о, во-первых, я думаю, что если бы я занялся обучением юношества, то это отвлекло бы меня от дальнейшей разработки философии; а во-вторых, я не знаю, какими пределами должна ограничиваться предоставляемая мне свобода философствования, чтобы я не вызвал подозрения в посягательстве на публично установленную религию. Ведь раздоры рождаются не столько из пылкой любви к религии, сколько из различия человеческих характеров или из того духа противоречия, в силу которого люди имеют обыкновение искажать и осуждать всё, даже и правильно сказанное. Испытав это уже в моей одинокой жизни, я имею тем большее основание опасаться всего этого по достижении высшего положения. Итак, Вы видите, славнейший муж, что не надежда на какую-либо лучшую участь удерживает меня, но лишь любовь к спокойствию, которое я надеюсь до некоторой степени обеспечить себе воздержанием от публичных лекций. Ввиду всего этого покорнейше прошу Вас попросить Светлейшего Курфюрста, чтобы мне было позволено подумать еще над этим делом, не лишая благосклонности всемилостивейшего Государя, преданнейшим почитателем коего я являюсь. Вы премного обяжете этим, славнейший и благороднейший господин, всецело Вашего
Б. д. С. Гаага, 30 марта 1673 г.»[220].
Это был вежливый и достойный ответ, а выбор, сделанный Спинозой, — выбором истинного философа. Жизнь подтвердила мудрость этого шага: спустя год французские войска вошли в Гейдельберг, и университет как оплот кальвинизма был закрыт, а все его профессора разогнаны. Так что, как видим, отказавшись от профессуры, Спиноза избежал многих неприятностей.
Впрочем, даже самые большие мудрецы иногда делают большие глупости, что доказывает история, произошедшая со Спинозой в том же 1673 году.
Одним из главных героев этой истории является полковник Жан Батист Стоуп, командовавший размещавшимся в Утрехте Швейцарским полком и являвшийся во время франко-голландской войны комендантом гарнизона, а де-факто правителем этого города.
Стоуп был представителем того самого типа авантюристов, которых во множестве подарили миру именно XVII–XVIII столетия. С одной стороны, по понятиям того времени, он был хорошо образован и неплохо владел пером. В то же время на протяжении всей жизни жажда острых ощущений бросала его из одной авантюры в другую, и он сам не мог бы точно сказать, где и на чьей стороне окажется завтра.
По образованию протестантский пастор, Стоуп одно время подвизался у Кромвеля, входил в его окружение и, как предполагают историки, не раз выполнял особо секретные поручения. Дальше он начинает армейскую карьеру, снова в силу талантливости самой своей личности неплохо проявляет себя на этом поприще, но восстановление английской монархии заставляет его бежать из Англии. В результате бывший протестантский пастор оказывается в качестве полковника в армии Франции, воюющего за короля-католика против своих единоверцев голландцев. Возможно, для того, чтобы оправдать этот крутой вираж в собственных глазах, Стоуп написал и издал книгу «Религия голландцев, изложенная в шести письмах, написанных офицером Королевской армии для бернского пастора и профессора теологии».
В этом сочинении полковник утверждает, что в Голландии множество разнообразных религиозных сект и течений, так что, дескать, трудно сказать, есть ли в этой стране вообще какая-либо господствующая религия. Точнее, пишет Стоуп, голландцы давно уже служат «золотому тельцу» и ради денег с легкостью готовы отказаться от каких-либо религиозных убеждений.
В качестве доказательства этого своего тезиса полковник приводит тот факт, что служащим Ост-Индской компании в Юго-Восточной Азии не рекомендуется публично отправлять какие-либо христианские обряды, а тем, кто работает в Японии, вообще запрещено отправлять такие обряды по требованию языческих властей этой страны.
И, наконец, для доказательства того, что голландцы уже давно не являются добрыми христианами ни для католиков, ни даже для протестантов, Стоуп решил использовать «Богословско-политический трактат» Спинозы.
«Полагаю, что я не указал бы на все существующие в Голландии верования, — писал он, — если обошел бы молчанием учение прославленного и ученого мужа, который, как заверяют, имеет много последователей. По происхождению он еврей, и зовут его Спинозой. Он порвал с иудейством, но не принял христианства. Приблизительно год назад он опубликовал «Богословско-политический трактат», в котором, видимо, ставит себе задачу искоренить любую религию и широко открывает двери для атеизма и свободомыслия. Этот Спиноза живет в Гааге, его посещают многие искатели правды, в том числе молодые женщины, которые уговорили себя, что они умом превосходят других представительниц своего пола. Его ученики скрывают имя своего учителя, так как трактат запрещен декретом Генеральных штатов».
И далее: «Никто из местных теологов не посмел открыто выступить против идей, изложенных Спинозой в его трактате. Меня это крайне удивляет, тем более что автор достоин ответа, ибо он широко эрудирован, прекрасно владеет древнееврейским языком, хорошо знает религиозный культ и обряды, а также философию. Если теологи и впредь будут отмалчиваться, то необходимо будет прийти к выводу, что они либо лишены веры, либо соглашаются с атеистическими положениями трактата, или же им не хватает мужества для борьбы».
