Он сознавал, что сам получил свою долю этого высшего блага, нашел в нем свое счастье и насладился им. Сделать это высшее благо доступным другим и было целью его сочинения, которое он с такой любовью обдумывал и перерабатывал в течение всей своей творческой жизни.
Необычность формы этого сочинения заключалась в том, что при изложении своей этической программы Спиноза применил геометрический метод. Точно так же, как в геометрии Евклида, основные положения учения формулируются в кратких предложениях, которые подкрепляются доказательствами, опирающимися на предшествовавшие определения и аксиомы и на другие ранее доказанные положения.
Все сочинение представляет собой непрерывную цепь выводов, идущих друг за другом в строгой логической последовательности. Лишь изредка аргументация дополняется разъяснениями и примечаниями.
Такой способ изложения был не только данью исключительному уважению, которым пользовалась математика, находившаяся в периоде полного расцвета и разрабатывавшаяся успешно и вполне свободно наряду с основанными на ней физикой и астрономией.
Помимо этого было еще одно обстоятельство, весьма существенное для философии Спинозы. Провозглашенной им истине требовалось придать такую же объективность и неуязвимую достоверность, какой обладали математические истины.
Как в математике все сводится к безусловно достоверным, существующим лишь в силу внутренней необходимости, вполне не зависимых от человеческого произвола отношениям, так и в учении Спинозы выведенные им истины должны были усваиваться с достаточной определенностью, так как лишь такое вполне ясное понимание гарантировало от обмана и заблуждения.
Когда дело касалось этики, определения условий, делающих возможным достижение высшего блага, подобная ясность мысли, устраняющая всякие предвзятые мнения, представляла чрезвычайную важность. Оттого-то Спиноза и считал вполне правильным рассматривать все относящиеся к этике вопросы так, будто речь шла о линиях, поверхностях и телах.
Кроме математического метода для этики Спинозы характерна еще терминология, заимствованная из предшествовавшей ей философии Декарта, которая в свою очередь многим была обязана схоластике.
Как ни умеренно пользовался Спиноза этой терминологией, все же она, в связи с соответствующим ей складом мышления, производит на нынешнего читателя не менее озадачивающее впечатление, чем применение геометрического метода к проблемам чисто умозрительным, при обсуждении которых совершенно недостижима наглядность, всегда предполагаемая при геометрических доказательствах.
Ведь Спиноза первым делом имел в виду исправление метафизики Декарта и в связи с этим построение в основных чертах космологии и теории познания. Эти науки должны были, по мнению Спинозы, служить фундаментом этики. И эти вспомогательные средства, равно как и выведенная из них философия Спинозы, точно так же производят на современного читателя непривычное впечатление, так как они уже не соответствуют современному состоянию науки.
Сверх того, геометрический метод доказательства обладал еще и тем недостатком, что при всей своей строгости допускал известный произвол в выборе материала для изложения.
Нередко, например, для того чтобы обеспечить предпосылки для позднейших положений, Спиноза привлекает к делу вещи, принадлежащие к совсем другому ряду мыслей, и тогда многое такое, что требовало более подробного обсуждения, используется как уже доказанная и твердо установленная истина.
Таким образом, возникают противоречия и пробелы в самом учении, и многое нуждающееся в подробном дедуктивном обосновании остается голословным утверждением, скрывая даже от взора самого автора разные непоследовательности и неясности.
Но главным в учении Спинозы, конечно, являются не эти недостатки, вызванные приверженностью к геометрическому методу, а то, что определило его непреходящее значение, — долгий путь, пройденный к познанию истины.
Еще работая над «Трактатом об усовершенствовании разума», Спиноза сделал заключение, что метод будет тем совершеннее, чем больше ум знает внешнюю природу, а самым совершенным методом будет тот, который направляет ум к познанию совершенного существа и учит владеть умом по норме идеи этого существа.
Развитие этих идей доведено до логического завершения в «Этике».
«Этика» состоит из пяти частей.
1. Учение о субстанции, или Боге (метафизика).
2. О природе и происхождении ума (физика).
3. О происхождении и природе страстей (психология).
4. О рабстве человека, или о могуществе страстей.
5. О силе разума, или человеческой свободе.
В этом всеобъемлющем труде Спиноза, отталкиваясь от философии Декарта, создает собственную, принципиально отличающуюся от своего первоисточника.
Декарт представлял себе мир явлений и мир идей — материю и дух — как протяжение и мышление; то и другое, по его мнению, две различные субстанции, которые получают единство и прочность только через посредство и постоянное содействие третьего — Бога.
