Список немыслимых страхов — страница 6 из 40

— Прошу прощения, я… — Она запинается. — Я что-то не то сделала?

Я все еще в оцепенении и зажимаю уши ладонями. Мама, разом побелевшая, принужденно улыбается, пытаясь разрядить обстановку.

— Нет-нет-нет, — быстро говорит она. — Ничего подобного. Не оставите нас наедине? Мне нужно поговорить с дочкой.

Голос ее звучит спокойно, но глаза мечут молнии, когда она смотрит на меня, — за несколько лет она отточила этот свой особый навык до совершенства. Я опускаю голову и вижу: мама так стиснула колокольчик в кулаке, что у нее аж костяшки побелели.

Фрейлен Гретхен снова кидает на нас взгляд и поднимается с пола.

— Конечно, миссис Блэкрик. Я сообщу вам, когда ужин будет готов?

Мама кивает, не сводя с меня глаз. Мне это ее выражение хорошо знакомо, поэтому сердце начинает неистово колотиться.

— Да, будьте так добры. Спасибо. Мы ненадолго.

Когда дверь закрывается и мы остаемся одни, мама тут же набрасывается на меня с обвинениями.

— Как ты могла, Эсси? Как ты могла!

— Клянусь, я не клала его в чемодан! — Я встаю, качая головой. Эти обвинения просто нелепы. Она знает, что я ненавижу этот колокольчик. Знает, что боюсь даже прикоснуться к нему. Зачем мне тащить его сюда?

— Несколько месяцев я тебя спрашивала, куда он подевался! Несколько месяцев! — У мамы дрожит голос. Она еще сильнее сжимает в ладони колокольчик, а по лицу видно, что она вот-вот заплачет. — Всё это время ты говорила, что не знаешь. Лгала мне прямо в лицо! Как ты могла?

— Ничего я не лгала! Я не знала, где он!

— Как же он тогда оказался среди твоих вещей?

Подняв с пола мой раскрытый чемодан, мама швыряет его на кровать. Затем идет к двери, по-прежнему стискивая в кулаке колокольчик. На пороге она оборачивается и, сверкая глазами, грозит мне пальцем.

— Надеюсь, твой отчим не поймет, какая ты эгоистка. На его месте я бы сразу выгнала такую нахалку!

Я вижу, как ей хочется грохнуть дверью, но мы не у себя дома. Так что мама набирает в грудь побольше воздуху и закрывает дверь тихо.

Но я, в отличие от нее, не обладаю такой выдержкой и учтивостью, поэтому ору ей вслед:

— Ну и пусть выгоняет! Хоть домой вернусь!

Сняв туфлю, я швыряю ее через всю комнату. Только с меткостью у меня не очень, и туфля шлепается на маленький столик рядом с дверью и задевает незажженную лампу. Вскрикнув, я бросаюсь вперед и успеваю подхватить стеклянный колпак-конус, чтобы он не упал, не разбился вдребезги об пол и из горелки не вылилось масло, которое может вспыхнуть от малейшей искорки.

Прислонившись к стене, я выдыхаю от облегчения.

Я совершенно уверена, что на острове Норт-Бразер меня ждет верная гибель, но хотелось бы, чтобы это случилось не по моей вине. И уж точно я не хочу погибнуть в пожаре. После того как на моих глазах сгорел пароход «Генерал Слокам», огонь навсегда закрепился в моем Списке немыслимых страхов.

Вспомнив о списке, я вдруг понимаю, как колокольчик очутился в моем чемодане. Я отхожу от стены, чтобы пройти по комнате, но замираю как вкопанная: откуда-то слышится тонкий свист. Я медленно поворачиваюсь вокруг своей оси, осматривая комнату, и взгляд снова падает на лампу. Мне кажется странным, что в комнате так светло, хотя лампа не зажжена. Я перевожу взгляд на стену и… обмираю от ужаса.

Из стены рядом с дверью, примерно на фут выше меня, торчит маленькая металлическая конусообразная трубка с крохотным рычажком. Свист, который резко прекратился, доносился из самого ее нутра.

Я пячусь, сердце у меня заходится, затем поднимаю голову и, щурясь от яркого света, только сейчас замечаю огромную позолоченную люстру, свисающую с потолка. У нее три витые лапы, на каждой из которых висят абажуры матового стекла. Я буквально вижу электричество. Слышу, как оно гудит внутри лампочек, таких ярких, что смотреть больно.

Я разеваю рот и хочу позвать маму, но в последнюю секунду вспоминаю, что мы поругались. Вместо этого хватаю с кровати чемодан и бегу в дальний угол комнаты. Если электричество выскочит из стеклянных шариков, доберется ли оно до меня здесь? Мне отчаянно хочется выключить свет, чтобы стало безопасно, но я не знаю, как это сделать. На стене рядом с кроватью вижу два белых рычажка — похоже, это и есть выключатель. Но я уверена: меня шарахнет током, если я нажму не тот, что нужно.

Я чувствую, как внутри нарастает страх, и, сев в углу на корточки, шарю в чемодане: надо нащупать прореху в голубой обивке. Вот и она. Я лезу внутрь и вытаскиваю спрятанные там листы бумаги и карандаш. Мне становится чуть лучше, когда я разворачиваю сложенные страницы и разглаживаю замявшиеся места. Вожу трясущимся пальцем по строчкам и нахожу слово двери, затем кошки. Еще ниже записан свет электрический. Я снова смотрю на люстру, вдавливая палец в листок со словами, мысленно прокручиваю их в голове и проговариваю про себя. В конце концов я успокаиваюсь, разум проясняется.

