Идеи Адриана Курбаха носили куда более радикальный характер. А потому нет ничего удивительного, что когда Курбах принес рукопись «Семян света» утрехтскому издателю Эвардусу де Эйде, тот не на шутку испугался и наотрез отказался ее печатать.
Де Эйде утверждал, что издание такой книги попросту опасно и для автора, и для него — особенно с учетом того факта, что она написана не по-латыни, а на голландском языке, то есть рассчитана на самого широкого читателя.
Но Курбах был уверен, что появление его книги на общедоступном языке крайне важно именно сейчас, когда в стране идет острая борьба между монархистами и республиканцами, консерваторами и демократами, клерикалами и антиклерикалами, и стал убеждать де Эйде, что он попытается заручиться официальной поддержкой книги со стороны великого пенсионария Яна де Витта.
Однако де Витт, который к тому времени уже почти в прямом смысле этого слова шел по лезвию ножа, разумеется, просто не мог позволить себе подобный шаг. Да и даже если бы и мог, вряд ли бы это сделал — слишком уж радикальными даже для него были идеи Курбаха. Больше того — издание книги отказался поддержать и самый либеральный и бесшабашный из всех депутатов нидерландского парламента — Пьер де ла Кур.
Тем временем слухи о некой новой богохульственной книге Адриана Курбаха стали распространяться по светским салонам и, желая спасти свою шкуру, де Эйде передал рукопись в Реформаторскую комиссию. Это была своего рода «полиция мыслей» при Государственном совете, призванная определять рамки свободы слова и вероисповедания в стране и вести борьбу с учениями, которые, по ее мнению, представляют опасность для общества.
Сразу по прочтении членами комиссии рукописи Адриана Курбаха они издали ордер на его арест. Узнав об этом, Адриан поспешил уйти в подполье, и в результате в мае 1668 года был арестован его брат — пастор Ян Курбах. За два года до этого его уже арестовывали по подозрению в том, что он проповедовал «неподобающую ересь» о природе Бога (то есть излагал взгляды Спинозы по данному вопросу), но в итоге он был отпущен за отсутствием достаточных доказательств.
На допросе Ян Курбах заявил, что не имеет никакого отношения к книгам брата, а также ничего не может сказать по поводу его местонахождения. Адриан Курбах был арестован 18 июля 1668 года. Его выдал близкий друг, в доме которого тот скрывался, в обмен на обещанную награду в 1500 гульденов.
Сохранившиеся протоколы допроса Адриана Курбаха показывают, что представ перед членами Реформаторской комиссии, он вел себя более чем достойно.
Курбах признал, что является автором «Сада цветов» и «Семян света», но категорически отрицал, что кто-либо помогал ему в написании и распространении этих книг или что он писал их по чьему-то внушению. В числе прочего на одном из допросов прозвучало и имя Баруха Спинозы, но Курбах заявил, что тот не имеет никакого отношения к его книгам и что они вообще давно не общались.
29 июля 1668 года Реформаторская комиссия (одним из членов которой был друг Спинозы, уже не раз упоминавшийся на страницах этой книги математик, оптик и философ Иоганн Гудде) признала Адриана Курбаха виновным в распространении ложных и опасных для общества взглядов и приговорила его к десяти годам тюремного заключения с последующим изгнанием на десять лет из страны и к штрафу в четыре тысячи гульденов.
Из протокола также следует, что столь мягкое наказание Курбах получил исключительно благодаря вмешательству Гулде и его влиянию на других членов комиссии. Первоначально один из участников заседания требовал отправить Курбаха за решетку на 30 лет, а перед этим отрезать ему большие пальцы на руке, проколоть и прижечь язык каленым железом, сжечь все его сочинения и конфисковать имущество.
Так что окончательный приговор Адриану Курбаху выглядит как акт гуманизма.
Курбах начал отбывать назначенное ему наказание в тюрьме для матерых уголовников, в поистине адских условиях, но в конце 1668 года был переведен в тюрьму получше. К тому времени он уже был тяжело болен и 15 октября 1669 года скончался в своей тюремной камере.
В эти самые дни Спиноза был уже вовсю занят подготовкой к печати своего «Богословско-политического трактата».
Горькая участь Адриана Курбаха, с одной стороны, убедила его в необходимости издания этой книги, а с другой — он совсем не хотел разделить судьбу друга. Поэтому книгу было решено первоначально издать на латыни и без указания автора. С просьбой подготовить трактат к изданию и отпечатать его Спиноза, разумеется, обратился к своему старому другу Яну Риувертсу, бывшему, напомним, владельцем книжного магазина, в котором продавались богословские и философские сочинения либерального толка.
Кроме того, Риувертс часто прикладывал руку к изданию книг такого рода. Хотя официально он не числился владельцем типографии, но, по всей видимости, был компаньоном нескольких амстердамских типографов — а всего их в Амстердаме того времени насчитывалось больше сотни.
