессмертный памятник…
– Я согласен, – быстро сказал памятник.
Пленных бросили в глубокое подземелье. По углам шуршали страшные мыши, а пауки плели свою паутину. Из-за этого Витя нервничал, и поэтическое творчество давалось ему с трудом. Зато все остальные наперебой предлагали Пушкину свои варианты.
– Пошел деловой сегодня Олег отдать свои вещи хазарам… – Петуля поскрёб затылок. – Поля, корабли, города, даже щит… Он все отдает им задаром!
– Нескладно получается и рифма не везде, – забраковала Геракл.
– Зато по делу, – защищался Рюрикович. – Сама придумай лучше!
– Да я, если хочешь знать, уже сочинила. – Катя закрыла глаза и с завываниями прочла:
– Как ныне сбирается вещий хазар
Заехать плохому Олегу.
Нанес он противнику мощный удар,
Заплакал Олег и забегал.
– Да… в рифму, – вынужден был признать Петуля Катино поэтическое превосходство.
– Если постараться, – всё можно сделать, – скромно заметила девочка. – Правда, Александр Сергеевич?
– Не мешай, – Пушкин дремал на холодном полу. – Я думаю.
– Действительно, Катя, – поддакнул поэту Спиноза. – Вдохновение требует уединения и сосредоточенности. И в литературе, и в науке.
– Слышь, Катька, – вдруг встрепенулся Рюрикович. – А чего это Олег заплакал? Он не такой… И куда это он забегал? По этим… по нивам ихним?
– Ну… он как бы заплакал и забегал с горя, – отбивалась от критики Геракл. – Что не может дать сдачи.
– Ты прости, Катя, но у тебя получилось малохудожественно, – личные симпатии Спиноза никогда не ставил выше научной истины. – Я, конечно, не претендую на высокое поэтическое мастерство, но тут на досуге тоже кое-что набросал. Возможно, вам будет интересно.
Спиноза откашлялся и начал декламировать, чеканя каждое слово.
– Солнце уже клонилось к западу, когда русский князь Олег, прозванный в народе Вещим, собрался за данью в Хазарский каганат. Хорош, богат был каганат. Добрые царили в нем нравы. Главным достоинством этого дружелюбного народа была его веротерпимость. Среди хазар встречались христиане, иудеи, магометане. А правили каганатом два владыки: каган-царь, отвечающий за светскую жизнь, и каган-бек, в чью компетенцию входило решение религиозных проблем. Коллективно сотрудничая между собой, они решали все вопросы демократическим путем. Хазары торговали со многими странами, в том числе и с древней Русью. В то время, как Олег собрался идти за данью к хазарам, набегов последние не совершали, и поэтому русский князь поступил по отношению к ним непорядочно.
Спиноза поправил очки и замолчал. Ребята переглянулись.
– Видите ли, друзья, – Витя поспешил предотвратить замечания по сути вышесказанного, – из-за нехватки времени я не успел написать про коневодство, а также про фауну и флору этой страны. Но к утру, думаю, всё будет готово.
Петуля озадачился:
– А где эти… рифмы?
– Это не стихи, Витя, – Геракл тоже была разочарована.
– Но ведь каганы и не заказывали стихи, – резонно возразил научный руководитель. – Они требовали восстановления исторической справедливости по отношению к своему народу, а также – благозвучия. В своём небольшом исследовании я учёл оба эти условия.
– Нет, Витя, – заупрямилась девочка. – Им не понравится. Нас казнят.
– Точно, – шмыгнул носом Рюрикович. – Секир-башка.
Остаток ночи прошел в литературной борьбе. Ребята слонялись из угла в угол, бормоча себе под нос и предлагая всё новые и новые варианты. Не участвовал в коллективном творчестве лишь Александр Сергеевич. Он мирно спал и проснулся только тогда, когда загремели засовы и за пленниками пришла стража.