Спиноза в «Этике» доказал, что эти две субстанции только ошибочно называются так, потому что каждая из них для своего существования нуждается во внешнем постороннем содействии, между тем субстанция, как признавал сам Декарт, есть только то, что может существовать само собой и не требует для этого ничьего содействия.
Таким образом, по мнению Спинозы, существует только одна субстанция. Эта единая субстанция бесконечна, абсолютна, нераздельна. Она есть вечная причина и вечное следствие самой себя.
Как причина самой себя, она свободна, потому что не подвержена никаким внешним влияниям и действует только по законам своей собственной природы.
Как следствие самой себя, она необходима, потому что ее действия все-таки устанавливаются для нее собственной ее природой и она не может действовать иначе как по необходимым законам этой своей природы.
Но поскольку субстанция есть в одно и то же время и своя собственная причина, и свое собственное следствие, то ее свобода и ее необходимость также ничем не различаются между собой и только нам они представляются отличными одна от другой.
Как следствие самой себя, субстанция необходима, но эта необходимость есть вместе с тем и свобода, потому что она вытекает только из ее природы. Т. е. в субстанции необходимость свободна, а свобода необходима.
Бесконечная субстанция неопределенна в том смысле, что всякое определение есть граница, а всякая граница — отрицание; но она в высшей степени определенна в том смысле, что она реальна и совершенна и обладает атрибутами, слившимися с ней до такой степени, что они не могут быть отделены от нее и в действительности даже ничем от нее не отличаются, ибо если будут уничтожены атрибуты, то тем самым будет уничтожена и сама субстанция.
Атрибутом Спиноза называет все, что составляет сущность субстанции.
Атрибуты—это силы, управляющие всеми явлениями и от века действующие везде и повсюду. Явления проходят, но силы, действующие в них, вечны и неизменны. Эти вечные первобытные силы, или бесконечные атрибуты, ничуть не противоречат понятию субстанции, а, напротив, объясняют бесконечную полноту ее деятельности, из которой вечно и неустанно вытекают бесчисленные явления. Без атрибутов она была бы чем-то вроде tabula rasa[1], каким-то немощным, косным существом, мифом, лишенным всякого внутреннего содержания; только они дают ей жизнь и содержание, только они, так сказать, приводят ее в действие.
Субстанция проявляет себя как в виде бесконечного мышления, так и в виде бесконечного протяжения.
Стало быть, мышление и протяжение не две субстанции, как уверяет Декарт, а бесконечные атрибуты бесконечной субстанции.
Спиноза, по сравнению с Декартом, делает важный шаг вперед. Он уже шире понимает и шире старается разрешить дуализм протяжения и мышления; это уже не два антагониста, а постоянно сопровождающие одна другую и совокупно действующие силы одной и той же субстанции: мышление никогда не действует без протяжения, протяжение никогда не действует без мышления; где протяжение, там и мышление, где материя, там и дух, и, соответственно, наоборот. Мы знаем лишь эти два атрибута бесконечной субстанции, но она имеет еще и бесчисленное множество других атрибутов, которые недоступны человеческому разуму, потому что два атрибута, хотя и бесконечные, одни не могут исчерпать все содержание субстанции.
«Я не утверждал, — подчеркивает Спиноза, — что я совершенно познаю Бога, мне понятны только некоторые из его атрибутов, но не все и даже не большая часть из них; тем не менее незнание многих атрибутов ничуть не мешает познавать некоторые из них. Изучая элементы Евклида, я узнал, что три угла в треугольнике равняются двум прямым, это свойство я сознавал вполне ясно, хотя не понимал многих других».
Таким образом, Бог Спинозы есть абсолютная субстанция, состоящая из бесчисленного множества бесконечных атрибутов, каждый из которых выражает по-своему вечное и бесконечное бытие.
Что касается конечных предметов, то они суть только определенные образы, только видоизменения, модусы бесконечных атрибутов, лишь на время всплывающие на поверхность жизни, имеющие только лишь случайное, преходящее, относительное существование и в то же время лишенные всякого произвола и всякого самоопределения. Не от них зависит, быть им или не быть, а если они уже существуют, то не в их власти действовать так или иначе, ибо они могут действовать только так, как им указывают внешние условия.
Следовательно, все конечные предметы не имеют самостоятельного бытия, но они проистекают из вечной абсолютной субстанции, существуют не иначе как посредством ее и в ней; без нее ничто не может существовать, ничто немыслимо. Она есть причина самой себя и всех отдельных предметов, но она есть не внешняя, а внутренняя, имманентная причина всего сущего.