— Вы его тоже знаете? — прошептал Дамир.
Олег едва заметно кивнул.
— И считаете, что они неправы?
— Они неправы, Дамир. Я понимаю, чем жестче давление, чем жестче хочется отвечать, но это дурной путь.
— Он виноват в тех убийствах, что на себя взял?
— Я не видел его карты после этого, но думаю, что да. Он исключительно честен.
— С меня сняли эти обвинения?
— Нет. Илья Львович передал его показания следователю, но их не приобщили, потом в суд, но у него не приняли даже заявление. Об обмене молчат. Вообще не идут на контакт с Лигой. Но это обычно долгий процесс. И голодовкой Вы ничего не добьетесь, Дамир. Тот, человек, который все решает в вашем деле, на голодовки не реагирует.
— Я уже добился того, что ко мне прислали вас.
— Это местное решение. Кстати, надо было написать заявление о голодовке и изложить требования. Вы не знали, что надо писать заявление?
— Нет, не знал.
— Больше так не экспериментируйте.
Олег Николаевич взял чайник и налил воды в алюминиевую кружку.
— Выпейте! Всего, что было достижимо, вы добились.
Дамир взял кружку из его рук и жадно отпил воды.
— Потихонечку, — сказал Штерн. — А это я сейчас выкину.
Он взял тарелку с кашей, подошел к мусорному ведру у двери и наклонил тарелку. Каша сползла вниз единым блином и шмякнулась на дно.
— Вам нельзя, — пояснил он. — Из голодовки надо выходить постепенно: сначала вода, потом сок, потом салатики. Вообще, они преступники, что оставили кашу на столе. Здесь вроде врач нормальный, он знает, что делать после голодовки, но я проконтролирую.
— Спасибо, — сказал Дамир. — Как же приятно слушать, когда человек говорит правду! Я так от этого отвык. Вы же мне ни разу не солгали. Я теперь кажется научился отличать. Раньше дурак был.
— И напишите вашему отцу, он очень волнуется.
— Я ему писал.
— Отписку на две строчки, что все хорошо? Мне Илья Львович показывал. Напишите подробно, все, как есть. Договорились?
— Да. Когда вы придете в следующий раз?
— Завтра.
Штерн приходил ежедневно хотя бы на час. Приносил письма. Их опять накопилась целая пачка. От однокурсников и совсем незнакомых людей, с открытками, фотографиями и словами поддержки: «Держитесь!», «Крепитесь!» и «Справедливость будет!». Иногда с подробными автобиографиями, пересказами новостей, стихами, рассказами и целыми трактатами. Дамир начал читать, зачитался и решил, что непременно сохранит все, даже, если там только одно надоевшее «Держись!», которых он насчитал более сотни.
Первые два дня ему разрешались только соки, наполовину разбавленные водой. На третий: овощные бульоны и жидкие каши. Еду заказывали в магазине при Центре или в столовой. Олег Николаевич настоял, чтобы выход из голодовки был минимум пять дней, хотя врач говорил, что и трех достаточно.
Олег выбил для своего пациента двухчасовые прогулки по состоянию здоровья. Медынцев легко согласился: пусть гуляет, лишь бы не создавал геморроя.
Но в первый же день выяснилось, что Дамир опять гулял один.
Штерн пошел к Медынцеву ругаться.
— Олег, ну кого я с ним выпущу? — ворчал Медынцев. — Это блок «F».
— Ну, что у тебя бандитов нет, мстителей, наемных убийц? Неужели одни маньяки и людоеды?
— Там, — Медынцев указал глазами наверх, — не хотят, чтобы он с кем-либо общался.
— Это почему? Им страшно, что вскроются их художества с пытками и фальсификацией доказательств или верят в собственные сказки и боятся распространения революционной заразы?
— И то, и другое, видимо, как ни странно.
— Значит так, или у Дамира будет нормальное общение или меня здесь не будет, — сказал Олег Николаевич.
«Нормальное общение» появилось на четвертый день, когда Олег взял выходной и принимал пациентов в своем кабинете в Москве.
Дамир очень весело рассказывал о новом знакомом, когда Олег пришел к нему на следующий день, и Штерн был просто счастлив наконец видеть его улыбку.
— Парня зовут Саша, — улыбаясь рассказывал Дамир. — Он убил прокурора в своем селе, если верить его рассказам, редкую сволочь. И знаете, что самое смешное? Они же все телевизор смотрят с моей физиономией и верят, что я из Лиги.
— И как? — опаской спросил Штерн.
— Смотрят, как на народного заступника и руку жмут. Я говорю: «Но в телевизоре же Лига метро взрывает и детей убивает». Он усмехается: «Что ж ты думаешь, если мы не из Москвы, так совсем идиоты? Мы знаем, что такое Лига».
И начинает мне рассказывать, что прокурор, которого он убил, не самый главный злодей в поселке, а заправляет всем некий депутат Дягилев Артемий Кузьмич. Любой бизнес отжимает, любую землю отнимает, девушек насилует, и вся полиция, прокуратура и суд у него на побегушках.