Три года назад, вскоре после того как мне стали сниться кошмары, мама придумала, что справляться со страхами мне будет проще, если я стану записывать их на бумаге. Поначалу в Списке немыслимых страхов значилось всего лишь несколько жутких слов: гроза, пожар, туберкулез, развязанные шнурки. Как-то раз весной я увидела, как по дороге из школы мой одноклассник наступил на свои развязавшиеся шнурки, споткнулся, упал и расквасил себе нос. Кровищи было море.

Список пополнялся, и за несколько дней в него добавились следующие страхи:

хаггис (вареный бараний желудок, набитый молотой требухой и овсянкой, фу)

крысы

корабли (любых видов)

леденцы

разговорчивые незнакомцы

мотыльки

За несколько недель я исписала десять страниц с обеих сторон и очень этим гордилась. Я показала свой список моей учительнице, сестре Мод, а она вызвала маму в школу, и мы долго разговаривали о том, что эти «нездоровые навязчивые идеи» меня до добра не доведут. Я пыталась им объяснить, что думаю не о смерти, а только о том, как ее избегать. Но они не поняли разницы. Учительница оставила себе мой список «для личного архива», а мама твердила, что поощрять такое мое поведение было неправильно, и сказала, что я должна прекратить записывать свои страхи.

Разумеется, я ничего не прекратила, но теперь делала это тайком и записывала их в произвольном порядке, добавляя новые слова по своему усмотрению.

аллигаторы, муравьи, предметы с заостренным концом

летучие мыши, крупные волосатые носы

свечи с дрожащим язычком пламени

кошки, старые шкафы

темнота

двери. двери. двери

свет электрический, пустые коробки

пожары, туман, складывающиеся веера, отопительные котлы

призраки

С тех пор список сильно вырос. И поскольку то и дело появляются всё новые и новые страхи, места для них не всегда хватает. Поэтому они теснятся на полях или в обтрепанных и помятых уголках.

Некоторые нацарапаны вверх тормашками. Некоторые наполовину стерлись, и их уже не прочесть. А иные слова я столько раз обводила карандашом, что продырявила в этих местах бумагу.

Я веду пальцем по строчкам и думаю о торчащей из стены металлической трубке, которая издавала свист. Между пауками и дымовыми трубами есть чуточка свободного места, и я вписываю туда переговорные трубки огрызком карандаша. И медленно выдыхаю.

Через пару минут я вспоминаю о колокольчике и решаю для собственного спокойствия пробежаться глазами по странице. Слава богу, этот страх не очутился в моем списке, как сам колокольчик в чемодане. Возможно, кому-то это покажется неразумным — записывать все свои страхи и пропустить самый главный из них, — но я настолько боюсь этого колокольчика, что мне дурно от одной лишь мысли вывести эти буквы на бумаге.

Дело в том, что колокольчик — заколдованный.

Стоит услышать его позвякивание — и сковывает жуткий страх. Даже мама, а уж ей смелости не занимать, выдернула из колокольчика язычок, чтобы он больше не звенел.

От этих мыслей у меня внутри всё сжимается, и я стискиваю в руке листы со Списком немыслимых страхов. Я не убирала колокольчик в чемодан. Честно. Когда он исчез из нашей квартиры, я, как и мама, не знала, куда он подевался. Я не врала.

Но и до конца честной я не была.

Мама не знает, хотя явно подозревает, что это я потеряла колокольчик. Мне было тошно на него смотреть. Я до жути боялась, что он снова начнет звенеть, даже с выдернутым язычком. Вот поэтому я и спрятала его в старом пустом чемодане, думая, что нам не придется переезжать в ближайшее время. Но мама сильно огорчилась из-за пропажи колокольчика, так что я полезла в чемодан, чтобы достать его. И к моему ужасу, колокольчик исчез.

Сидя в своем углу, я слышу, как мама разговаривает с кем-то в холле. Мне пора готовиться к ужину, но я еще несколько минут собираюсь с духом, затем встаю и иду через комнату. Я изо всех сил стараюсь не встать под люстру и не попадать под электрический свет, пока запихиваю свои бумажки под матрас и раскладываю одежду. Прежде чем закрыть чемодан, я провожу пальцами по небольшой прорехе в подкладке. Я заметила ее только вчера, когда перед отъездом искала, куда спрятать список, но теперь мне ясно: колокольчик был здесь всё это время. Я не нашла его, когда искала, потому что он провалился под подкладку.

Целых полгода колокольчика не было. А теперь он вернулся.

И, как и красная дверь, он последовал за мной на этот ужасный остров.

Глава 6

Стол в столовой такой длинный и широкий, что его, наверное, изготавливали прямо здесь — иначе как он оказался внутри? Убираясь у всяких богачей, я видела такие огромные столы, но никогда не ела за ними. У меня в голове не укладывается, что теперь это всё и мое тоже. Мне кажется, нужно родиться в окружении подобной роскоши, чтобы чувствовать себя в своей тарелке. Хоть мама и вышла замуж за богача, такой гигантский стол никогда не будет полностью принадлежать нам.