Геракл едва удержалась от смеха. Спиноза сочувственно посмотрел на животное. Один Илья был глубоко растроган.
– Благодарю, батюшка, – он трижды расцеловался со стариком. – А как же вы без неё, без кормилицы?
– Эх, – Иван Тимофеич похлопал лошадь по костлявому крупу, – для родного сына ничего не жалко, катайся на здоровье. Нам-то уж она не к чему, того гляди, копыта откинет. А с нами мерин остаётся. Он и смирный, и работящий, и молодой. Ну, с Богом!
Выйдя за околицу, Илья с тоской посмотрел на понуро плетущуюся позади клячу:
– Что ж, мне её на себе везти, что ли? Да как родителям откажешь? Обидются…
– Может, отпустим пастись? – деликатно спросил Спиноза, указывая на чей-то огород.
– Лучше на цепь посадить, – посоветовала Катя, – а то за нами увяжется.
– Нет, – решительно отказался Илья. – Не могу я небрегать отцовским даром.
Тащить клячу было нелегко. Она то и дело спотыкалась и норовила прилечь. А то вдруг останавливалась – и ни с места. И никакими уговорами ничего нельзя было добиться от заморенной скотины.
– Она совсем недрессированная, – сокрушалась Геракл.
– Я читал, – припомнил Спиноза, – что лошадей можно приручать.
– К чему приучать? – не поняла Катя.
– К чему угодно. Например, бегать по корде. Или откликаться на кличку. Главное – хороший уход, терпение и выдержка. Ну и, конечно, у хозяина всегда должно быть поощрение. Илья, у тебя сахар есть?
– Не, – богатырь помотал головой. – Я сладкого не кушаю. Сольцы матушка дала в дорогу. Да и то самую малость.
– А мясо? – поинтересовалась девочка. – Моя тётя за правильное исполнение команды всегда дает своей собаке кусочек мяса.
– Катя, – посмотрел на неё с укором научный руководитель. – Лошади не питаются мясом. Лошади кушают овёс. Они травоядные.
– Да? – удивилась Геракл. – Что ж, мне и ошибиться нельзя? Я конным спортом, между прочим, не занимаюсь!
– Приступим к дрессуре! – объявил Спиноза. – Илья, дай, пожалуйста, приманку. То есть соль.
– Она без хлеба не жрёт, – богатырь неохотно отломил от краюхи маленький кусочек и положил на него три крупинки соли.
– Лошадь! – обратился Спиноза к Бурке. – Голос!
– Разве так дрессируют? – возмутилась Катя.
Но Бурка неожиданно заржала.
– А как дрессируют? – Витя победно блеснул очками. – Молодец, лошадь, хорошо, – он протянул кобыле лакомство. – Илья, у тебя ещё есть хлеб-соль? Понимаешь, каждую выполненную команду надо поощрять. Для закрепления условного рефлекса. Это академик Павлов придумал.
– Ежели она и без жратвы-то понимает, чего добро переводить? – поморщился Илья, но всё-таки отломил ещё кусочек.
– Лапу подавать ей не надо… – мыслил вслух Спиноза. – Команда «фас» не слишком подходит, «чужой» – тоже… Служить она не сможет…
– Енто и без хлеба-соли ясно, – Илья потуже завязал узелок. – Пожилая очень.
– Не скажите, – возразил дрессировщик. – Она просто изнурена трудом, как крестьянские женщины у Некрасова. А так кобыла молодая. Лет ей… – Витя открыл лошади пасть и заглянул туда, – раз… два… – он высунулся и сообщил: – Лет ей, судя по количеству зубов, совсем немного. А насчет службы, Илья Иванович, вы меня неправильно поняли. Я не кавалерию имел в виду, а команду «служить». Её обычно собакам подают, чтобы они встали на задние лапы…
Бурка грустно посмотрела на кусочек хлеба в его руке и с трудом поднялась на дыбы.
– Ой! – воскликнула Катя. – Какая ты умная! Я в Спинозиных командах в жизни бы не разобралась.
Укротитель крупных домашних животных скромно улыбнулся.
– А сейчас мы с лошадью продемонстрируем выполнение команды «апорт» на дальнюю дистанцию.
Спиноза подобрал с земли палку, сильно размахнулся и бросил её вперёд. Палка описала в воздухе полукруг и упала в метре от Бурки.
– Апорт! – мальчик, предвкушая очередной триумф, прикрыл глаза. Но когда открыл их, кобыла стояла всё так же неподвижно. – Лошадь! – изумился дрессировщик. – Что случилось? Апорт! Ну прошу вас…
– Ты ей хлеба не дал, – подсказала Геракл.
– Тьфу! – Спиноза хлопнул себя по оранжевому шлему. – Действительно! Знаешь, Катя, все учёные такие рассеянные…
Он протянул Бурке поощрение. Кобыла меланхолично сжевала лакомство и поплелась за палкой.
– Смотри-ка! – поиграл плечами богатырь. – Скотина, однако, не дура. Эх, помирать ей скоро…
– Так жалко, – огорчилась Катя. – Если б раньше с ней позаниматься, она могла бы брать призовые места на скачках…
Тренинг продолжался до позднего вечера. Уже взошла луна, когда Спиноза решил погонять Бурку по корде. Еле-еле передвигая ноги, кляча прошла один круг и свалилась.
– Пожалуй, на сегодня достаточно, – естествоиспытатель протёр очки и прилёг к костру, возле которого богатырским сном уже спали Муромец и Геракл.
…Проснулся Витя от холода. Шлем намок от росы. Кроссовки и брюки отсырели.