Из-за того, что в середине XVII века в год в этом городе выходило более 1600 наименований новых книг, церковная цензура, по сути дела, прекратила здесь действовать еще в 1650 году — церковники просто не успевали прочитывать все книжные новинки.
Хотя, как показала история с книгой Курбаха, это отнюдь не означало, что даже в самом свободном на тот момент городе Европы можно было печатать что угодно.
Но Риувертсу было в 1669 году уже не занимать опыта в том, как сбивать со следа борцов с «богопротивными» сочинениями. Он уже не раз печатал в Амстердаме книги, выставляя в их выходных данных различные европейские города и придумывая названия несуществующих типографий. Среди этих придуманных им издателей значился и Генрих Кюнрахт — почти полный тезка алхимика XVI века Генриха Кюнрахта, автора ряда алхимических и богословских сочинений.
Итак, Риувертс решил отпечатать весь первый тираж «Богословско-политического трактата» в Амстердаме, но представить дело так, будто книга была отпечатана в Гамбурге в «типографии Кюнрахта». С учетом обвинений, которые были предъявлены Курбаху, Спиноза еще раз отредактировал книгу, смягчил целый ряд особенно вызывающих ее мест и заново переписал предисловие.
В последний момент в качестве эпиграфа к книге он предпослал слова из Первого соборного послания апостола Иоанна Богослова — «Что мы пребываем в Нем и Он в нас, узнаем из того, что Он дал нам от духа Своего» (4:13)[171].
Тем самым, видимо, Спиноза хотел подчеркнуть, с одной стороны, соответствие своей книги духу христианства, а с другой — эти слова и в самом деле отражали его понимание сущности Бога.
Подготовка трактата к печати велась в такой глубокой тайне, что мы до сих пор точно не знаем, в какой же именно из типографий был отпечатан ее первый тираж. Согласно наиболее распространенной версии это была типография Питера Арентса, компаньоном которого Риувертс стал в начале 1669 года. Однако есть исследователи, которые считают, что Риувертс использовал для этого типографию Иоганна ван Сомерена, а некоторые убеждены, что «Богословско-политический трактат» был набран и отпечатан в типографии Кристобаля Конрада.
Так или иначе, в конце 1669-го или начале 1670 года «Богословско-политический трактат» был отпечатан и в январе 1670 года появился в книжных магазинах.
Жребий был брошен.
Это было одно из самых важных событий в истории философской мысли и в истории человечества в целом.
Хотя относиться к этой книге, безусловно, можно по-разному.
Глава тринадцатая«КНИГА, СРАБОТАННАЯ В АДУ»
Название этой главы отнюдь не является авторским — так назвал Стивен Надлер вышедшую в 2017 году увесистую монографию, посвященную «Богословско-политическому трактату»[172].
Но и Надлер его не придумал. Слова о том, что при чтении этого сочинения невольно возникает ощущение, что оно надиктовано самим дьяволом, чтобы увлечь людей в ад, вскоре после издания трактата произнес Виллем Блейенберг, однако не исключено, что и он лишь повторил услышанное или прочитанное.
Но кто бы там ни надиктовал Спинозе «Богословско-политический трактат», он, безусловно, представляет собой одну из самых значительных книг, когда-либо написанных человеком, — хотя бы по тому значению, которую она прямо, а куда чаще косвенно оказала на весь ход истории.
В сущности, именно с этой книги начинается отсчет не только научной библейской критики, но и европейского секуляризма и атеизма в целом.
Все последующие наукообразные исследования текста и истории создания Библии, а также любые философские системы, основанные на отрицании личностной природы Бога или же Его существования вообще, представляют собой лишь развитие тех или иных идей, заложенных в «Богословско-политическом трактате», вне зависимости от того, цитируется он или нет. Из нее же почерпнуты почти все представления среднестатистического светского современного человека о Боге, Библии и религии в целом, и опять-таки неважно, читал он при этом Спинозу или не читал.
Все рассуждения о том, что Ветхий Завет — это не более чем сборник древнееврейских преданий, записанных намного позже тех событий, которые легли в их основу; что самих этих событий, особенно так называемых чудес, никогда не было или же они имели вполне естественное объяснение; что религию придумали священники, чтобы держать легковерный и невежественный народ в страхе; что Богу, если Он даже есть, не нужны молитвы и ритуалы, и важно просто быть порядочным человеком; что в религиозные бредни могут верить лишь очень невежественные люди…
Словом, весь этот джентльменский набор мнений, характерный для тех, кто называет себя агностиками, атеистами или секуляристами (зачастую не зная истинного смысла этих понятий), представляет собой не что иное, как набор сентенций из «Богословско-политического трактата» в сильно концентрированном, а порой еще и в вульгаризированном виде.