Может, это он стоял за дверью в мою комнату, проверял, сплю я или нет? Уже, наверное, почти полночь, и очень холодно. Куда он собрался? Я должна отправиться за ним — это я понимаю сразу. И неважно, что мне страшно. Чтобы мама поверила, что нам грозит опасность, я должна узнать, что замышляет отчим, а разве можно замышлять что-то доброе посреди ночи, когда кругом такая темень?
Теплое пальто и ботинки, которые я надевала днем, остались у входа, поэтому я одеваюсь, обуваюсь и выхожу на улицу, под порывы ледяного ветра. Луна скрылась за облаками, и пока луч маяка отвернут в другую сторону, во дворе ничего не видать. Мне нужно подождать, когда все вокруг зальет свет, и только потом двинуться по тропинке к реке. Идти получается медленно — я останавливаюсь всякий раз, как становится темно, но лучше уж так, чем поскользнуться и сломать ногу. Наконец я слышу плеск волн и, обхватив себя руками за плечи, застываю на месте. Когда свет возвращается, я спускаюсь к пляжу. Передо мной в обе стороны простирается пустынный берег, и понять, куда направился мой отчим, невозможно, так что я решаю выбрать направление наугад и поворачиваю влево.
Здесь можно запросто споткнуться о камни и упасть — земля неровная, повсюду лед. Поэтому я не отрываю взгляда от земли, медленно пробираясь вперед. И когда луч маяка вновь поворачивается, у меня на глазах берег начинает мерцать.
Красный. Желтый. Зеленый. Голубой.
Я хлопаю глазами: разноцветные искорки вспыхивают и сияют в темноте, словно здесь устроили танцы маленькие пикси, засеяв песок звездным светом. Наконец я понимаю, в чем дело. Выброшенные на берег стеклышки. Сейчас отлив.
Воздух меняется, становится холоднее. Ветер задувает с Ист-Ривер. И когда луч маяка поворачивается в мою сторону, когда я снова опускаю взгляд — вот тогда я вижу то, чего лучше мне было не видеть. У меня от страха цепенеет всё тело.
Следы.
Следы, идущие из реки.
На мгновение песчаная полоса передо мной озаряется светом. Отпечатки ног отчетливые, глубокие — такое чувство, будто они появились несколько секунд назад.
Босые ноги. Маленькие ступни. Похожи на детские.
Прежде чем свет угаснет, я пробегаю взглядом по цепочке следов, которые теряются под накатывающими волнами. Отпечатки пересекают берег до места, где начинаются камни, и исчезают.
Они ведут к темному силуэту здания больничного корпуса.
Затем свет вновь пропадает. И в накрывшей меня темноте время останавливается. Я не слышу шума волн. Не чувствую холодного ветра. Я могу лишь мысленно представлять те следы на песке — представлять, как человек, оставивший их, прямо в эту минуту следит за мной. Неожиданно я вспоминаю девочку, которую утром видела в больничной палате. Что-то с ней было не так — совершенно точно не так. Всё дело в ее платье — оно обвисло на ней, словно под тяжестью.
Под тяжестью воды.
Сердце будто подступает к горлу, и когда луч маяка поворачивается, я замечаю на берегу темный силуэт бегущего ко мне человека. Я кричу и, спотыкаясь, отступаю назад. И падаю в наскакивающие на берег волны. Длинное пальто мигом тяжелеет от ледяной воды. Мне удается встать, но ботинки будто превратились в привязанные к ступням кирпичи, и я запинаюсь едва ли не на каждом шагу, пока мчусь по каменистому берегу. В нескольких футах от дома я падаю на колени, затем опускаюсь на четвереньки и криком зову на помощь. В окнах загорается свет, и в тот же миг меня хватают чьи-то руки.
Сильные руки. Большие руки.
Я бешено извиваюсь, но они поднимают меня с земли. Не сразу я понимаю, что меня поставили на ноги. И только после этого слышу, как кто-то снова и снова зовет меня по имени.
— Эсси! Эсси! Успокойся!
Лицо у доктора Блэкрика потрясенное, если не сказать испуганное. Я съеживаюсь при виде него и пытаюсь отодвинуться. Оглянувшись на дом, я вижу маму и фрейлейн Гретхен, которые выбегают из дверей. Щеки у меня мокрые от слез. Я прерывисто дышу. Когда отчим снова подхватывает меня на руки, мое тело неожиданно обмякает, и он несет меня к дому.
Маяк обращает свой горящий глаз в нашу сторону. Даже после случившегося переполоха я вижу место на берегу, где упала. Я не сплю. Не застряла во сне. Всё взаправду. Но на песке лишь две пары отпечатков — мои и отчима.
Глава 12
Мама огорчена. Она уже в который раз подтыкает мне одеяло и причитает над ссадиной на моем колене. Она даже не слушает, когда я пытаюсь сказать, что это след от столкновения с собакой Мэри.
— Я думала, это осталось позади! — восклицает мама.
— Я не застряла, — в миллионный раз повторяю я. — Всё было наяву.
— Застряла? — спрашивает доктор Блэкрик, вскидывая брови.
Мама поворачивается к нему.
— Эсси ходит во сне.
До сих пор отчим выглядел сильно потрясенным всей этой суматохой. Он едва обронил пару слов, глаза у него широко раскрыты, а лицо бледное. Но, услышав мамин ответ, он мгновенно возвращается к роли доктора.
— Сколько это продолжается? — спрашивает он.
— С тех пор, как умер ее папа, — говорит мама, и я морщусь.
