«Что же тогда будет?
Рамаз Коринтели?
Может, ко всему, он знает и шифр?
Если он настоящий ясновидец, ему известен мой замысел, и узнать о моих переговорах ему раз плюнуть!
Рамаз Коринтели!
Господи, защити меня!
Завтра же нужно принять его на работу, завтра же! Если он и впрямь ясновидец, завтра же может узнать шифр. Если же нет и я пойму, что он аферист и ни сном ни духом не подозревает ни о моих намерениях, ни о содержании секретных переговоров, мне просто не о чем беспокоиться!
А ну как он натуральный ясновидец, что тогда?!
Тогда…
Тогда, с одной стороны, дело облегчается, мы безболезненно потрошим сейф, но с другой — мне не избежать его соавторства!
Хотя…
Хотя не будем забегать вперед!
Главное сейчас — решить две проблемы. Первая — как можно дольше оттянуть официальный приезд мастера, а за это время постараться открыть сейф. Вторая — срочно разобраться: ясновидящий Рамаз Коринтели или нет. Если только я имею дело с шантажистом, вытолкаю его взашей. После нынешнего совещания никто не поверит, что я намеревался присвоить труд покойного академика. Как удачно я собрал его! Кто подтолкнул, кто надоумил меня провести его? Бог? Провидение? Я угодил точно в десятку, это факт! — Кахишвили удовлетворенно потер руки. — Вторую проблему необходимо решить завтра или в ближайшие дни. Я изыщу штатную единицу, сделаю вид, что мы договорились, а тем временем основательно покопаюсь в его сверхъестественном даре».
Отар Кахишвили энергично подошел к своему столу, сел в кресло, нажал клавишу селектора.
— Слушаю! — раздался голос Арчила Тевдорадзе.
— Арчил, у нас, кажется, должно быть свободное место лаборанта?
— На это место мы же ту девицу берем…
— Какую еще девицу? — вспылил директор.
— Да ту, насчет которой звонили из академии.
— A-а! — вспомнил Кахишвили и задумался.
— У нас есть свободное место препаратора! — напомнил Тевдорадзе.
— Очень хорошо! — оживился Кахишвили. — Сейчас же переговори с бухгалтерией, пусть переделают его в штатную единицу лаборанта. Завтра или на этой неделе мы должны принять одного очень талантливого парня, заочника физико-математического факультета. Тот, кто ходатайствовал за него, все уши мне прожужжал, какой он талантливый. Нам на роду написано поддерживать таланты, тем паче юные. Если не ошибаюсь, его зовут Рамазом Коринтели. Точно, Рамаз Михайлович Коринтели.
— Рамаз Михайлович Коринтели! — повторил заместитель. По его интонации было нетрудно догадаться, что он записывает имя и фамилию.
— Хорошо бы к завтрашнему дню утрясти дело с перекройкой штатов.
— Сделаем!
Под клавишей селектора погасла лампочка.
— Рамаз Михайлович Коринтели! — проговорил директор. — Поглядим, вдруг и впрямь окажется ясновидцем. Тогда?..
Кахишвили задумчиво поднялся, приблизился к окну, посмотрел вниз.
И тут его передернуло и обдало холодным потом.
Точно на том же месте, что вчера и четыре дня назад, стояли красные «Жигули», а белокурая и длинноногая девица, опершись об открытую переднюю дверцу, беззаботно разглядывала прохожих.
«Интересно, когда он приехал?» — едва успел подумать Отар Кахишвили, как видение куда-то исчезло.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Рамаз Коринтели стремительно распахнул дверь кабинета. Секретарша вздрогнула и невольно поднялась.
Глаза молодого человека странно сверкали.
— Зайди в кабинет, ему дурно! — на ходу бросил он и быстро вышел из приемной.
Его «зайди» не понравилось Марине. Но заглянув в открытую дверь, она увидела, что сейчас не до препирательств, и кинулась в кабинет директора.
Завалившись набок и запрокинув голову, Отар Кахишвили застывшим взглядом уставился в потолок. Лицо его пошло пятнами. Он прерывисто дышал. Между вдохом и выдохом простиралась такая пауза, что Марину Двали охватил страх, как бы директор не отдал богу душу у нее на глазах.
— Что с вами? — В испуге и тревоге секретарша приложила ладонь ко лбу Кахишвили и вздрогнула — его лоб так пылал, что женщине показалось, будто она дотронулась до раскаленного утюга. — Чем вам помочь? — чуть не плача спросила она.
— Заприте кабинет, никого не впускайте! — через силу проговорил директор.
Марине, растерявшейся от беспомощности, просьба Кахишвили показалась истинным спасением. Она тут же подбежала к дверям, заперла их обе — ту, что выходила в приемную, и ту, что открывалась непосредственно в кабинет, и снова остановилась перед директором:
— Не вызвать ли врача?
Кахишвили отрицательно замотал головой.
Марина бессмысленно топталась на месте, не зная, что еще предпринять. В ожидании нового распоряжения она напряженно смотрела на директора.
— Может быть, кофе приготовить?
— Не надо! — Кахишвили уперся локтями в стол и уткнулся лицом в ладони.
«Сон это был или явь?
Все, разумеется, случилось наяву.
Кто такой Рамаз Коринтели? Человек? Сатана?»
