Их повели к самому ближнему зданию. Мартен заметил, что это металлический каркас, сделанный из балок и стоек, воткнутых в бетонную основу, и что снаружи в пространство между стенами и крышей проникает яркий свет. Его ноздри, все еще наполненные запахом бензина, поразил сильный запах прелой мочи и сероводорода, идущий из здания, и он понял, что все намеки Валека на свиней вовсе не были пустой угрозой.
Потом, когда их завели внутрь, вокруг них зазвучала целая симфония разноголосого хрюканья, а запах тем временем стал более интенсивным, разливаясь между стен вонючей лужей. Разбуженное появлением людей беспокойное стадо свиней хрюкало и толкалось, и Пьерра смотрел на него каким-то странным, жутким взглядом, от которого у Мартена на голове шевелились волосы.
50
Воскресенье, 26 июня
Сервас наблюдал за свиньями. Вид у них был вовсе не агрессивный, но всякий раз, как какое-нибудь животное отделялось от стада и подходило ближе, обнюхивая их и обдавая горячим дыханием, Сервас и Пьерра отступали назад, насколько им позволяла решетка за спинами.
Сидя на жестком полу, покрытом грязной соломой, Мартен мучился от нарастающей боли в ребрах и коленях. Им снова связали щиколотки, на этот раз скотчем, зато вытащили кляпы; это говорило о том, что здание стоит на отшибе от всех дорог. Вот уже больше часа, как Валек и его люди не появлялись. Мартен поднял взгляд вверх, чтобы сосредоточиться и поискать выход, но никакой идеи ему в голову не приходило. Зазоры между стенами и крышей были недосягаемы снизу, и помещение освещали лампы, подвешенные под металлическими балками несущей конструкции.
Чуть дальше справа располагалась кормушка со сточным желобом, а еще дальше, за свиньями, виднелась большая металлическая дверь на подвижной, ходящей на рельсе кулисе.
– Должен тебе сознаться, что я сейчас навалю в штаны, – сказал рядом с ним Пьерра.
По лбу парижского сыщика катились крупные капли пота, подмышки и шея совсем промокли. Оба полицейских тяжело дышали не только от сильного стресса, но и от удушающего жара, исходящего от животных.
– Мне очень страшно, – продолжал Пьерра, который уже просто задыхался. – Мы крепко влипли, а теперь и вообще находимся внутри фильма ужасов.
Он был бледен до синевы. Кровь, стекавшая со лба, запеклась, и на крыльях носа обозначились две черные полосы. Скосив глаза, парижанин не отрывал взгляда от свиней.
– Ты что, действительно веришь, что они могут напасть на нас и сожрать? У них совсем не агрессивный вид… Впрочем, я что-то читал об одном фермере из Орегона, который пошел покормить своих свиней и не вернулся. Потом нашли только его вставную челюсть. Все остальное слопали эти грязные животные…
– Велика вероятность, что Валек и его люди явятся сюда, чтобы сначала убить нас, а потом скормить по кусочкам своим очаровательным малюткам, – отозвался Сервас. – Хитроумный расчет, чтобы не оставить за собой трупы.
Пьерра сглотнул, и глаза его вылезли из орбит от ужаса. Бедняга совсем утратил чувство юмора.
– Спасибо за информацию, приятель, – пробормотал он.
Здоровенный свин, переваливаясь на коротких ногах, подошел к ним и потянулся своим огромным влажным пятаком, чтобы обнюхать. Пьерра в истерике заорал:
– Пошел вон! Брысь! Мерзкий кусок дрянного мяса! Паршивец, добыча колбасника! Иди отсюда!
– Я не уверен, что вести себя с ними агрессивно – хорошая идея, – с беспокойством сказал Сервас.
Не обращая внимания на вопли Пьерра, свин спокойно развернулся и направился к своим соплеменникам. Мартен задумался. Если они сейчас ничего не предпримут, то стопроцентно будут иметь шанс кончить свои жизни в качестве корма для свиней, а он вовсе не был уверен, что желает себе такой смерти. Гринписовцем майор не был. Даже если защитники животных скажут, что это кара за многовековое жестокое обращение со свиньями, такая смерть его не прельщала. Тем более что Валек и его подручные убьют их не сразу, а будут жестоко пытать, как пытали Эсперандье… При мысли о Венсане сердце его разрывалось.
Где же его заместитель и верный друг? Что они с ним сделали? Где его похоронили, если вообще похоронили?
Мартен почувствовал, что выдержка вот-вот изменит ему, и исчезнет всякая ясность мысли. Особенно вблизи Пьерра, в глазах которого Сервас замечал вспышки панического ужаса и безумия.
Они должны сохранять ясность мысли, это их единственный шанс. Им надо переломить ход событий, сделать что-то этакое… Неважно что. Надо воспользоваться самой ничтожной надеждой. Искать решение. Даже абсурдное. Даже невозможное.
Что угодно, только не сдаваться.
И вдруг ему пришла одна идея. Он встал на четвереньки и повернулся к свиньям спиной. Потом с трудом поднялся на ноги, как был, со связанными за спиной руками и стянутыми щиколотками.
– Эй, ты что делаешь? – спросил Пьера, и в голосе у него звучало непонимание.
Он увидел, как Сервас задом наперед запрыгал со связанными ногами в сторону свиней, потом стукнул одно животное связанными кулаками.
– Что ты делаешь? – уже громче спросил Пьерра.