Когда доктор Блэкрик занес меня в дом, он уложил меня на желтый диванчик в гостиной. Фрейлейн Гретхен прибежала разжечь камин, а потом вернулась в кухню. Теперь здесь потрескивают дрова, холод отступил. Гретхен возвращается с горячим питьем на подносе. Но лучше мне не становится. Меня одолевает сильное беспокойство. Я не могу отвести взгляда от отчима.
— Ей снятся кошмары, — объясняет мама, принимая из рук Гретхен чашку с чаем, от которой идет пар.
— О чем конкретно? — спрашивает доктор Блэкрик. Горничная предлагает чай и ему, но он отмахивается.
— О двери, — говорит мама. И смотрит на меня. — Верно же? Обычно тебе снится дверь?
Я не отвечаю и плотнее укутываюсь в одеяло.
— Ей не нравится об этом говорить. Но иногда по ночам она начинает метаться как в бреду и не может проснуться. Я часами сидела с ней рядом и звала. Она всегда не в себе после пробуждения. Иногда даже ведет себя агрессивно.
Мама выглядит смущенной, и я понимаю: она извиняется за мое поведение — за то, что я пиналась, молотила кулаками и кричала на берегу. Доктор Блэкрик поворачивается ко мне, и я отвожу взгляд и смотрю себе на колени. Слава богу, в этот момент фрейлейн Гретхен как раз протягивает мне кружку теплого подслащенного молока.
— На самом деле лунатизм, или хождение во сне, — частое явление, — говорит отчим. — Она наблюдалась у специалиста по этой части?
— Да, но толку от этого было мало, — отвечает мама, потирая переносицу. — Мне так жаль, правда. За то, что разбудила вас посреди ночи и расстроила.
— Ничего страшного, не волнуйтесь, — заверяет ее фрейлейн Гретхен.
Одновременно с ней я тихо бормочу:
— Его ты не будила.
Мама поворачивается ко мне.
— Что?
Я показываю на отчима.
— Он и так не спал… — Поймав его пристальный взгляд, я замолкаю. По спине у меня пробегает дрожь.
Мама не знала о его ночной прогулке. Он хотел оставить это в тайне.
— Тебе приснилось, Эсси, — усталым голосом говорит мама, но отчим откашливается.
— Пожалуй, не совсем. Я и правда выходил на улицу.
Мама опускает чашку на колени.
— Выходил? Посреди ночи?
— У меня тоже есть трудности со сном, — отвечает доктор Блэкрик с кривой усмешкой. — Надо было раньше тебе сказать. Иногда прогулка помогает: от нее проясняется в голове.
— Понятно, — говорит мама, вид у нее неуверенный. Она плотнее кутается в наброшенное на плечи одеяло.
Доктор Блэкрик резко меняет тему разговора и разглядывает меня сквозь стекла очков, сощурив глаза, будто я какая-то таблица с перечнем симптомов в медицинском пособии.
— Будет хорошо, если ты расскажешь мне подробнее о своих снах, Эсси. Сейчас есть много исследований, в которых предполагается, что сны — это окно в человеческую психику. Если мы узнаем, чего ты боишься — что вызывает у тебя кошмары, — быть может, я сумею тебе помочь, — говорит отчим.
Его желание узнать, чего я боюсь, выглядит крайне подозрительно. Беатрис наверняка сказала бы, что он ищет мои слабости. Я продолжаю молчать.
Доктор Блэкрик снова поворачивается к маме, поглаживая ладонью длинную бороду.
— Нужно внести некоторые изменения. Возможно, попробовать новую диету, а еще строго следить за тем, чтобы соблюдались условия для полноценного сна. Нехватка сна может по-разному отразиться на здоровье — как психическом, так и телесном.
Я хмурюсь и хочу возразить, но тут фрейлейн Гретхен ставит поднос на столик и берет мою руку в свои ладони.
— Давай-ка переоденем тебя в сухое и уложим спать. Пойдемте, фрейлейн О’Нил.
Я хлопаю глазами, глядя на нее, и киваю. Гретхен помогает мне встать с дивана и выйти из гостиной. Поднимаясь по лестнице, мы слышим голоса мамы и доктора Блэкрика, которые продолжают меня обсуждать.
— Мне не нужна никакая новая диета. Я не спала, — повторяю я, по большей части, чтобы убедить в этом себя.
Фрейлейн Гретхен смотрит на меня обеспокоенно.
— Ты очень громко кричала. Была сама не своя от страха.
— Но не потому, что я спала.
Мы доходим до второго этажа, и я съеживаюсь, когда Гретхен щелкает выключателем, зажигая свет. Я стараюсь идти ровно посередине коридора, обхватив себя руками за плечи и держась подальше от гудящих ярких светильников.
— Что же тебя так напугало? — спрашивает фрейлейн Гретхен.
Пару мгновений я думаю, что не стану отвечать. Я не уверена, что ей можно доверять. Но Гретхен не наседает на меня, поэтому я решаюсь.
— Когда я лежала в постели, — тихо начинаю рассказывать я, — я услышала, что за дверью кто-то стоит. А когда он ушел, переговорная трубка снова стала свистеть.
— Ох, как неприятно, — говорит фрейлейн Гретхен. — Знаешь, Angsthäschen, старые дома постоянно издают всякие звуки. — Тон у нее сочувствующий, хотя она и называет меня этим чудны́м прозвищем.
— Но это не всё, — продолжаю я и передергиваюсь, когда мы заходим в мою комнату. — Меня еще кое-что напугало.