В том, что Коринтели был ясновидцем, Кахишвили уже ни на йоту не сомневался. Но почему лучи, бьющие из пылающих глаз молодого человека, обжигали лицо?
Утром Кахишвили явился на службу в прескверном настроении, невыспавшийся, с тяжелой головой. Всю ночь его мучили сны. Вернее, один бесконечный, прерывистый сон. Откуда-то прилетал дятел, огромный черный дятел, долбил длинным клювом висок, а он, вскакивая от боли, пытался поймать его, но ничего не получалось — дятел улетал. Он запер все окна, но тщетно: едва начинал засыпать, как огромный черный дятел снова упорно старался продырявить ему висок.
И только в шесть часов утра Отар Кахишвили избавился от проклятого сна. Встал раздраженный, умылся, побрился и сел за работу. Голова была свинцовая, думалось вяло и тяжело.
— Отар! — заявила супруга за завтраком. — Я всерьез озабочена состоянием твоей психики. Видимо, руководство институтом не твое дело. Не лучше ли сейчас же написать заявление и вернуться на прежнюю должность?
— Хоть ты не трепи мне нервы! — заскрипел зубами Кахишвили и в сердцах хватил рукой по стакану. Стакан разбился, горячий чай полился со стола на пол.
Кахишвили вскочил, нашел портфель и — на работу. Лия сидела не шевелясь. Она не понимала, что происходит с мужем.
— Звонил кто-нибудь? — прямо с порога спросил Кахишвили секретаршу.
— Никто не звонил.
— Совсем никто?
— Совсем никто.
Кахишвили прошел в кабинет, портфель по привычке поставил на маленький столик сбоку и достал сигареты.
Шел шестой день — Рамаз Коринтели не появлялся. Четыре дня назад Кахишвили решил сам позвонить странному юноше, но ценой огромного волевого усилия сдержал себя. Он успокаивал себя тем, что тот непременно позвонит, но от Коринтели не было никаких вестей.
«Может быть, он маньяк или сумасшедший и думать обо мне забыл?» — родилось предположение.
«Нет, Рамаз Коринтели не похож ни на маньяка, ни на сумасшедшего», — возразил он сам себе, и перед глазами возникла высокая длинноногая блондинка, опершаяся о красные «Жигули».
В распухшей голове с трудом прорезалось элементарное решение — а не позвонить ли самому? Оно как будто принесло облегчение, Кахишвили переключил телефон на себя и стал набирать номер. Передумал. Решил, что за него это сделает секретарша, незачем равнять себя с каким-то молокососом, и нажал клавишу селектора.
— Слушаю!
— Соедините меня с Рамазом Коринтели.
— Я не знаю его номера.
— Сейчас скажу.
Директор института взглянул на визитную карточку и продиктовал Марине номер коринтелиевского телефона.
В кабинете воцарилась тишина.
В ожидании звонка нервы Кахишвили напряглись до предела.
Не прошло и минуты, как клавиша селектора засветилась.
Кахишвили нажал на нее:
— Слушаю!
— Рамаз Коринтели у телефона! — доложила секретарша.
Дрожащей рукой директор поднял трубку и снова переключил телефон на себя.
— Слушаю, батоно Отар. Если не ошибаюсь, это вы звоните, не так ли?
— Да, я велел вам позвонить, — смешался Кахишвили.
— Между прочим, я ждал вашего звонка несколько дней назад.
— Я вообще не собирался звонить вам, но секретарша сказала, что мне звонил какой-то молодой человек… Я подумал, уж не вы ли…
— Зря подумали! Я, кажется, ясно сказал — если мое предложение устраивает вас, позвоните. Вы не позвонили. Хотя на следующий же день провели заседание и решили пригласить из Москвы мастера по сейфам. Не воображайте, что я так же наивен, как ваши сослуживцы. Сначала вы договоритесь с мастером, чтобы он тайком открыл для вас сейф. И только прибрав к рукам труд академика и надежно его спрятав, вы позволите открыть сейф официально. Не удивляйтесь, досточтимый директор, — слово «досточтимый» Коринтели опять щедро и подчеркнуто сдобрил иронией, — удивляться нечему. К слову, хочу пояснить, что мне не понадобилось никакого ясновидения, чтобы раскусить вашу немудреную хитрость. Немного информации, немного анализа, и ваши не совсем достойные планы ясны для меня как день.
— Минуточку, выслушайте меня… — пытался перебить Кахишвили. Слова молодого человека так проняли его, что он барахтался в сети собственных нервов как рыба в неводе.
— Сначала вы выслушайте до конца, а потом говорите сколько вам заблагорассудится. Скажу откровенно, я считал вас умнее. Вы отвергли мое джентльменское предложение. Жаль, очень жаль! Снизойди вы до моего тысячекратно проанализированного предложения, все проблемы разрешились бы легко, мирно и не оставляя следов. К прискорбию, вы оказались натуральным крохобором, досточтимый директор, именно натуральным крохобором. Не обижайтесь, загляните в собственную душу и наглядно убедитесь, что я прав. За мою неоценимую услугу вы не захотели расщедриться даже на соавторство. И чьего труда? Был бы хоть ваш собственный! Ничего не поделаешь. С сегодняшнего дня я начинаю действовать самостоятельно. Признаю, что схватка со столь сложным делом в одиночку очень нелегка, но иного пути мне не остается, и я добьюсь своего — не мытьем, так катань