эйдолон, то есть фантастическая зрительная иллюзия, видение. Ну, знаете, когда мы ассоциируем возбуждающий сигнал – например, пятно на стене или облако – с головой животного или с человеческим лицом… Это случается со всеми. Отличие таких людей, как Жюдит, от нас с вами состоит в том, что мы знаем: это иллюзия и наш мозг ошибается, и это просто совпадение, сходство, а вовсе не знак, посланный нам Богом или еще кем-нибудь.
Он говорил медленным и спокойным голосом, настолько низким и торжественным, что у Серваса возникло ощущение, будто этот голос вибрирует у него где-то в солнечном сплетении.
– Патологическая апофения упоминается в DSM-5, учебном пособии по статистике и диагностике ментальных нарушений, как нарушение, принадлежащее к спектру шизофренических. Та форма, которой страдает Жюдит, встречается часто, и многое может поведать о том, почему столько людей в начале двадцать первого века теряются в лабиринте символов и знаков, которые им повсюду подсовывает контркультура. На мой взгляд, это есть следствие того повышенного интереса, который изрядная часть публики питает к тайным чувствам, эзотерическим значениям и масштабным галлюцинациям, инспирированным сильными мира сего. И не подать виду и не выдать себя можно только умело управляя мотором поиска и дискутируя на эту тему на форумах. Мы страстно хотим найти порядок в хаосе, найти объяснение, иметь хотя бы видимость контроля над хаосом, что царит в наших жизнях. По сути дела, все заговорщики – легковерные люди, которые принимают себя за недоверчивых и верят другим легковерным. Но я повторяю: это не значит, что заговоров не существует. Получается как в той детской притче, когда мальчик кричал: «Волки, волки!», чтобы просто напугать односельчан, и ему перестали верить, а когда и в самом деле появились волки, ему никто не пришел на помощь…
Ручка психиатра, зажатая в пальцах с ухоженными ногтями, отбивала такт его рассуждений, как дирижерская палочка.
– В случае Жюдит, эта мания все истолковывать по-своему появилась в результате истории гибели ее матери. Девушка искала и отчаянно стремилась найти этому другое объяснение: что-то, пусть более темное и мрачное, но в то же время более логичное, чем банальная уличная авария. Она сама по кусочкам собрала пазл этой истории. Надо сказать, что и поныне в интернете циркулируют сплетни вокруг «про́клятого» фильма, вокруг пресловутого «Орфея». Этот фильм, «Орфей, или Спираль Зла», отлично посодействовал развитию паранойи; мало того, он облек эту паранойю в плоть и кровь.
Психиатр взглянул на них из-под длинных светлых ресниц.
– А дальше апофения Жюдит сделала свое дело: девушка начала повсюду видеть какие-то знаки. И все они были адресованы исключительно ей: и граффити, о которых вы говорили, и надписи на дереве. Призываю вас стать на ее место, чтобы самим все это понять. Вполне вероятно, что в случае с пятном на стене или с облаком возникшие образы имеют относительно слабую связь с тем, что, как ей показалось, она увидела. Когда Жюдит подала жалобу на того несчастного студента, она уже была у меня под наблюдением… А со временем темы Морбюса Делакруа, съемок «проклятого» фильма и гибели матери обрели в ее рассуждениях черты одержимости.
Психиатр встал, подошел к окну и сквозь шторы посмотрел, что происходит снаружи. Кабинет находился на первом этаже, и вдоль тротуара стоял грузовой фургон, которым обычно пользовались для перевозки вещей при переезде. Врач вернулся на свое место и снова заговорил:
– Насколько я понял, этот студент, который учился с ней на одном факультете и с которым они сблизились на вечеринке, был страстным фанатом Делакруа. В полиции я выразил свое осторожное мнение о том, что обвинения в его адрес со стороны Жюдит кажутся мне подозрительными и что судебному медику не мешало бы сначала осмотреть ее еще до того, как синяки исчезнут, чтобы проверить, могла ли она сама нанести себе несколько ударов. Когда студента отпустили, Жюдит обвинила меня в преступном сговоре с ним, с Морбюсом Делакруа и со всеми остальными – какой бы смысл она ни придавала этому слову. Она до сих пор на меня обижается.
Он медленно подошел к письменному столу, уселся за него и пристально посмотрел на них своим нейтральным, но проницательным взглядом.
– Должен вам признаться, что случай Жюдит Янсен – один из самых странных за всю мою практику. Мне встречались пациенты, жившие в параллельной реальности, в мире, который их устраивал. Но апофения Жюдит – одна из самых сложных и редких, что мне попадались. Несомненно, огромную роль сыграла гибель обожаемой матери в самый сложный период ранней юности, когда подростки очень тяжело переносят утраты. А в остальном… Я не знаю, что привело Жюдит к такому искаженному представлению о мире. В конце концов, она не единственная… Наверное, действительно, это вопрос степени поражения.
– То есть вы думаете, – резюмировал Сервас, – что все обвинения в адрес Морбюса Делакруа ложны и режиссер не бил Жюдит и не убивал ее мать?
– Что касается смерти ее матери – это не моя компетенция. А вот насчет первого я убежден. Хотя… Что Делакруа тиран на съемочной площадке, это не легенда, это всем известно. И вполне возможно, что он применял такие «запрещенные» приемы, как грубость, психологическое давление, всяческие унижения актеров. Но это тоже не моя компетенция.
Все поднялись с мест.
– И последний вопрос, доктор: вы сами видели фильмы Морбюса Делакруа? – спросила Самира.
– Да, – ответил психиатр. – Когда Жюдит о нем заговорила, я счел своим долгом кое-что посмотреть. Мне удалось найти фильмы на видеоплатформах, и я приобрел несколько дисков.