– Раз-два, раз-два! – свежая и румяная Катя показывала Илье комплекс утренней гимнастики. – Ноги на ширине плеч…
Дрожащий Спиноза обхватил себя руками и попрыгал.
– Ой, Витечка… – Катино лицо вдруг приняло серьёзное и немножко скорбное выражение. – Не хочется тебя огорчать, но, – вздохнула она, – лошади с нами больше нет.
Илья Иванович высморкался.
– Она, наверное, ушла куда-нибудь умирать, – продолжала девочка сочувственным голосом. – Животные всегда так делают, чтобы не огорчать близких. Вот у моего дяди, который в Киеве, был кот…
– Иго-го! – донеслось с овсяного поля бодрое и звонкое ржание. Бурка галопом выскочила из овсов и стала кататься по росистой траве. Шерсть её лоснилась, мышцы переливались под кожей, грива спадала шелковистыми крупными кольцами.
– Ах ты, волчья сыть, травяной мешок! – Муромец свистнул в два пальца. – Стань передо мной, как лист перед травой!
Бурка резво пронеслась через луг и, как вкопанная, остановилась перед хозяином.
– То-то же, – Илья похлопал кобылу по шее. – И хлеб в сохранности.
– Невероятно, – Спиноза оттёр взмокший шлем. – Не подается никакому объяснению…
– Ну почему же, – выкрутилась Катя, которая только что почти похоронила лошадь. – Некоторые кошки уходят умирать, а не умирают. Они находят лечебную травку, жуют ее и выздоравливают. А потом возвращаются к хозяевам в прекрасной спортивной форме.
– Это верно, – согласился богатырь. – Овса пожевала вволю, по росе покаталася и враз помолодела. Ну-ка, Бурушка, кологривый конь, покажи свою прыть!
Словно поняв, чего от неё требуют, кобыла перемахнула через рябину.
Ни одна ягодка не шелохнулась.
– Ух ты! – восхитилась Геракл. – А назад?
С той же лёгкостью Бурка прыгнула обратно и подошла к Спинозе. Для закрепления условного рефлекса научный руководитель дал ей понюхать свою ладонь. К нему вернулась прежняя уверенность.
– Теперь животное необходимо объездить, – авторитетно заявил он. – Для этого требуются: седло, стремена, уздечка, подпруга, дышло… В общем, специальное оборудование. Можно воспользоваться стеком, а если его нет…
Муромец между тем подошел к кобыле и лихо вскочил на неё. Лошадь слегка присела под тяжестью богатыря, но тут же приосанилась и загарцевала по лугу.
– Илья Иванович, дайте ей поощрение, – запоздало посоветовал Спиноза.
– Ещё чего! – Муромец похлопал кобылу по шее. – Молодец, добрый конь, Бурушка моя!
Глава 4. Одихмантьев сын
Дорога вела через густой лес. На опушке две бабульки – постарше и помоложе – собирали землянику. Илья спешился и поклонился:
– Здравствуйте, добры люди. Не пужайтеся, не ругайтеся. Укажите нам прямоезжую дорогу во стольный Киев-град.
Старушки замахали руками:
– И вам желаем здравствовать. Потому, добры молодцы, езжайте окольною тропинкою. Тут уж, – одна показала в чащу, – заросло всё. Лет двадцать, почитай, никто не ездит.
– А всё потому, – подхватила другая, – что в тоём лесу живет разбойник, прозваньем Соловей, Одихматьев сын. Он ка-ак засвистит по-соловьиному, ка-ак зашипит по-змеиному, ка-ак закричит, злодей, по-звериному – ой, что делается!
– Короче, – подытожила первая бабулька, затягивая под подбородком платок. – Мать, чаво ты разболталася? Оттель ещё никто живым не выходил. Наше дело – предупредить.
Старушки подхватили корзинки с ягодами и резво убежали.
Спиноза поправил очки:
– Я эту былину знаю. Соловей-разбойник – это как бы птице-человек, – сообщил он. – Очень неприятный персонаж. Предлагаю объехать опасный участок.
– Вот ты умный, Спиноза, а веришь бабским сказкам, – заупрямилась Катя. – У него что, клюв, что ли, или хвост? И потом, что мне бояться, я сама умею свистеть в четыре пальца. Нет, лучше напрямик. Быстрей до Киева доедем, а там и до дома недалеко.
Илья посмотрел на одного, на другого и сказал:
– Пусть Бурушка выбирает. Она из всех самая премудрая.
Кобыла немного подумала и двинулась в чащу. Спиноза мысленно возразил ей, но тоже ступил под сень листвы.
В лесу не было ни тропинки. Между деревьями путь затруднял валежник, сквозь который пробивались колючие ростки. Пахло грибами. Путники дошли до кривой берёзы, перепрыгнули через небольшой ручеек, поблуждали по мелкому болотцу и вдруг увидели замшелый деревянный крест.
– Похоронен кто-то, – заметила Геракл. – Давно, ещё в старину. Могилка заросла…
– По-моему, Катя, это тот, кто хотел сократить путь, – ехидно отозвался Витя.
– А кто ж тогда его похоронил? – растерялся Илья Иванович.
Лошадь насторожилась, запрядала ушами и остановилась около толстого дуплистого дуба.
– Я и похоронил! – из дупла высунулся небольшой седой мужичонка с живыми карими глазами. – Надо мне, чтоб тут кто-то смердел!
– Вы лесник, дядечка? – обрадовалась Катя. – И не боитесь здесь один на посту?
– Ха! – усмехнулся мужичонка, показывая редкие почерневшие зубы. – Кого мне бояться?
– Зверя лесного, али птицу, али гада ползучего… – Илья погладил лошадь по гриве: – Ну успокойся, успокойся…