Официант сначала поменял всем тарелки, затем положил каждому по фирменному бифштексу.
— Принеси еще три бутылки вина, — Рамаз залез в карман, достал деньги и протянул официанту десятку. — Передай это оркестру, пусть сыграют что-нибудь французское.
Официант ушел.
— Слушаю вас! — берясь за нож и вилку, по-английски сказал Рамаз чуть в сторону.
— Я надеюсь, операция пройдет чисто?
— Разумеется!
— Существует пословица под стать вашей — доверяй, но проверяй.
— Если мы не придем, вам все станет ясно, но этого не случится. Даже если мы погорим, вы можете быть спокойны.
— Мы ценим слово джентльмена. Желаю вам успеха. До встречи в «Национале»! — Англичанин поднял бокал шампанского и выпил.
— За успех! — Рамаз чокнулся с сотрапезниками и осушил бокал до дна.
Оркестр заиграл какую-то французскую мелодию. На сцену вышла высокая певица в длинном платье.
Рамаз как будто заслушался. Он подпер голову рукой и, отдавшись мелодии, полуприкрыл глаза.
Оркестр взял последние аккорды. Саксофонист повернулся лицом к Коринтели и слегка поклонился ему.
Рамаз спокойно и бесшумно похлопал в ладоши. Затем взялся за свой бокал:
— Вы что, втихомолку пьете?
Покосился на соседний столик — англичан уже не было.
— Ого! — одобрительно сказал он. — Видели, когда они ушли?
— Я видел! — ответил Гугава.
— А теперь выпьем! Напиться охота!
— Выпьем! — Шадури наполнил бокалы.
— За успешное завершение нашей операции!
— За успешное! Роман, ты немного погодя выйдешь и купишь сумку, такую же, как у англичан.
Все трое чокнулись и осушили бокалы до дна.
Рамаз понял, что успех операции в его руках, и воспрянул духом.
— Мне почему-то захотелось водки.
— Пусть принесут! — Шадури повернулся, нашел глазами официанта и жестом поманил его: — Какая водка у вас есть?
— «Сибирская», «Столичная».
Шадури посмотрел на Коринтели, предлагая ему выбрать.
— «Сибирскую», — обратился Рамаз к официанту. — Только поживее.
Официант исчез.
— Не заказать ли оркестру что-нибудь грузинское? — сказал Роман Гугава и потянулся к карману.
— Уважаемый Роман, — насмешливо остановил его Рамаз, — не стоит лишний раз мозолить глаза обслуживающему персоналу. Никогда не забывай, что скромность украшает человека.
Роман Гугава был очарован Рамазом Коринтели. Он, не спуская с него восхищенных глаз, ловил каждое слово.
Рамаза же Гугава не интересовал. Ему хотелось сбить спесь с Сосо Шадури, поставить на место и раз и навсегда убедить этого молодца с бронированным лбом, что Рамаз Коринтели ему не по зубам.
— Что ты молчишь? — раздраженно спросил Шадури.
— Это я-то молчу? — рассмеялся Рамаз и выпустил дым ему в лицо.
— Я не о тостах. Что скажешь о деле?
— Пора, Сосо Владимирович, выучить английский. Вот Роман Гугава прекрасно понял, о чем мы говорили.
От злости у Шадури заиграли желваки на скулах.
— Уймись, все в порядке! — успокоил Рамаз взбешенного компаньона. — Сейчас давайте поговорим о деле. Англичанину что, мы меняемся с ним сумками, и делу конец! Чистый барыш у него — сто тысяч долларов, если не больше. А мы куда денем доллары? Никогда не имел дела с валютой.
— Я за десять дней превращу наши доллары в триста тысяч рублей.
— Маловато! — На этот раз Коринтели выпустил дым в лицо Роману.
— Можно в четыреста тысяч, только придется долго ждать. Вместе с временем растет и опасность. Избавиться от валюты надо побыстрее. У меня есть человек, который немедленно заберет ее у нас.
— Прекрасно! Я — за! Как делим деньги?
— Десять тысяч сверху берет Роман Гугава за наводку.
— Я, джентльмены, ни в какую не согласен.
— Почему? — удивился Гугава.
— Слово есть слово, я обещал Роману! — вызывающе бросил Сосо Шадури.
— А я? Разве я соглашался? Как я мог давать согласие до основательного знакомства с делом?!
— Сколько ты просишь?
Официант принес водку. За столиком воцарилось молчание.
— Сколько ты просишь? — повторил вопрос Шадури, когда официант ушел.
— Роман Гугава позвал нас потому, что ему одному эта операция была бы не по зубам, так ведь, батоно Роман?
— Так, — согласился тот. — Одному не провернуть такую сложную операцию.
— Дело не только в количестве. Людей и здесь можно набрать. А операцию не проведешь. Я не хвалюсь и не набиваюсь на благодарность. Но без меня у вас ничего бы не вышло. Я требую на десять тысяч больше. Остальное поделим на троих. Если Сосо Шадури мучает совесть за нарушение договора, он может уплатить мне разницу из своей доли. Я требую свое. Вы можете соглашаться, можете не соглашаться. В последнем случае я выхожу из игры. Буду довольствоваться тем, что Лия Рамишвили полюбила меня.
— Ты неправ! — Взбешенный Шадури чуть не разбил бокал об стол.
— Побереги нервы, юноша! — негромко, но свирепо отрубил Рамаз.