Глава 11. Из огня да в полымя
Чертог сиял. Каганы улыбались. Палач точил кривую саблю. Пленники с содроганием взирали на искры, слетавшие с точильного круга.
– Сделать строки? – ласково спросил Александра Сергеевича толстый с пейсами каган-бек.
– Сделать-сделать, – ответила за поэта Катя. – Много-много. Петуля, ты первый.
Бонифаций попереминался с ноги на ногу, будто на уроке у доски, и поскрёб затылок.
– Ну, это… – вдохновенно начал он. – В общем… пошёл хазар на базар…
– Карашо, – похвалил тощий каган-царь, – достаточно.
– Прости, Катя, – Спиноза решительно отстранил девочку и шагнул к тронам:
– Олег, ты взял на душу грех. Покайся! Мирные хазары…
– Този карашо, – покивал за тощего каган-бек.
Геракл расправила плечи и с чувством провыла:
– У Лукоморья дуб растёт. Под дубом смерть Олега ждёт…
– О! – каган-бек удовлетворённо поднял толстый палец, унизанный кольцами. – Очень карашо!
Тощий с сомнением покачал бритой головой:
– Не очень карашо. Нет конь. Нет змея. Секир-башка.
Александр Сергеевич вышел вперед и заслонил детей:
– Позвольте, господа, прочесть вам несколько строк, которые пришли мне в голову во время бессонницы:
Богат и славен… каганат,
Его поля необозримы.
И табуны неукротимы
Копытами в степи стучат.
Палач перестал точить саблю и прислушался. Поэт продолжал:
Хазар на север держит путь,
Хазар не хочет отдохнуть.
Ни в чистом поле, ни в дубраве,
Ни при опасной переправе.
– Какой кароший казар! – растрогался толстый. – Ни хочит отдохнуть, – он высморкался в рукав халата. – Дальши-и.
– Грозы не чуя между тем,
Не ужасаемый ничем,
Князь русский козни учреждает…
Тощий каган-царь неожиданно расхохотался.
– Балда какой! Сидит – и не знаит. А казар кароший ему – чик-чирик! Еще качу.
– А между тем змея большая
Ползет из черепа коня
И жалит Вещего Олега…
Палач затопал ногами и заплясал вокруг точильного камня.
– О, муза! Ты прости меня, – Пушкин поднял глаза к потолку. И неожиданно закончил: – Уж все готово для побега.
Каганы вскочили с тронов:
– Кто побег? – забеспокоились они. – Побег не есть карашо!
– Разве я сказал – побег? – удивился Александр Сергеевич. – Уж все готово для набега… э-э-э… хазар на русские поля.
– Он что-то придумал, – незаметно шепнула Катя на ухо Спинозе.
– Сбежим! – в Петулиных глазах засветилась надежда.
Пушкин сделал шаг назад и встал в строй.
– Сегодня не будет секир-башка, – пообещал тощий каган. – Завтра будет секир-башка.
– За что? – обалдел Рюрикович.
– Ну, знаете!.. – задохнулась от гнева Катя. – Мы всю ночь не спали. Столько натворили!..
– Возможно, ваши величества не удовлетворены формой либо размером данных произведений? – поспешил поинтересоваться Спиноза. – Но это не всё наше творческое наследие. Многое осталось в черновиках. Есть и проза, в которой прославляется…
– Прославляется – очень карашо, – одобрил толстый.
– Я прославляется? – спросил тощий.
– Нет, – растерялся Витя, – но…
– Завтра утром я прославляется и, – тощий показал на каган-бека, – он прославляется. Не сделать строки – секир-башка.
Он трижды хлопнул в ладоши, и пленников увели.
Вечером им в подвал принесли лепёшки и воду.
– Последний наш ужин, – мрачно пробурчала Геракл, налегая на мучное.
– Секир-башка, – вздохнул Петуля.
– Друзья, не отчаивайтесь! – воскликнул Спиноза. – Александр Сергеевич сегодня недвусмысленно намекнул на