Загудел телефон. Очень нехорошо загудел. Пожарная тревога. Этот сигнал Олег Николаевич всегда выставлял в программе мониторинга на случай резкого повышения у пациентов эмоционального фона.
Что-то случилось.
Олег даже не сомневался, что случилось с Дамиром, хотя взял в Центре еще двух не самых простых пациентов.
Он поставил машину на автопилот и заглянул в данные мониторинга. По экрану плыли острые красные пики.
Страх. Дамира разбудили, и ему очень страшно.
Позвонил Сергею.
— Что с Дамиром?
— Его увозят.
— Куда?
— В…
Телефон Сергея отключился.
И больше не отвечал на звонки.
Олег перешел на ручное управление и дал газу.
В начале восьмого он уже подходил к зданию Центра.
Еще минут десять заняла дорога по коридорам через дюжину тяжелых железных дверей к блоку «F». Последний кордон Штерн преодолел, когда дверь открылась, считав папиллярный узор его большого пальца.
Дежурный по блоку встал ему навстречу. Он был явно взволнован.
— Дамира увезли, Олег Николаевич. Только что. У меня отобрали телефон и не дали ничего сказать.
— Куда?
— Видимо, на Лубянку. Следственные действия.
— И не дали с психологом поговорить? Они знали, кто тебе звонит?
— Да.
— Они не имеют права его допрашивать без психолога, у него курс, у него карта под мониторингом, он на препаратах.
Честно говоря, на препаратах он не был. После голодовки Олег ничего ему не назначил. А что здесь назначать? Антидепрессанты? Успокоительное?
Но Олег как-то сразу разрешил себе эту маленькую ложь. Очевидно же, что во спасение.
Здесь же, не скрываясь, отстучал Левиеву в Телеграм: «Дамира увезли на Лубянку. Вас предупредили?»
«Нет. Спасибо», — пришел ответ.
— Адвокату? — просил Сергей, кивнув на телефон. — Его должны вызвать, если это допрос.
— Должны! — хмыкнул Штерн. — Они ведут себя, как банда.
— Это точно.
— Я в Москву, — бросил Штерн и поспешил обратно, к выходу.
Поставить машину на автопилот и смотреть мониторинг или гнать?
Пока Дамир в автозаке, сигнала с модов может и не быть, не в каждой машине есть ретранслятор, зато есть в любом СИЗО и ИВС.
Так что Олег выбрал гнать. В карту заглянул только, когда припарковался недалеко от СБ. Данные были и странные: на фоне страха явные следы каких-то сильных положительных эмоций.
По скорости реакций было очевидно, что Дамира допрашивают.
Олег позвонил Маленькому. Телефон не отвечал. Кивалину. С тем же результатом.
Кинул в телеграм Левиеву: «Дамира допрашивают. Пока без физического воздействия. Следователи не отвечают».
«Я тоже не могу дозвониться. И Константинов не может. Откуда известно, что его допрашивают?»
«Видно по карте. У него карта под мониторингом. У меня доступ, как у лечащего врача».
«Я уже у входа. Вы далеко?»
«Иду!»
Они встретились уже у охраны.
— Мы к Александру Филипповичу Маленькому, — сказал Олег Николаевич. — Он сейчас допрашивает моего пациента. Я имею право присутствовать. А это его адвокат. Разрешите пройти?
И они дружно показали удостоверения.
— Нет никакого допроса, — сказал охранник. — Если вы понадобитесь, вам позвонят.
— Есть! — сказал Левиев. — Они не имеют право допрашивать без адвоката.
— У меня приказ никого не пускать, покиньте здание, иначе вас выведут.
— Никуда мы не уйдем! — сказал Олег.
Но остаться не получилось.
Вывела охрана.
Но и далеко они не ушли, устроившись на лавочке в сквере у памятника жертвам репрессий.
— Интересно, скоро сюда еще один камень поставят? — сказал Левиев. — Место есть.
Олег Николаевич смотрел на идеально пригнанные друг к другу гранитные плитки под ногами, ухоженные ели, ажурную чугунную решетку, окаймляющую ровный стриженый английский газон.
— И при нем началось большое строительство, — процитировал он.
— При ком?
— При Драконе, — вздохнул психолог. — Это Шварц.
— А-а.
— Вы знаете, Петр Михайлович, это первый случай в моей практике, когда меня не пускают к пациенту на допрос.
Левиев хмыкнул.
— Политическими делами не занимаетесь, Олег Николаевич. У меня так, наверное, двадцать первый.
— Ну, это же прямое нарушение закона!
— Да, а что? Вас удивляет?
— Отвык. Пять лет работал только как частный психолог.
— Как у Дамира карта?
— Пока нормально. С учетом допроса. У меня сигналит, если проблемы. Я потом подробно посмотрю.
— А о чем спрашивают можно понять?
— Это немного дольше, но да.
Олег зашел в подробные характеристики.
Вопросы были крайне эмоционально значимы. Точнее был всего один вопрос.
— О чем? — повторил Левиев.
— О Даше. Причем в весьма грубой форме.
— Ну, еще бы! Как мы вовремя ее у них из-под носа увели!
— Он не знает, где она, и понял, что они тоже не знают, и жутко рад этому, несмотря ни на что.