– И каково ваше мнение?
Психиатр еле заметно улыбнулся.
– Вы хотите знать, не страдает ли Морбюс Делакруа каким-нибудь психическим расстройством? Чтобы ответить на этот вопрос, мне надо хотя бы осмотреть его. Даже если я считаю какой-то фильм нездоровым и внушающим серьезную тревогу, то, что увидит в нем художник, представитель творческой профессии, и то, что увидит в нем психиатр, – совершенно разные вещи. Без этого мы должны будем почтительно склониться перед актерами, которые околдовывают нас в течение многих веков, и поставить под сомнение вопросы религии и ее приверженцев…
– Благодарю вас, доктор.
Автомобиль был припаркован на улице в запрещенном месте. Сервас на секунду задержал взгляд на грузчиках, сновавших взад и вперед по тротуару и то выносивших, то заносивших какие-то вещи, на взгляд довольно тяжелые. Затем щелчком убрал бабочку, застрявшую под стеклоочистителем.
– Если Жюдит все выдумала и Делакруа невиновен, тогда за что Валек убил Венсана? – спросил он.
В его голосе появились какие-то новые нотки, словно он уже частично знал ответ.
– И кто убил троих остальных? – добавила Самира. – Стана дю Вельца, специалиста по спецэффектам, звукооператора Флорана Кювелье и художника-декоратора Маттиаса Ложье, страдавшего раком?
66
– Вы хотите сказать, что Жюдит Талландье смогла проделать все это одна? – спросила два часа спустя женщина-жандарм из следственной группы Сен-Годана.
– Вполне возможно, – ответила Самира.
Жандарм скептически хмыкнула.
– Судмедэксперт, правда, полагает, что многократным ударам, нанесенным Жюдит, недостает силы, а следы от этих ударов говорят скорее о том, что их нанесли в запальчивости, а не с намерением ранить или убить… Таково его заключение.
– Когда наносят удары самим себе, то замах совсем другой, а значит, и удар совсем другой, – заметила Самира, которая в свободное время занималась боксом.
Женщина-жандарм нерешительно кивнула и оглядела всех по очереди.
– Ну, предположим, что Жюдит Талландье сама наносила себе удары… Но они должны быть очень болезненны… – Она выдержала паузу, подумала. – Анализы выявили у нее в крови следы обезболивающего. А токсикологическая проба показала, что незадолго до этого она употребляла гашиш.
– А машину хорошо осмотрели? – спросил Сервас.
– Да. Никаких следов крови или борьбы. Если все так и было, то она должна была избить себя вне автомобиля. Как же надо было на себя разозлиться, чтобы таким образом изуродоваться…
– Или разозлиться на кого-то другого, – предположила Самира.
Жандарм из Сен-Годана быстро крутнулась на стуле, сняла с соседнего стола несколько сколотых вместе листков и протянула им. Сервас прочел:
Среднее время вывода токсических веществ из волосяных фолликул:
Алкоголь: от 2 до 10 часов
Амфетамины: от 24 до 48 часов
Барбитураты; около 6 недель
Бензодиазепины: около 6 недель, в зависимости от дозы потребления
Кокаин: от 2 до 4 дней, в случае увеличения дозы – от 10 до 22 дней
Кодеин: от 1 до 2 дней
Героин: от 1 до 2 дней
Гидроморфон: от 1 до 2 дней
Метадон: от 2 до 3 дней
Морфин: от 1 до 2 дней
Фенциклидин (PCP): от 1 до 8 дней
Пропоксифен: от 6 до 48 часов
Тетрагидроканнабинол (TNC): от 6 до 11 недель, в зависимости от дозы
– Эта девушка уже была под наркотиком, – отметила женщина-жандарм, указав на следующую линию.
– Но тогда она сама ввела себе наркотик, чтобы создать впечатление, что кто-то ее накачал, – предположила Самира. – Точно так же, как написала тот дневник. Она знала, что рано или поздно его кто-нибудь прочтет.
Жандарм покосилась на нее с осторожностью, которая явно была вызвана экстравагантным видом Самиры. В этот день на ней, под ее обычной кожаной курткой, была черная футболка с кроваво-красной надписью, которая гласила: «НЕ ЧИТАЙ ЭТО ИЗРЕЧЕНИЕ… Ты мне нравишься, маленький мятежник».
– Боже милостивый, если все действительно так, то я в жизни не встречала ничего подобного, – заключила женщина-жандарм.
Сервас разглядывал слабо освещенный неф. Высокие каменные колонны уходили куда-то далеко наверх, в пустоту. А серый полумрак едва освещали слабые, но утешающие огоньки свечей. И полумрак, и зажженные свечи вызвали у Мартена детские воспоминания. Мать тогда против воли отца записала его изучать Закон Божий, и на уроках катехизиса он пел в хоре вместе с другими мальчишками, а потом они потихоньку подшучивали над кюре… Майор поднял глаза на статую святого, закрепленную на стене, вгляделся в бесконечно грустное лицо, обращенное к нему, и спросил себя, откуда же взялась эта печаль. Может, скульптору, который ваял статую, было грустно в момент работы, да и поводов для печали тогда было хоть отбавляй: войны, голод, нищета, эпидемии… А сегодня? Что могло бы опечалить святого, живущего в нашем веке? Народ, который отворачивается от религии? Неизменная природная склонность рода человеческого к жестокости и насилию? Тот факт, что милосердие и кротость теперь встречаются гораздо реже, чем ненависть, угрозы, оскорбления, невежество и самомнение? Что подумал бы этот святой, родись он в другом веке, в наше время? Завел бы блог под названием «Путь мудрости и веры»? Сервас подумал, что и вера, и мудрость ему сейчас очень не помешали бы, и вышел на паперть. Самира от него не отставала.