Не отвечая, Сервас повторил удар. Ему удалось достать до пятака, и свинья, встряхнув головой, протестующе захрюкала.
– Мартен, черт тебя дери, ты что творишь? Ты спятил, или как? Они же тебе руки откусят!
Последовал еще один удар, прямо в пятак.
– Ну, валяй, кусай! Куси меня, куси! – кричал тулузский сыщик, нанося третий удар, потом четвертый…
На пятой попытке животное оскалилось и вцепилось Сервасу прямо в большой палец. Тот взревел от боли. Пьерра увидел, как палец, не то вывернутый, не то откушенный, жалобно свешивался с руки, заливая ее кровью. Сервас зарычал в последний раз – от ярости, от боли, а может, от страха, – потом запрыгал к нему и сел на землю.
Пьерра взглянул на него: бледное восковое лицо залито потом, зубы плотно сжаты. Руки между тем шевелились за спиной, а из наполовину откушенного пальца, как из крана, текла кровь, заливая разбросанную по земле солому. Пьерра понял: тулузцу удалось, морщась от боли, вытащить из пластиковой петли руку с оторванным пальцем. Наконец обе руки оказались свободны; Сервас наклонился и начал срывать здоровой рукой скотч, стягивающий ноги. Закончив, он сделал то же самое с Пьерра.
– Вот это да… Уж теперь и не знаю, сумасшедший ты или гений, друг мой, но это было великолепно! – воскликнул тот, вскакивая на ноги. Руки его по-прежнему были стянуты за спиной.
– Подожди, вот выберемся отсюда, тогда и будешь кричать о победе, – умерил его пыл майор, внимательно оглядываясь.
Затем он пробрался между животными к большой металлической двери в глубине помещения и потянул за ручку. Дверь почти не сдвинулась. Сервас тихо выругался.
– Заперта снаружи…
Он двинулся обратно, расталкивая свиней, которые не обращали на него ни малейшего внимания. Потом обогнул невысокую решетку, отделявшую часть небольшого ангара, за которым простиралась широкая бетонная площадка, полная трещин, откуда поднималась отвратительная вонь. Слева заметил еще одну решетку, преграждавшую путь.
Мартен ступил на вонючую площадку, загаженную экскрементами и залитую свиной мочой, никак не реагируя на запах: главным сейчас было освободиться и выжить. Он дошел до решетки. Задвижка. Сервас дернул задвижку, толкнул решетку и зашел с другой стороны. Пьерра шел за ним. Они оказались в маленькой комнате, где лежало сено и штабеля мешков, вероятно, с кормом для свиней. Прямо перед ними была еще одна дверь – простая, одностворчатая, деревянная, с плохо соединенными досками. Сервас подошел и повернул ручку. Дверь была заперта.
– Вот дьявол…
– Отойди, – сказал Пьерра, становясь прямо перед створкой.
С руками, по-прежнему связанными за спиной, он поднял ногу и сильно ударил по замку. Замок задребезжал, но выдержал. Парижанин ударил еще раз.
– Да не может такого быть! – в ярости крикнул он.
– Может, вдвоем осилим, – сказал Сервас.
Ударил по двери – и тут же сморщился от боли: отозвались жгучей болью сломанные ребра. Однако вдвоем, нанося по двери целый шквал ударов, они все-таки одолели замок. Тот со звоном упал на бетонный пол, и дверь открылась прямо в деревенскую ночь.
– Черт возьми, просто не верится, но мы вышли! – крикнул Пьерра дрожащим от волнения и надежды голосом.
Сервас огляделся. По счастью, дверь выходила на противоположную сторону дома, иными словами, на лес и поля, где после дождя плыли полосы тумана, похожие на дымок от тлеющего торфяника на болотах.
В свете луны стоящие на поле сельскохозяйственные машины смотрелись как спящие животные. Из кустов ежевики и высокой травы выглядывали кучи облицовочного камня, доски, заржавевшие листы железа. Сервас подошел к одному из таких листов, поставил его вертикально, проверил пальцем, острый ли он, и жестом позвал Пьерра. Тот понял, о чем речь, и начал быстро водить туда-сюда по острому краю листа стяжкой на своих запястьях. Прошло минут пять – и пластик поддался.
– Не будем здесь задерживаться, – сказал Сервас, показывая на лес.
– Мне кажется, я больше ни за что не стану есть свинину, – заявил Пьерра, идя за ним следом.
– А ты знаешь, что у вас с Валеком одинаковые голоса? Я был потрясен, впервые услышав его.
– Да ну? – произнес парижский сыщик, пустившись бегом к лесу. – Дай мне всего пять минут побыть наедине с этим гадом, и он побьет все рекорды по визгу.
51
Они пережили еще один момент паники, когда на лесной дороге блеснули автомобильные фары и прямо напротив них остановилась машина. Оба успели отпрыгнуть в придорожные кусты, окаймлявшие шоссе, которое они только что перебежали, стремясь как можно быстрее отойти подальше от фермы. Сервас попытался разглядеть хоть что-то внутри машины, но было темно. Сколько людей там сидели? Кто они? Валек и его бандиты? Однако это не был ни «Мерседес», ни «Рено», а видавший виды «Фольксваген». И его обитатели не стали даже глушить мотор. Кого они дожидались? Автомобильные фары освещали высокий туннель из зелени, напоминавший собой неф в кафедральном соборе. В полумраке густых кустов Сервас обменялся вопросительным взглядом с Пьерра.