— Даша уже не в России, Олег Николаевич. Они перешли границу.
— Когда?
— Только что.
И тут телефон взвыл пожарной сиреной.
Эмоциональные пики на графике сошли с ума. Вспыхнул датчик болевых зон.
— Его бьют! — сказал Олег.
И сжал руку в кулак.
— Я сейчас поставлю телефон на автодозвон этим гадам и пусть слушают, пока не возьмут.
— Да мы у них в черном списке, наверное, — сказал Левиев. — У меня есть идея получше. Киньте мне ссылку на мониторинг.
— Я не имею права.
— А они имеют право?
И Олег кинул ссылку с паролем.
— Ну все, — усмехнулся Левиев. — Теперь смотрим новости. Будет интересно.
Первым отреагировал канал «После дождя»:
«Только что нам стало известно, что обвиняемого по делу Лиги Свободы и Справедливости Дамира Рашитова вывезли из Психологического Центра в здание СБ на Лубянке. Ни психолог, ни адвокат не были к нему допущены. По сообщению психолога, Дамира пытают. Прямо сейчас. В нашем распоряжении оказались данные мониторинга его карты. Наш эксперт утверждает, что они прямо указывают на пытки».
— Ничего, что на вас ссылаются? — спросил Петр Михайлович.
— Пусть ссылаются. Все равно буду в прокуратуру жалобу подавать.
— Вместе подадим.
Вслед за «После дождя» новости пошли косяком: «Открытый портал», «Новые времена», «Деревня», «Папирус» и даже вполне умеренный «Бизнес в России».
— Думаете, поможет? — спросил Олег.
Левиев пожал плечами.
— Иногда помогает.
Телефон перестал истошно гудеть минут через десять.
Болевые зоны светились, но не так резко. Новых ударов больше не было.
— Кажется, сработало, — сказал Штерн.
В ПЦ Дамира не вернули, перевели в Лефортово, причем даже не в СИЗО, а в ИВС. Смысл в общем понятен: в ИВС не доставляют даже письма и свидания возможны только теоретически. Ни Олега Николаевича, ни адвокатов к Дамиру не пускали.
С другой стороны, ИВС при Лефортовской тюрьме был учреждением относительно новым, и существовал всего лет десять, так что бытовые условия там были более или менее, даже горячая вода. И больше десяти дней там держать не имели права.
— Следы пыток прячут, — прокомментировал Левиев.
Они с Константиновым уже подали заявления о пытках во все возможные инстанции.
И ходатайствовали приобщить к делу отказ Дамира от всех старых показаний как данных под пытками. Условия были выполнены. Даша в безопасности. Она в тот же день покинула слишком близкую Украину и улетела в Испанию.
Олег Николаевич попытался тормознуть адвокатов.
— Ну, он же у них в руках! Они могут снова его избить.
— Он все равно у них в руках, — заметил Петр Михайлович. — Даже в ПЦ. А у вас в руках его карта и доступ к мониторингу. В случае чего, кидайте мне ссылку.
Об отказе Дамира от показаний написали все оппозиционные издания.
Дамир не был его единственным казенным пациентом, и через день после событий понедельника, Олег Николаевич поехал в Лесногородсткий Центр.
Однако дальше кабинета Медынцева не дошел.
Алексей Матвеевич сидел за письменным столом в своем начальственном кожаном кресле с высокой спинкой и даже не предложил Олегу Николаевичу сесть, так что тот уселся, не дожидаясь приглашения.
— Пиши заявление об увольнении по собственному желанию, — устало сказал Медынцев.
— С какой стати?
— Ты нарушил правила внутреннего распорядка, дав ссылку на данные мониторинга карты Дамира журналистам.
— Ничего писать я не буду. Если считаешь, что я что-то нарушил, увольняй по статье. Так и пиши, я не против: дал ссылку журналистам, чем тут же признаешь, что ссылка подлинная. А за увольнение спасибо. Столько, сколько здесь за месяц, я в моем частном кабинете за два дня зарабатываю.
— Я тебя уволю за прогулы.
Олег Николаевич пожал плечами.
— Мне конечно все равно, но в суд я подам, просто, для порядка.
— А Дамира не жалко?
— Как я смогу ему помочь, если уволюсь?
— Мы могли бы неформально договориться.
— С тобой, Леша, я не пойду на неформальные договоренности.
Штерн покинул в этот день Центр, так и не встретившись с оставшимися двумя пациентами, и не надеясь вернуться.
На следующий день Алексею Матвеевичу пришли два письма. Письма были пациентам Центра от Штерна и переслал их местный цензор, не решивший самостоятельно пропускать или заворачивать.
Обоих пациентов Олегу Николаевичу навязал Медынцев, как только ситуация с Дамиром немного нормализовалась. И оба были не подарок.
Первого звали Виктор Воронин и он убил по пьяни жену и ребенка. Так как убийство было явно бытовым, приговорили его к двадцати годам, что еще было везением.
Такие персонажи не вызывали у Алексея Матвеевича ничего, кроме отвращения, и наводили на мысль, что евгеника — не такая уж плохая идея.
В Центр Воронина привезли на коррекцию уже после приговора, так что курс был недобровольным. От лечения пациент отказался наотрез. А попытка ввести препараты насильно кончилась отказом от еды.