— Я согласен! — заявил вдруг Роман Гугава. Он явно боялся, как бы спор не перерос в стычку. — Предложение правильное. Если операция пройдет успешно — заслуга Рамаза. Я согласен. Десять тысяч — ваши, остальные делим на троих. Очень прошу вас, успокойтесь. А я пойду куплю сумку.
Рамаз взглянул на Шадури. Тот был мрачен. Его изводили не десять тысяч долларов — он бесповоротно убедился, что Коринтели претендент на первенство.
— Не кисни, Иосиф Владимирович, — понял его Рамаз. — Скоро ты снова будешь лидером. «Трафальгар» — моя последняя операция. Затем я навсегда покидаю вас. Мне хватит тяжб и интриг с учеными. И в том мире многое приходится брать с бою.
Сосо не понравилось, что Коринтели раскусил, какой червь гложет его душу. Он ничего не ответил, предпочитая промолчать. Тем временем вернулся Роман.
— Позвольте, джентльмены, считать ваше молчание знаком согласия. Выпьем, а то мы затянули с тостом. А ну, откупорьте водку, — сказал Рамаз, разглядывая сумку, висящую на спинке стула, где сидел Гугава.
Роман запил водку боржомом:
— Двадцать лет живу в Москве, а никак не могу привыкнуть к проклятой!
— Давайте доработаем сейчас некоторые детали операции. Кое-что изменилось. Я убедил Лию Рамишвили, что не стоит провожать ее до аэропорта. Не дай бог влюбленная женщина не выдержит и ударится в слезы. А во Внуково полно грузин — друзья, знакомые. Так что запомните: рано утром я должен навестить ее. В одиннадцать Роман заезжает за мной в «Будапешт». До половины двенадцатого мы будем у старого физика, а к двенадцати вернемся назад, в гостиницу. Лия встретит нас сидя на чемоданах. Несмотря на твое двадцатилетнее жительство в Москве и великолепное знание русского языка, ты, Роман, ни под каким видом не раскрывай рта. Одна фраза с грузинским акцентом может провалить нашу операцию. Ты с твоей «Волгой» прикреплен ко мне руководством Академии наук. Ты остаешься в машине, мы со стариком идем к Лии. Трогательная сцена прощания, и посадка Лии Рамишвили в такси займет час. Едва такси скрывается из глаз, мы с Варламом садимся в твою машину. Остальное пойдет как по нотам.
— Лучше бы обойтись без крови! — покачал головой Роман.
— Если бы можно было без крови, ты бы нас не позвал, — усмехнулся Рамаз. — Хотя можешь быть спокоен, крови не будет. Старика нужно душить так, чтобы не осталось следов насилия. Когда его найдут в реке, среди множества версий одна должна перевесить все остальные — одинокий и дряхлый пенсионер утопился. Поэтому, войдя в квартиру, ни к чему не прикасаемся, забираем только марку.
— Не лучше ли сначала привязать какой-нибудь груз, а потом бросить в реку? — осмелился вставить слово Роман Гугава.
— Мы уже договорились однажды и пришли к согласию. Теперь начнем сызнова? Если старик исчезнет, милиция станет копать глубже. Когда же найдут труп и не обнаружат на нем следов насилия, а в квартире все окажется на своих местах, предложенная нами версия превратится в официальный факт. Привязать к трупу железную болванку — пара пустяков. — Рамаз одним духом выпил свою водку. — Если тебе что-то не нравится в моем плане, обсудим его еще раз, только то, что решим, пусть будет законом.
— Может быть, лучше проводить домой и там повесить? В этом случае все подозрения отпадут, — предложил Шадури.
— Вот видите, чем больше слов, тем больше глупостей. Я, скажем, довожу его до дому и предлагаю проводить до квартиры. Он же наотрез откажется. И у нас уже не будет шансов еще раз заманить в машину осторожного и трусливого старика.
— Ты прав, извини! — признал сконфуженный Шадури. — Но один вопрос остается невыясненным, всего один. Его близкие знают о существовании «Трафальгара». Не найдя марку в секретере, они же поймут, что старика убили?
— Близкие знают, что у Варлама есть «Трафальгар», но понятия не имеют, что он сделал с этой дорогостоящей и редкостной маркой. Может быть, продал? Может быть, подарил кому-нибудь? В квартире все будет на своих местах, на месте и тысяча марок, собранная стариком за всю жизнь. Вариант похищения марки из дому отпадает. А теперь представьте себе — убийца задушил старика, завладел вожделенной маркой, затем стащил труп с четвертого этажа и бросил его в Москву-реку! Согласитесь со мной, такое невообразимо. Теперь следующий вариант. Старик по какой-то причине, скажем, чтобы продать, выносит из дому «Трафальгар». Кто-то его убивает, вытаскивает из кармана марку, а труп бросает в реку. Предполагаемый вариант для нас особенно хорош. И третий, самый лучший вариант. Кто из родственников одинокого пенсионера вспомнит о его «Трафальгаре», а вспомнят — подумают, что продал или обменял на несколько марок. Не все разбираются в филателии. Увидят, что на трупе нет следов насилия, квартира не тронута, девятьсот девяносто девять марок по-прежнему в витрине и в секретере…
— А Лия? Существует же Лия Рамишвили — она привела тебя в гости на квартиру старика и вместе с тобой видела «Трафальгар» в малахитовой коробочке? Что делать с Лией? — лихорадочно сыпал словами Шадури, в полной уверенности, что на сей раз нашел неотразимый аргумент и загнал Коринтели в угол.