Станица Николаевская где-то под Краснодаром. Саша уже в Москве жил два года, поэтому и здесь, а в Николаевскую ездил мстить за сестру. Очень просил посодействовать перед Альбицким, чтобы этого гада в список внесли. Я говорю: «Саша, я не из Лиги, мне все обвинения навесили, меня пытали, я ничем не смогу помочь». «Знаю, — говорит, — знаю. Конечно, не из Лиги. Ты только запомни, Дамир: „Дягилев Артемий Кузьмич, станица Николаевская“. Нас все равно расстреляют, а людям поможем». «Тебя, — говорю, — может и нет, если будешь поменьше трепаться под их камеры. Жалобу можно через сайт подать». «Мы, уже подали, но лично-то как-то лучше».
— Дамир, — сказал Олег Николаевич. — Будьте поосторожнее.
— Да, мы шепотом, — одними губами сказал Дамир. — Он еще добавил: «Защиты и справедливости». Олег Николаевич, но ведь действительно так не должно быть.
«Сам проговорился, что знаком с Альбицким, — думал Олег. — Но иначе было нельзя, в том разговоре не должно было быть ни малейшей фальши, иначе бы все пропало».
Как легко он сказал это про расстреляют! У Олега сжалось сердце. Смирился? Решил остаток дней забыть о себе и помогать другим? Это, наверное, к лучшему. Но до чего же горько!
Вернувшись домой, он написал Андрею и изложил эту историю. И назвал имя, и место. Что мы должны делать, если убийца уже направил на нас пистолет, если насильник уже схватил свою жертву? Неужели стоять и ждать? Да, конечно, в идеале преступником должна заняться полиция, потом следствие, потом суд. А если нет ни полиции, ни следствия, ни суда? Остались одни названия без изначального смысла. И ждать помощи неоткуда, кроме пистолета в твоей руке.
Олег почувствовал, что теряет почву под ногами.
«Олег Николаевич, спасибо за информацию, — пришел ответ. — Мы проверим. Если невиновен, ни один волос не упадет с его головы. Не беспокойтесь. Нас сейчас просто забрасывают жалобами из регионов. С одной стороны, для нас это очень тяжело, людей не хватает, а с другой мы, конечно, зря сосредоточились только на столицах (если учесть, что Екатеринбург — это столица Урала).
Да, в столицах больше возможностей украсть по-крупному, но в глубинке такая средневековая жесть, что столицы кажутся обителями ангелочков. Исправимся. Будем расширяться и создавать региональные отделения. И делить список.
Если кто-то еще попросит „защиты и справедливости“ — пишите. Будет и защита, и справедливость, и даже милосердие, если случай не очень патологический.
Альбицкий».
Региональные списки появились примерно через месяц, они были на порядок больше столичных и проработаны не хуже: с перечислением и описанием преступлений, со ссылками на источники, иногда с документами.
Дягилев там был.
Саша узнал об этом еще через несколько дней. Бог его знает, как!
Подошел благодарить на следующей прогулке.
— Дамир, спасибо огромное! От всех нас.
— За что? — спросил Дамир.
— Дягилев в списке.
— Саша, я не из Лиги. Просто совпало так, вы же жалобу подавали через сайт.
— Да, я помню, что не из Лиги. Только вы там побыстрее как-нибудь с исполнением, ну очень достал!
Дамир вздохнул.
— Дамик, если тебе надо что-то, мы все сделаем. Деньги соберем, — сказал Саша.
— Спасибо, Саш. У меня все есть, меня поддерживают.
Саша понимающе кивнул.
— На письма не успеваю отвечать, даже не удобно. У меня их горы.
— Ну, так!
— Только адвоката ко мне больше месяца не пускают. Но с другой стороны и не допрашивают. Ни разу не вызывали.
Вопрос с адвокатом взялся решить Олег Николаевич. Но допуска Константинова так и не добился.
Решение пришло с неожиданной стороны.
В апреле Штерн получил очередное письмо от Альбицкого.
Глава 17
«Олег Николаевич, по нашей информации следствие движется к завершению и будет окончено максимум за две недели, — писал Альбицкий. — Учитывая такие космические скорости, сроки ознакомления с делом они сократят.
Я далек от мысли, что они не допустят Константинова даже до ознакомления, все-таки это явное нарушение закона. Но ему понадобиться помощник. У нас есть неплохой парень Петр Михайлович Левиев. Это штатный адвокат Лиги.
Он защищал двух наших агитаторов и вытащил на штрафы с амбулаторным посещением ПЦ, а одному курьеру дали за отсиженным. В наших обстоятельствах, сами понимаете, это блестяще.
У него есть еще одно несомненное преимущество: он знает детали убийств, приписываемых Дамиру, скажем так, из первых рук. И увидит несоответствия в тех показаниях, которые они для него напридумывали.
Работать будет pro bono, точнее за наш счет. От Константинова не отказывайтесь, он велик, и для Пети будет мастер-класс.
Альбицкий».
«Это дискредитирует Дамира», — написал Олег Николаевич.
«Дамира уже ничего не дискредитирует, — возразил Андрей. — Левиев не только наших защищал, он вообще специализируется по политическим делам. Все-таки потери Лиги не так велики, чтобы, работая только у нас, он не умер с голода. А преимущества его несомненны. С Константиновым посоветуйтесь».
Илья Львович идею одобрил.
И уже на следующий день после заключения договора с отцом Дамира, Левиева пустили к подзащитному.