В ответ на этот пассаж Колерус возмущенно замечает, что Стоуп лжет: к этому времени в Голландии уже вышло немало сочинений, направленных против «Богословско-политического трактата» и он не мог этого не знать. Но Моисей Беленький, был, видимо, прав, когда писал, что Стоуп попросту издевался над бессилием голландских богословов, не способных на равных противостоять эрудиции и интеллекту Спинозы.
Странно, что ни один из биографов Спинозы до сих пор не придал должного значения процитированным выше отрывкам из книги Стоупа. А ведь в них сквозит не только восхищение умом Спинозы и признание того факта, что он являлся одним из самых известных в Европе, если не самым известным жителем Голландии своего времени. Обратим внимание на то, что Стоуп как бы вскользь упоминает о том, что Спинозу посещают и многие интересующиеся философией и «ищущие правду» молодые женщины.
И тут как раз вроде бы самое время задаться вопросом: только ли философских истин искали эти женщины на встречах с философом? Особенно с учетом того, что (как следует из «Политического трактата») он не считал женщину существом, интеллектуально равным мужчине. Да и так ли уж асексуален был Спиноза, как нас пытаются уверить?
Да, разумеется, речь сейчас идет об очередной спекуляции, но не является ли такой же спекуляцией и миф о асексуальности героя этой книги? В конце концов, он жил в то время, когда люди вообще избегали афишировать свою интимную жизнь, избегали даже намеками говорить на эту тему, а его ученики сделали все, чтобы создать ему образ святого, лишенного обычных человеческих страстей. В том числе и самой сильной, возвышенной и прекраснейшей из них — влечения к женщине.
Фрагменты из книги Стоупа также наводят на мысль, что сам ее автор как раз был убежденным атеистом, что называется, не верил ни в Бога, ни в дьявола, и именно поэтому трактат Спинозы так захватил его. Став комендантом Утрехта, он поспешил списаться со Спинозой, и если верить Колерусу, вскоре между ними завязалась оживленная переписка.
Увы, ни одного фрагмента этой переписки до нас не дошло. Так что нам остается лишь поверить рассказу Колеруса, что в одном из писем Стоуп заверил Спинозу, что его имя хорошо известно принцу де Конде (Людовику II Бурбону, Великому Конде), и тот, будучи любителем философии, крайне заинтересован в том, чтобы с ним встретиться и побеседовать.
Более того — Стоуп весьма прозрачно намекнул, что принц будет рад, если Спиноза переберется во Францию, и что он намерен выхлопотать для него от короля пожизненную пенсию, если философ согласится посвятить Его величеству одно из своих сочинений. Посвящать что-либо Людовику XIV Спиноза, как и ожидалось, отказался, а вот над приглашением принца задумался. Думал он долго — несколько недель, а когда все же решился принять предложение принца де Конде и прибыл в Утрехт, выяснилось, что принц по делам отправился во Францию.
Вот как рассказывает об этих событиях Лукас в своей (напомним, самой первой по времени) биографии Спинозы:
«Известность его была столь велика, что о нем говорили уже и в высших сферах. Г-н принц де Конде, прибывший в Утрехт в начале недавних войн, послал ему охранную грамоту вместе с любезным письмом, приглашавшим его приехать. Г-н де Спиноза был слишком благовоспитан и слишком хорошо знал, что обязан [повиноваться] особе столь высокого ранга, чтобы игнорировать приглашение встретиться с Его высочеством. Однако он никогда не прерывал надолго свое одиночество и не решался отправиться в вояж длиной в несколько недель. Наконец, после некоторой отсрочки друзья убедили-таки его пуститься в путь; тем временем г-н принц, получив приказ от короля Франции, отбыл в другое место; в его отсутствие [Спинозу] принял г-н де Люксембург, расточая ему тысячи любезностей и уверяя в благорасположении к нему Его высочества. Эта толпа льстецов нимало не впечатлила нашего философа. Учтивостью он более походил на придворного, чем на уроженца торгового города, — в ней, можно сказать, не имелось ни пробелов, ни изъянов. Хотя этот образ жизни полностью противоречил его принципам и вкусу, он приноровился к нему с обходительностью придворного. Желавший повидаться с ним г-н принц часто писал ему, повелевая дожидаться. Пытливые умы, находившие все новые поводы любить его, радовались, что Его высочество обязал [философа] ждать. Несколько недель спустя принц известил его, что не может вернуться в Утрехт, — к досаде всех любознательных французов; ибо, несмотря на учтивые предложения г-на де Люксембурга, наш философ тотчас простился с ними и возвратился в Гаагу».
Внимательный читатель, разумеется, не может не задуматься над некоторыми странностями этого текста. К примеру, над тем, почему Спиноза «слишком хорошо знал, что обязан повиноваться осо